Избранное. Том 2 - Петраков Николай Яковлевич - Страница 3

Примерно так же обстоит дело и с другим горбом – финансированием так называемых бюджетных отраслей и социальной сферы в целом. О проблемах этой сферы пролито много слез и в залах заседаний высших руководящих органов страны, и на страницах газет. Поэтому ограничусь лишь одним фактом. Как бы ни реформировалась эта сфера, еще долгие годы бюджет будет нести весомую нагрузку по финансированию разнообразных социальных программ. Тщетно надеяться, что с помощью страховой медицины, частных пенсионных фондов и т. п. бюджет может легко сбросить этот горб расходов.

Таким образом, наша экономическая система была обречена на то, чтобы на первоначальном этапе реформ (два-три года) жить в условиях бюджетного дефицита, а следовательно, инфляции, поскольку превышение расходов над доходами государство может покрыть либо долговыми обязательствами, либо денежной эмиссией. Речь могла идти лишь о том, чтобы процесс перевести в форму управляемой и по возможности умеренной инфляции. Попытка с помощью «дефляционного шока» превратить верблюда в арабского скакуна или хотя бы в лошадь Пржевальского была изначально авантюристской. Но тут из подсознания всплыло: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» И побыстрее. Но что можно сделать быстро? Ликвидировать «верблюжесть» бюджета быстро нельзя, структурную перестройку народного хозяйства – тоже, приватизация, как видим, оказалась трудным орешком. Единственное, что можно сделать быстро, – это залезть в карман населения. По официальным данным, индекс реальных доходов занятых в материальной сфере составил в июне 1992 г. по отношению кноябрю 1991 г. 56,3 %, а у пенсионеров – 44,6 %. Вот реальный «сухой остаток» после взрыва гремучей смеси под названием «шокотерапия».

Другим результатом явилось ускорение спада производства. И не вообще, а по товарам первой необходимости: продовольствие – 28 %, в том числе мясомолочная продукция – 34 %.

Стремясь сократить всеми силами платежеспособный спрос, правительство ударило по тем, кто формирует предложение, – по производителям товаров. В результате вместо обещанного изобилия, но по очень высоким ценам – следующая картина. Госкомитет России регулярно регистрирует в 132 городах наличие в продаже товаров (наблюдение ведется по 70 товарам). И вот в один из обычных июньских дней зарегистрирована следующая типичная картина: в продаже отсутствовала говядина в 31 городе, рыбные консервы – в 94, пшеничный хлеб из муки высшего сорта – в 62, овсяная крупа – в 110, макароны – в 92, творог – в 59 и т. д. Как говорится, приехали.

Укрепление рубля

«Смотрите-ка, – говорят нам со Старой площади, – раньше рубль никого не интересовал, а сейчас за ним все бегают». Рубль твердеет – подхватывают иные журналисты… Но каким же это волшебным образом в стране с бодро растущими ценами, т. е. падающей покупательной способностью национальной валюты, и печально поникшей кривой производства может повышаться курс рубля?

…При Рыжкове – Павлове денег было много, сделаем, чтобы их было мало, – вот еще одно простое решение реформаторов. Но простота бывает хуже воровства. Так называемый кризис с наличностью создан искусственно. Это не техническая проблема. Если бы она была такой, т. е. десяток способов разрешить ее за месяц, а в распоряжении правительства было время с ноября. Именно тогда руководители Госбанка предупреждали, что если ничего не делать, то весной могут возникнуть денежные бунты… Знали, но не хотели. Ведь это же арифметика. Во всех экономических учебниках от марксистских до кейнсианских и неолиберальных содержится формула количества бумажных денег, необходимых для обращения, для обеспечения бесперебойных платежей, обслуживания товарооборота… Людям не платят заработанные деньги, предприятия лишают оборотных средств и накоплений, – и это выдается за политику укрепления рубля.

