Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" - Страница 123

Онхонто, подвернувший рукава своего роскошного одеяния так, как будто это была простая крестьянская рубаха, доставал цветы из воды, отряхивал, расщеплял снизу стебли и бережно ставил в вазу.

— Как бы я хотел действительно быть цветком… вот этим, которого так ласково касаются сейчас ваши руки, — проговорил Хайнэ тихо.

Онхонто обернулся к нему и своим чутким, проницательным взглядом сразу же увидел, что что-то не так.

— Что-то произошло, Хайнэ? — Он оставил свои цветы и подошёл к нему.

— Произошло, — ответил Хайнэ почти весело. — На улице такая прекрасная погода. Пойдемте погулять?

— С удовольствием, — согласился Онхонто.

Слуги принесли для него и Хайнэ тёплые накидки, и они спустились в сад. Погода и в самом деле стояла чудесная: прохладная, как и полагается в конце осени, но очень солнечная. Воздух был удивительно чист; ветки деревьев и ещё зелёные стебли растений были покрыты лёгким слоем инея, и всё вместе создавало удивительно красивую, яркую картину смешения четырёх цветов — красного, белого, жёлтого и зелёного. Это была почти что четырёхцветная императорская мандала.

Хайнэ вдруг остановился и поглядел вперёд, на поднимавшееся из-за деревьев солнце каким-то затуманенным, расслабленным взглядом.

— Вам не тяжело идти, Хайнэ? — забеспокоился Онхонто.

— Нет, что вы, — возразил тот, слабо улыбаясь. — Я настолько счастлив сейчас, что, кажется, и полететь могу. Знаете, это необыкновенное ощущение. Я… так люблю всё это. И солнце, и деревья, и снег, и небо, и землю, по которой иду. И даже этот дворец, который ненавидел с тех пор, как меня отсюда выкинули.

— Это хорошие ощущения, Хайнэ, — мягко подбодрил его Онхонто. — Я очень рад, что вы их испытывать.

— Представить не могу, что несколько недель назад я сам пытался лишить себя жизни, — продолжил Хайнэ измождённым от смешавшихся в нём эмоций голосом. — Я так хочу жить… Хотя нет, конечно же, я прекрасно понимаю, что не будь сейчас моя жизнь в опасности, я никогда бы этих ощущений не испытал. Но, знаете, оно стоит того. И всё-таки я умираю от мысли, что могу всё это потерять, именно теперь, когда я осознал, какое это счастье — просто жить, просто быть рядом с вами… Ох, нет, как же это всё-таки глупо. Я ведь хорошо знаю, что если всё снова станет хорошо, то и я сам стану прежним и уже не испытаю такого восторга от одной лишь прогулки с вами по саду. Что же это такое? Неужели жизнь устроена так, что самое полное счастье возможно лишь в минуты такого же полного отчаяния, неужели не бывает по-другому?

И он вгляделся с мольбой в лицо Онхонто, как будто пытался прочитать ответ в его глазах.

— Я думаю, бывать по-разному, — с тихой улыбкой ответил тот. — Я ведь, например, счастлив, однако не чувствовать таких уж больших страданий. Однако, по другую сторону, мой восторг не бывать так силён, как ваш. Думаю, всё дело в величина эмоций. Ваше горе бывает велико, но и радость тоже. У меня же всё более… — он замолчал, подбирая подходящее слово, — равномерно.

Хайнэ вдруг уткнулся лицом ему в плечо.

— Я точно знаю только одно, что я хочу быть рядом с вами всегда, — прошептал он. — И это не меняется, ни в горе, ни в радости. Я могу хотеть умереть, как тогда, или хотеть жить вечно, как сейчас, но я хочу быть с вами, в смерти или в жизни.

— О, Хайнэ, —  в глазах Онхонто отразилась печаль. — Я тоже хотел бы этого, но этот мир так изменчив, что ничего нельзя утверждать наверняка. Вы же видите, что я очень бессилен. Я ничего не могу сделать ни для людей, которых казнят по моей вине, ни для вас с вашим братом. Поэтому как я могу что-то вам обещать…

— Я не представляю своей жизни без вас, — проговорил Хайнэ сдавленным от рыданий голосом. — И не говорите мне, что ведь раньше я как-то жил, не зная вас. Нет, я не жил.

— Вы очень маленький ребёнок, — вздохнул Онхонто, гладя его по спине.

— Да, я знаю. Все мне так говорят… — пробормотал Хайнэ со стыдом.

