Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" - Страница 103

— Ты… — свистяще прошептала она и, остановив на Хайнэ осмысленный взгляд, вырвала пальцы из его ладони. Подняв руку, она коснулась его лица трясущимися пальцами, и из груди её вырвался хриплый, изумлённый стон. — Пришёл… пришёл… Всё было не зря.

«Она принимает меня за другого», — мелькнуло в голове у Хайнэ, но он не собирался развеивать эту иллюзию.

Наверное, это было к лучшему.

— Пришёл, — сказал он и постарался улыбнуться так ласково, как только мог. — Я больше никогда тебя не оставлю.

Он наклонился и коснулся дрожащими губами бледного, покрытого испариной лба больной.

Она обняла его и заплакала.

— Душа моей души… — коснулся ушей Хайнэ тихий, едва слышный шёпот, больше похожий на нежный шелест листвы.

Тот замер.

Что-то в сердце кольнуло, и волна боли начала разливаться в его груди, одновременно с волной изумления, счастья и горькой, нежной любви.

«Неужели… — потрясённо думал он. — Неужели она приняла меня за Него?..»

И что-то подсказывало ему: да.

Слёзы всё-таки прорвались, как он ни старался их сдержать, но Хайнэ утирал их свободной рукой, чтобы они не капали на лицо умирающей: она не должна была осознать свою ошибку.

Потому что Милосердный не мог плакать, не мог сам испытывать боли и страданий, потому что всё его сердце должно было быть занято одной только любовью.

За окном показалось солнце; тёплые, золотистые лучи скользнули по мутным, давно не мытым стеклам, и комнату затопил неяркий свет.

Когда Хайнэ прекратил плакать и выпрямил спину, он обнаружил, что сжимает в объятиях покойницу.

Первым чувством, которое он испытал, было отстранённое удивление.

Волны эмоций схлынули, оставив его странно равнодушным к явлению человеческой смерти, которое, казалось бы, должно было потрясти его до глубины души. Женщина только что умерла у него на руках; он обнимал труп и ничего не чувствовал: ни страха, ни печали, ни отвращения.

Хайнэ вспомнилось, как в детстве они с Иннин пугали друг друга рассказами про покойников.

«Если посмотришь ему в глаза сразу после того, как он умрёт, то увидишь там огонь Подземного Мира, а если задержишь взгляд, то покойник утащит тебя за собой!» — уверяла его сестра и торжествующе хохотала, когда Хайнэ не мог сдержать оторопи.

Но сейчас страха не было.

Хайнэ посмотрел в глаза покойной и увидел в них своё отражение.

Положив руку на лицо девушки, он закрыл ей веки.

— Сестрёнка умерла? — вдруг с любопытством спросила девочка, до этого тихо игравшая возле стены.

В голосе её прозвучал неподдельный интерес.

Хайнэ вздрогнул.

Первым его импульсом было отчитать девочку, внушить ей, что нельзя таким тоном говорить об умершей, что нужно испытывать печаль, но потом он понял, что это напускное; что его собственные чувства сродни тому, что испытывает она.

— Да, умерла, — тихо ответил он.

— И больше никогда не проснётся? — допытывалась девочка. — А завтра? А послезавтра?

— Нет, никогда.

Девочка растерянно замолчала.

Хайнэ пришло в голову, что она просто не понимала, что такое смерть, от того и среагировала так. А он понимал, и всё равно ничего не почувствовал. Ему стало стыдно за себя.

В голову пришло: а если бы умер кто-то из его близких, он повёл бы себя так же, он всё равно не испытал бы ни капли скорби?

И вслед за этим потянулась другая, чудовищная мысль: «Хорошо бы кто-то и в самом деле умер, чтобы я мог это проверить. Но кто? Нита?»

Хайнэ выпустил руку покойной и сильно выпрямился, отвернувшись, чтобы Хатори не увидел разлившейся по его лицу бледности.

То, что он вдруг обнаружил в себе, было ужасным, отвратительным, недостойным чужих глаз.

Только что он мнил себя Милосердным, облегчающим чужие предсмертные муки — и вот теперь у него такие мысли.

Ему казалось, что он рухнул с небес на землю.

— Почему твоя сестра оказалась здесь? — спросил Хайнэ у девочки, чтобы отвлечься. — У неё не было денег на помощь жриц?

Та покачала головой.