В мае задержки зарплаты, пенсий, пособий составили 78,5 миллиардов рублей при общем объеме выплат населению 272,3 миллиардов рублей. В результате де-факто население в мае получило на руки денег меньше, чем в апреле. И это под аккомпанемент заявлений высоких правительственных чиновников об «упреждающем» повышении зарплаты работникам бюджетных организаций и пенсий во втором квартале. На поверку речь идет о самой нецивилизованной, юридически незаконной форме замораживания доходов населения.

В этой ситуации, конечно, все бегают за рублем, но для того, чтобы от него скорее и освободиться. Это никакие не «твердые» деньги, никак не СКВ, которую лелеют и прячут на груди или еще где-нибудь.

Кстати, об СКВ и конвертируемости рубля. Здесь, похоже, правительство заморочило голову не только обывателю и экспертам из МВФ, но и самому себе. Прежде чем с серьезным видом спорить, каким должен быть рыночный курс рубля: 125,26 или 126,25 – единым, плавающим, фиксированным, зададимся вопросом: а был ли мальчик? Т. е. может ли существовать рыночный курс любой валюты без валютного рынка? Нет. А есть ли у нас валютный рынок? Нет. Есть валютный аукцион, который представляет собой разновидность циркового аттракциона. На манеже выступают несколько продавцов и покупателей валюты (так называемых, поскольку, чтобы попасть в ту или иную команду, надо соответствовать целому ряду жестких требований) и Центральный банк России. На продажу выставляется микроскопическая с точки зрения валютного оборота страны сумма (от 10 до 50 млн долл.). Если бы на этот аукцион был допущен западный банкир или промышленник средней руки, но с чувством юмора, он смеха ради мог бы скупить весь этот аттракцион-аукцион или установить путем небольшой валютной интервенции любой на спор задуманный курс рубля в диапазоне от 1:1 до 1:300. Но то же самое, между прочим, при желании могут сделать и г-н Матюхин, и кое-кто из новых российских коммерческих структур. Главное, что каким бы ни установился валютный курс рубля на этих игрушечных торгах, он никак не будет связан с реальной экономической ситуацией в стране, и поэтому он не играет роли одного из барометров, как это имеет место во всем мире.

Непонимание этой очевидности приобретает у правительства прямо-таки комические формы. Мы не можем терпеть, восклицает один из высоких государственных чиновников, чтобы цена на нефть на нашем внутреннем рынке составляла 3 % от мировой! Секрет получения этой цифры прост: мировая цена умножается на 146 или 125,26 и соотносится с действующей рублевой ценой. Помилуйте, а вы можете терпеть вычисленную по той же методе 15—20-долларовую среднемесячную зарплату? А знают ли в правительстве, что свободная рублевая цена на нефтяной бирже в России дает курс доллара 1:30, 1:40?

Аукционный курс ведет свое происхождение от курса черного рынка. Он до сих пор де-факто формируется по экзотической товарной корзине, куда входят персональные компьютеры, видеомагнитофоны, телевизоры, женская косметика. Соотношение мировых и внутренних цен на эти товары и диктует курс рубля к доллару. Проецировать его на всю экономику нелепо теоретически и убийственно практически.

Интенсивное формирование свободного рынка

Вспомним, что расцвет Сухаревки был в период военного коммунизма. Толкучки получили широкое распространение и в годы Великой Отечественной, когда господствовала карточная система. Толкучка – это агония рынка, а не его «буревестник». Отсутствие цивилизованной рыночной инфраструктуры и катастрофическое состояние денежного обращения – питательная среда для «комков», перекупщиков, рэкета.

Правительство демонстративно не желает оказывать реальную поддержку формированию бирж, коммерческих банков, мелкого и среднего бизнеса, фермерства. Наоборот, курс на либерализацию больнее всего ударил по нарождающемуся частному сектору, что особенно просматривается в сельском хозяйстве.

Искусственное ограничение платежных средств убивает рынок. За красивым словом «бартер» скрываются вынужденная натурализация обмена, господство примитивных хозяйственных связей, произвол чиновника, диктат производителя.