Приключения студентов
(Том II) - Минцлов Сергей Рудольфович - Страница 22

— Мы к холоду привыкли!.. — сказал Луиджи. — Разрешите остаться наверху?

— Как знаете!..

Стало сильно темнеть и по углам столовой зажгли четыре факела; столы быстро покрылись всякою снедью, откуда-то прикатили целую бочку вина и началось шумное пиршество.

— Кто эти люди — как ты думаешь?.. — потихоньку спросил Марк у Луиджи, сидевшего с ним рядом.

Тот удивленно глянул на него.

— Да неужели сам не видишь?.. Ангелы с небес! А зовут их разбойниками!

После ужина началось пение и многочисленный хор долго оглашал древние стены; Ян и Ярослав, незамеченные никем, вышли из-за стола и попали на открытую, широкую и тоже мраморную веранду. Из черно-синего неба прямо на них глянул узкий серп месяца; мигали несколько звезд. Нет-нет и безмолвный лес, вторя вилле, вдруг разражался бурными криками, хохотом и пением.

Ян и его товарищ долго стояли и слушали ночь. На белых плитах пола лежали от них две слабые тени. Лица обоих были подняты к небу — оттуда доносилось курлыканье журавлей.

В полдень другого дня путники остановились близ дороги для обеда уже далеко от волшебной виллы и сделали обрадовавшее их открытие: кроме многочисленных съестных припасов в одной из сум оказался тяжелый узел, заключавший в себе дар предводителя разбойников — двести золотых монет.

Луиджи желтой струей высыпал их перед товарищами на плоский камень.

— Что, рыжеусый кит — какому святому надо молиться в пути?!.. — торжествующе воскликнул он.

ГЛАВА XXXIII

Незаметно минули еще две недели — и однажды утром с горы перед путниками вдруг развернулась панорама громадного города, привольно раскинувшегося на семи холмах; весь его серою лентою обвивали крепостные стены и частые башни.

— Рим!.. — коротко проговорил Луиджи.

Путники опустились на колени, сняли шляпы и благоговейно стали читать молитву.

Двумя крутыми изломами синел рассекающий город Тибр; среди самой широкой части его виднелся остров Тиберия, весь взъерошенный мрачными высокими башнями и замками; несколько каменных мостов желтыми арками перекидывались с берега на берег; всюду, куда ни хватал глаз, высились мертвые, неимоверные громады сооружений.

Дорога сбежала в низину и стала виться среди языческого кладбища, тоже вытянутого вдоль нее, как и около Флоренции, только памятники были внушительнее и больше числом; попадались целые замки и башни, охранявшие вечный сон знатных матрон и патрициев.

Вскоре впереди забелела стена; между двумя близко поставленными башнями виднелись открытые ворота.

— Триумфальные ворота!.. — объявил Луиджи.

Насколько просторным казался Рим издалека, настолько же тесными и мрачными оказались вблизи его кривые и полутемные улицы.

То и дело попадались то башни, то целые крепостцы магнатов, перемежавшиеся с грязными лачугами бедноты, развалинами дворцов, круглыми языческими, полуразрушенными храмами. Во всю ширину первой же попавшейся площади лежала, обросшая травой и кустами, опрокинутая колонна, разбившаяся на три куска. Встречных было немного; все шли вооруженные, под плащами многих поблескивали кольчуги.

Знакомая Луиджи траттория находилась в закоулках близ замка Кресчентиев и неаполитанец направился туда. Только что путники свернули в ее сторону — заслышался далекий и беспорядочно-частый звон колокола; так же беспокойно зазвучал другой, третий… тревожный звон распространился по всему городу. Показались бегущие люди; из домов выскакивали, на ходу прилепляя шпаги и кинжалы, обыватели. Все мчались по одному и тому же направлению, к базилике Св. Петра на Ватиканской горе; двери домов стали быстро запираться; окна усеялись женскими любопытными лицами.

— Что случилось?.. Где?.. — обратился Луиджи к одному из бежавших мимо людей.

— Папу отравили!.. — кинул тот в ответ.

Взволновавшийся Луиджи выискал глазами еще не запертую дверь, поручил кому-то на время ослика и выскочил опять на улицу. — За мной!!.. — крикнул он таким голосом, что все пятеро товарищей его, не спрашивая и не понимая ничего, пустились за ним бегом.

