Одиссея поневоле
(Необыкновенные приключения индейца Диего на островах моря-океана и в королевс - Свет Яков Михайлович - Страница 25

Абстрактное и конкретное. Снова пропасть в сто поколений, но сегодня Диего легче понять учителя, чем две луны назад. А Бехечо уже уловил тайный смысл кастильской грамоты, вчера у него звуки-значки сами собой слились в слово-вещь.

Гуакагане чтение дается труднее, чем Бехечо и Диего, но зато он с удовольствием выводит на бумаге значки-буквы. Диего не может держать в руках перо, которым колдуют бледнолицые, макая его в черную жижу. Перо вырывается у него из рук, оно бунтует, и силой его обуздать никак не удается. А Желтоголовому это перо покорно, и в его ловких пальцах оно само летает по бумаге.

Связка желтой бумаги в твердой кожуре называется книгой. Желтоголовый, перелистывая ее, читает песню о великом касике Сиде. Песня занимательная, но не все в ней понятно. Должно быть, эти мавры, с которыми сражался Сид, похожи на длинноволосых, но длинноволосые скверны тем, что не дают покоя мирным людям, а в песне покой возмущают не мавры, а Сид и его друзья и за это Сида хвалят. Странно.

Ну а истинную радость доставляют занятия с Сеньорпералонсо. Прежде Диего думал, что Сеньорпералонсо жрец, которому подчиняются земи бледнолицых — Компас и сосуд с песком. Но оказывается, что Сеньорпералонсо не жрец, а эти земи совсем не земи. По песку в ампольетах отсчитывается время, а Компас указывает, где полночная сторона. В Компасе сидит железная игла, и она всегда показывает только в сторону полночи. Теперь понятно, как бледнолицые посреди Большой Соленой Воды находят дорогу на восход или на закат.

Конечно, тут не все чисто. Игла, несомненно, волшебная. В этом Диего убедился на опыте. Он взял плошку, налил в нее воды и пустил по воде деревяшку с большой иглой. Иглу Диего выпросил у дона Обмани-Смерть. И эта игла плясала в разные стороны и не желала смотреть в полночную сторону. Сеньорпералонсо сказал:

— Дурачок, ведь ты взял обыкновенную иглу, а в Компасе игла магнитная.

Стало быть, догадки Диего справедливы. На полночь указывает лишь волшебная игла, в которой живет великий дух Магнит.

Сеньорпералонсо очень толково объяснил, какие звезды путеводны, как по высоте солнца можно узнать, где плывет корабль. Диего узнал, что такое широта, и уяснил, какие земли лежат ближе, а какие дальше от студеной макушки земного шара.

Все это хитро, но довольно просто, хотя многого Диего так и не понял. Сеньорпералонсо долго толковал ему, как можно наперед узнать, куда придет та или другая звезда и когда луна закроет солнце. Оказывается, это очень важно для мореплавателей, но почему, Диего толком не уразумел. Сеньорпералонсо на него за это не обиделся.

— Не огорчайся, брат, — утешил он Диего. — Я и сам не сразу постиг эту премудрость. Коли нам с тобой еще придется поплавать, ты мало-помалу всему научишься и станешь таким же кормчим, как я.

Что-то не верится…

Ну а пока Сеньорпералонсо доверил Диего перевертывать ампольеты. И заставил его выучить все заклинания, которые при этом читают.

Весельчак Родриго де Херес учит всех пленников очень важному делу. Он объясняет, какие боги у бледнолицых самые могучие, а какие послабее. Тут тоже пока не все понятно. И совсем неясно, почему бледнолицые твердят, что бог един, когда оказывается, что у бога сын тоже бог, почему мать божьего сына не богиня, хотя ей поклоняются как самому Иисусхристу.

А Большая Соленая Вода спокойна, как Озеро Духов в тихий весенний день. Никто не знает, что далеко на севере сгущаются грозные тучи, никто не подозревает, что вскоре аргонавтам станет не до уроков кастильской грамоты, морского дела и богословия.

Черный гнев

Плот же бросали туда и сюда взгроможденные волны:

Словно как шумный осенний Борей по широкой равнине

Носит повсюду иссохший, скатавшийся густо репейник,

По морю так беззащитное судно носили Ветры.

Что именно произошло в Атлантике лютой зимой 1493 года, трудно узнать спустя 481 год. Но в летописи того времени эта зима вошла как сезон великих бедствий.

Студеные арктические ветры прорвались на юг, обморозили лимонные рощи Севильи, в Генуе и Марселе корабли впаялись во льды, через пролив Каттегат шведские волки посуху перебегали в Данию.