— Бабушка выгнала её из дома. Сказала, что раз она не верит в Великую Богиню, то пусть справляется без её помощи и рожает сама.

Хайнэ вздрогнул, чувствуя, как начинает колотиться его сердце, быстро и болезненно.

Так, значит, интуиция не обманула его: он правильно всё понял и встретил свою духовную сестру, свою единомышленницу по вере.

Увы, слишком поздно…

«Благодарю тебя за это чудо, — подумал Хайнэ, закрыв глаза, и снова сжал холодную руку покойной. — Благодарю тебя, душа моей души. Спасибо за то, что я узнал о том, что я не один. Я так давно ждал подтверждения… И вот оно пришло, благодаря случайности. Спасибо тебе, Мой Возлюбленный, спасибо».

Помолившись, он снова открыл глаза и скользнул взглядом по лицу умершей. Оно было измождённым, но всё же таило в себе остатки былой красоты: заострившиеся черты были правильными, тонкими; тёмные волосы, рассыпавшиеся по подушке — густыми и гладкими.

Хайнэ почувствовал, как сердце его сжимает тоска.

Если бы они встретились раньше, если бы…

Но этому не суждено было случиться.

Но всё же то, что произошло, подсказало ему: он должен искать в Нижнем Городе. Никогда ему не встретить среди знати своих единомышленников, Энсаро был уникальным случаем, удивительным. Значит, он должен перебороть своё отвращение, свою брезгливость, и, возможно, наградой ему станет ещё одно чудо — может быть, когда-нибудь он встретит другую девушку. Ту самую, что предназначена ему, и чья душа будет откликаться на тот же зов…

Одна мысль об этом внушала странную горечь, как будто Хайнэ наперёд знал о том, что это невозможно — знал, хотя и не прекращал надеяться.

Глубоко вздохнув, он поднялся на ноги, и Хатори поддержал его за пояс.

— А где же ребёнок? — вспомнил Хайнэ.

Ему захотелось взять дитя покойной на руки. Он подумал, что позаботится о нём — найдёт людей, которые будут воспитывать его с любовью и лаской, а когда ребёнок подрастёт, расскажет ему о Милосердном, которого чтила его мать, и с мыслью о котором она умерла.

Но этим надеждам не суждено было сбыться.

— Братик тоже умер, — сказала девочка. — Ещё вчера.

Хайнэ весь сжался.

Он уже успел представить себя благодетелем, который одарит дитя королевскими дарами, вообразил, что жизнь умершей продолжится в её ребёнке, и этот ребёнок исполнит её мечты и будет жить в согласии с её верой. Но теперь получалось, что ничто и нигде не продолжится.

«Всё было не напрасно», — сказала она, но сказала, обманувшись. Это её ощущение было лишь иллюзией.

Хайнэ охватила горькая, муторная тоска, которая переросла в глубокое смятение, когда он вспомнил о представлении, которое устроил для него Маньюсарья, и о желанной сцене, над которой он плакал.

Но даже умирая в одиночестве от лихорадки, он продолжал ждать и верить… и тогда, когда его вера почти иссякла, а жизни в теле оставалось лишь на горчичное зёрнышко, тогда, наконец, пришёл тот, кого он искал.

— Прости, что заставил тебя ждать так долго, моё дитя…

Что, если встреча Энсаро с Милосердным была таким же миражом, как тот, который Хайнэ собственноручно устроил для умирающей?

Энсаро был тяжело болен…

Хайнэ пошатнулся, охваченный ужасом, и Хатори помог ему удержаться на ногах — но не удержать рассыпающийся от одного этого допущения мир.

Всё могло оказаться ложью — но только не это.

«Но, может быть, всё было совсем не так, — думал Хайнэ на обратном пути домой, пытаясь себя успокоить. — Кто знает, сказал ли Манью правду? Я никогда прежде не слышал ни о каком Хаалиа, существовал ли он на самом деле?»

Он замер, внезапно вспомнив о той вещи, которая ни разу не приходила ему в голову до этого.

Энсенте Халия. Хаалиа…

Вторую часть своего псевдонима он, сам того не подозревая, взял в честь ненавистного брата Энсаро, чьё имя глупые люди смешали с именем пророка.

Когда они с Хатори вернулись домой, мать протянула Хайнэ свиток, скреплённый печатью с изображением императорской мандалы.