Скоро показалась лесистая гора; на широком уступе ее белела базилика Св. Петра; к ней прижимался древний потемнелый замок, служивший папам дворцом; к нему черным горохом катились со всех сторон пешеходы, неслись, не разбирая пути, всадники.

Вместе с толпой путники ворвались во внутренние покои дворца; им навстречу выбегали люди, тащившие серебряную посуду, ткани, ковры; в первой комнате обдирали стены, ломали шкапы, срывали украшения. Казалось, сотни озверелых разбойников завладели дворцом.

В соседней большой и высокой зале, на возвышении, покрытом красным сукном, в белой сутане и с тройной тиарой на голове лежал с посинелым лицом папа; неплотно прикрытые, словно прищуренные, тусклые глаза его наблюдали за творившимся.

Кругом бесновались безумные. На мертвого никто не обращал никакого внимания; люди взламывали шкафы, сундуки, рвали с дверей, с окон занавески и портьеры, дрались и катались по полу, вырывая друг у друга награбленное. В свалке принимали участие не только простые граждане, но и множество нобилей.

— Что такое творится?!.. — в изумлении проговорил Марк.

— Не зевайте!.. — отрывисто приказал Луиджи. — Тащите все, что попадется!

Он кинулся к одному из драгоценных шкафов, но тот оказался уже опустошенным и только прикрытым полуразбитой дверцей.

Луиджи запустил руку в соседний и вдруг почувствовал, что локоть его сжали железные тиски. Он оглянулся и увидал всегда безмолвного Адольфа. Лицо богатыря побледнело, под втянувшимися глазами проступила синева.

— Брось!!.. — прогудела октава. — Не смей!

— Это еще почему?!.. — возмутился Луиджи. — Да здесь так всегда поступают с папами и епископами — грабят их дворцы в день смерти.

— Не смей!.. — повторил Адольф, не выпуская руки неаполитанца. — Он глядит, — будет несчастье!.. — в голосе его прозвучало что-то такое, что пробудило в неаполитанце суеверное чувство.

— Да пусти руку-то, черт, сломаешь ведь!!.. — сердито воскликнул он, косясь на мертвого. — Тут и брать-то нечего — одна дрянь осталась!..

Товарищи Луиджи набожно приложились к туфле папы и, не взяв ничего, пробились наружу; площадь св. Петра, бывшая когда-то знаменитым садом Нерона, казалась шумным базаром: везде несли перекинутые через плечо шали, ткани, узлы, из которых торчала всякая всячина; раздавался оживленный говор и смех — римляне справляли свой праздник и легко менявший свое настроение Луиджи почувствовал недовольство собой за глупую, по его мнению, уступчивость, заставившую их остаться в такой удачный день с пустыми руками.

— В пап верят тем больше, чем дальше от них!.. — сказал он. — А в Риме они — тьфу… — он плюнул, — вот они что! Недавно их сразу было три… один другого хуже! Будь я трижды анафема, если еще хоть раз в жизни послушаюсь рыжих!

Путники отыскали дом, где был оставлен ослик и благополучно добрались с ним до траттории.

Рим — полумертвый, пустынный — подавлял своей необъятностью, величием и числом заколоченных дворцов, цирков и бань, рассчитанных на десятки и сотни тысяч посетителей. Всюду из христианства выглядывало язычество; бесчисленные храмы богов увенчались крестами или стояли заколоченными; гору цезарей — Палатин — покрывали мраморные громады-дворцы, возводившиеся на ней чуть ли не каждым императором. Без дверей, без окон, без жителей они медленно разрушались и жутью веяло от безмолвных стен, видевших тысячи убийств, оргий и зловещих безумцев, правивших миром.

Внутри многих дворцов еще стояли в нишах статуи, можно было найти всевозможные предметы, но разве изредка мелькала там человеческая тень: Палатинский холм, весь изверченный подземными ходами, считался особенно страшным и нечистым местом.

Так же пустынен и мертв был самый центр города с его форумами, монастырем весталок, триумфальными арками, колоннами и Колизеем — этим чудовищным каменным гнездом с тысячами окон, между которыми в нишах стояли, воплощенные в мрамор, знаменитые люди.