Сотни кораблей потерпели крушение в водах Средиземного моря и Атлантики. Семь недель не могли из-за жестоких штормов прорваться в Лиссабон суда из соседних портов.

И надо полагать, что центр грандиозного циклона как раз в те дни, когда адмирал приближался к Азорским островам, сместился из исландских широт к этому архипелагу.

На рубежах арктического и тропического фронта ветры вступили в жестокую схватку, они закружились в дьявольском хороводе и развели на море чудовищное волнение.

Случилось это в день святого Валентина — 14 февраля.

«…Волны были ужасны. Они сталкивались друг с другом и сотрясали корабль, который не мог ни продвинуться вперед, ни вырваться на свободу. А столкнувшись, разбивались о корпус корабля».

Паруса сорвало. «Нинья» кружилась в бешеном водовороте под одним-единственным парусом — зарифленным гротом, но и этот лоскут надежды ветер рвал в клочья. Волны перекатывались через палубу, штурмовали кормовую и носовую надстройки.

Адмирал стоял у руля. Никому он не мог доверить кормило. Малейшая опасность, и судно развернет лагом к волне, а если это, не дай господь, случится, тогда — конец: в одно мгновение «Нинья» опрокинется, и никто не узнает, что путь в «Индии» открыт.

Не узнает потому, что, может быть, «Пинты» уже нет на свете. Либо ветры угнали ее неведомо куда, либо Мартин Алонсо вторично бросил адмирала, желая его упредить на пути в Кастилию.

И на Острове Людей, и на Эспаньоле в осеннюю пору бывают ураганы неистовой ярости. Обезумевшие ветры выдергивают столетние сейбы с корнем, ураган срывает кровли канеев и бохио и с лютой злобой швыряет их оземь.

Но одно дело, когда ты обеими ногами стоишь на незыблемой земле, когда ты можешь укрыться от гнева Мабуйи за стенами канея, в расщелине ближайшей горы или на худой конец припасть к земле и вцепиться в нее всеми десятью пальцами, и совсем иное дело, когда ураган застает тебя на Большой Соленой Воде. Палуба уходит из-под ног, и сердитые волны тащат тебя к борту, отрывая от веревок, которые Кинтеро-боцман велел еще утром натянуть между мачтами.

Огромная волна поднялась выше мачт и с грохотом обрушилась на «Нинью». Корабль стал на колени, корма взметнулась вверх, люди, как горошины, покатились к носовой надстройке.

На камбесе взбесилась большая бочка с водой: она сорвалась с привязи и пустилась в пляс, сшибая на своем пути все живое и мертвое.

— Эй, красноногие, за мной к тольдилье!

Дон Обмани-Смерть, схватив обломок реи, бросился к бочке, и ему на помощь кинулась вся индейская команда. Бочка увернулась, сделала ловкий пируэт и притиснула Гуакагану к стенке тольдильи. Обмани-Смерть подпер плясунью реем и накинул на нее крепкую петлю.

— Эй, красноногие, а вы молодцы! Поймали-таки! А парня отнесите в тольдилью. Недельки две ему узлов не вязать, но мы ему мигом вправим плечо. Вывих и помята нога.

Спасибо бочке! Она «взбесилась» кстати, как раз, когда мужество покинуло пленников. Маленькая победа у тольдильи вселила в их души надежду. Бледнолицые приуныли, их тоже грызет страх, ведь они такие же смертные создания, как и Люди Островов. Но надо отдать им должное, держатся они прекрасно, только лица у всех осунулись и губы шепчут слова молитв.

Быть может, смерть можно обмануть? Кто сильнее — Мабуйя или Сеньорадмирал? Великий вождь бледен, как пена морских волн, но он спокоен. Он не только великий вождь, он избранник бледнолицых богов, и после того как он дал им твердые зароки, духи Большой Соленой Воды должны ему покориться. А зароки эти вот какие:

«Адмирал приказал выбрать по жребию человека, который исполнил бы обет, и совершил бы паломничество к святой Марии Гвадалупской, и поставил бы перед образом ее свечу весом в пять фунтов, а для этого он распорядился принести столько горошин, сколько людей было на корабле. На одной из горошин он ножом пометил знак креста, а затем взял колпак, высыпал в него все горошины и тщательно их перетряхнул. Адмирал первый вложил руку в колпак и первый вытянул горошину с крестом, и таким образом, жребий пал на него, и отныне считал он себя в паломничестве и должником данного обета.