— Я говорить не в плохом смысле, — продолжил Онхонто. — Вы очень нуждаться в родителе, в любящем существе. И это совершенно естественно. Но только ведь и в природе всё так устроено, что рано или поздно родители покидать своё дитя. Ребёнок остаётся один. Ему холодно, голодно и страшно, но всё-таки он должен жить. Все мы вынуждены однажды расстаться с тем, что любим. Нам приходится это сделать... для того, чтобы потом обрести утраченное снова, обрести не где-нибудь, а в своём сердце. Однажды всё то, что мы так сильно любили, потеряли и ищем в страданиях, вернётся к нам снова, и больше никакая разлука не будет грозить. Для этого мы и идти свой долгий тяжёлый путь. Это трудно и больно, но и награда стоит того, верно? Ведь то, что есть в сердце, не отнимет никогда и ничто, ни судьба, ни другой человек, ни смерть, потому что для любящего сердца нет смерти, я это точно знаю.

Хайнэ отстранился и посмотрел на него широко раскрытыми глазами.

— Вы это говорите к тому, что нам скоро предстоит расстаться, так? — проговорил он глухо, взволнованный до слёз его словами и в то же время воспринявший их как страшное пророчество.

— О, нет, — с улыбкой возразил Онхонто. — Вовсе нет. Но когда-нибудь одному из нас всё же предстоит остаться в этом мире, а другому в том, потому что даже самая долгая и счастливая жизнь не может быть вечной. Но, конечно, всё это может произойти ещё очень нескоро, — несколько поспешно добавил он. — Не воспринимайте мои слова слишком прямо, я и сам не знать, что на меня находить.

Он потянул Хайнэ к скамейке и сел на неё рядом с ним.

— Расскажите мне о себе, — попросил тот, беря  руки Онхонто в свои. — Вам ведь тоже однажды пришлось расстаться с тем, что вы так сильно любили, со своим домом, с родиной. Я понимаю ваши слова, но сам не представляю, чтобы я жил так. Как я смог бы жить, потеряв, например, вас. А вы ведь живёте и даже счастливы. Расскажите мне, о чём вы мечтаете? Или нет, лучше расскажите о вашем детстве. В какие игры вы любили играть?

— Игры? — рассмеялся Онхонто. — Дайте вспомнить… Я могу сказать сразу и про мечты, и про игры. Я мечтал путешествовать и видеть разный мир, но так как это казаться мне невозможным тогда, в детстве, то я играть, будто созвездие над моей головой — это целое королевство. Ночью я ложиться на траву, задирать голову и подробно представлять, как выглядеть мир и город на каждой звезде, как выглядеть звёздные люди, которых я увижу. О, это было мне так интересно…

Так они разговаривали почти до самого вечера, а ночью Онхонто вновь позволил Хайнэ спать в его постели.

Тот лежал на одной с ним подушке и почти не чувствовал страха, прижимая к своему лицу руку обожаемого существа, но тело его всё равно тряслось, а зубы стучали, как он ни пытался умерить дрожь.

Наутро Хайнэ, не выдержав, разыскал Иннин и спросил, был ли в его доме обыск.

— Говорят, что был, — ответила та. — Но тебе ведь нечего скрывать… правда, Хайнэ? — с подозрением добавила она.

— Нет-нет, нечего, — поспешил заверить её брат. — Я просто так спросил.

«Если бы Астанико хотел погубить меня, то он бы это уже сделал, найдя книгу, — Хайнэ боялся и в то же время мечтал довериться этой слабой надежде. — Меня бы уже схватили».

— Как Хатори? — спросил он.

— Сегодня второе слушание, — ответила Иннин. — Будем надеяться, что всё пройдёт хорошо. Я расскажу тебе, как только что-нибудь станет известно.

Она ушла чуть вперёд, и в этом момент перед Хайнэ появился господин Астанико, вынырнувший из бокового коридора.

— Что же вы не пригласите своего брата самого послушать? — спросил он, очевидно, услышав последнюю фразу их разговора. — Сегодня открытое слушание, Хайнэ, которое вправе посетить любой обитатель дворца. Воспользуйтесь этой возможностью, чтобы быть в курсе ситуации самому.

Хайнэ вздрогнул и посмотрел на человека, который ныне держал в своих руках его судьбу, долгим, серьёзным взглядом.

Главный Астролог выдержал этот взгляд и спокойно продолжил:

— Желаете пойти вместе со мной?