Легион: Рим должен пасть. Карфаген атакует. Ганнибал Великий - Прозоров Александр - Страница 37

И забрав женщин, они с Квинтом поднялись наверх, где в каждой комнате тоже имелось вино и фрукты, не говоря уже о просторном ложе.

Федор зря беспокоился – Фульвия оказалась хороша… И Камилла ей ни в чем не уступала… И даже необъятных размеров Лициния, которую, изголодавшийся по женской ласке сержант заказал напоследок, ради интереса, тоже превзошла его ожидания.

За всю длинную ночь он так и не сомкнул глаз, несмотря на усталость. И откуда только силы взялись. Несколько раз бегал вниз к Манилию и отсыпал ему столько ассов, сколько тот требовал, чтобы взамен получить заветный жетон. Три раза Федор продлевал сеанс наслаждений с худосочной Фульвией, не забыв самого первого мига, когда, едва закрыв дверь в комнату, мгновенно содрал с нее тунику и овладел ею прямо на полу. Затем еще разок угомонил девицу на ложе, густо усыпанном какими-то лепестками, чему немало способствовали зажженные в просторной комнате небольшие свечи и запах благовоний.

Фульвия, несмотря на юный возраст, отличалась редким умением, и Федор скоро ощутил себя на верху блаженства, а когда, отдышавшись, перевернул ее на другой бок и захотел еще, она осторожно воспротивилась. Выяснилось – все, жетон иссяк. Пришлось снова залезть в тунику и бежать вносить доплату. Часа через три сержант захотел разнообразия и сменил ее на Камиллу, не поскупившись на самый большой жетон. У Камиллы, выглядевшей слегка отъевшейся греческой богиней, лет, этак, тридцати на вид, оказались такие бедра, бог ты мой! Когда она сжала его, обхватив лодыжками, Федор сразу же почувствовал себя жеребцом. Скачка продолжалась целый час. Всадница неистовствовала. А потом скользнула вниз, облизывая щекотливым язычком его грудь, добралась до живота, немного погодя пристроилась еще ниже, и, в конце концов, разомлевший морпех ощутил давно забытый экстаз.

Лициния, приглашенная на ложе любви незадолго до рассвета, была такой необъятной, что первое время Федор, сам отнюдь не выглядевший хилым, боялся в ней утонуть. Но эта женщина тоже отличалась горячим темпераментом. «А еще говорят, что толстушки не сексуальны, – судорожно мелькало в голове у Федора, делавшего третий заход на Лицинию и разминавшего ее пышные груди, – а, по-моему, вполне нормально. Даже отлично».

В общем, в эту ночь для сержанта все девчонки были по-своему хороши. Про Маринку, оставшуюся в прошлой жизни, он почти не вспоминал. Вряд ли он туда вернется, да и она не слишком отвечала ему взаимностью во времена их близкого знакомства. Про сослуживца Квинта, затащившего его в этот бордель, Федор тем более не вспоминал. Хотя из соседнего номера всю ночь тоже раздавались стоны и скрип кровати. Это рыбак из Бруттия, дорвавшийся до свободы и денег, удовлетворял свои потребности.

Сержант так веселился всю ночь, совершенно не жалея себя, что даже натер трудовую мозоль. А проспав до обеда, кое-как пробудившись и затем ковыляя вниз по лестнице в поисках хозяина заведения, Федор вспомнил анекдот про Штирлица, упавшего с балкона и чудом зацепившегося за подоконник. Наутро чудо распухло и подпортило Штирлицу походку. Как раз тот самый случай. Даже садился Федор теперь осторожно.

Когда появился вездесущий Манилий и поинтересовался, не нужно ли ему еще кого-нибудь – по случаю как раз освободились несколько красоток, Федор отказался. Велел лишь принести себе вина и немного перекусить. Хотелось сделать передышку. И едва на столе возник кувшин греческого, кусок сыра и хлеб с оливками, стал неторопливо потягивать вино, наблюдая через живую изгородь за городской жизнью, уже кипевшей вовсю. То и дело раздавался скрип несмазанных колес – мимо ограды проезжали груженые повозки, запряженные быками. Вероятно, торговцы спешили с товаром на рынок. За ними вереницей тащились рабы со всевозможными тюками. Фланирующей походкой проплывали женщины в дорогих туниках со свитой из служанок. Они казались небольшими островками среди потока разнообразного, пестро одетого люда. Портовый город просыпался.

Когда внизу появился Квинт, сияющий, словно только что отчеканенный асс, Федор уже оприходовал чарку и съел половину сыра. Сыр здесь делали неплохой. Не «Камамбер», конечно, и не «Дор Блю», но и не «Моцарелла», есть можно.

– Ну что, брат Тертуллий, – весело приветствовал экс-рыбак сослуживца, усаживаясь рядом и наливая себе вина, – как тебе местные наслаждения? Устал, гляжу, немного?

– Есть такое, – кивнул Федор, – с непривычки.

– А что у вас в Калабрии женщин, что ли, нету? – удивился Квинт и хитро прищурился. – Или ты больше по мужикам специалист?

– Да нет, – мотнул головой Федор, – пидарасами не интересуюсь.

– А то от долгого отсутствия женщин чего только не бывает, – оживился вдруг Квинт и рассказал поучительную историю. – Вот у нас в деревне один рыбак жил. Старый уже. Баба у него померла от работы – рыбы много чистила. А другую и не найти. В деревне ведь все девки наперед расписаны. Мужиков-то всегда больше. Денег, чтобы сходить в такое заведение, где мы с тобой отдыхаем, нет. Вот и спутался тот мужик сначала с соседом, старым извращенцем, а потом, когда и тот помер, вообще к своей корове пристроился. Затем на коз перешел. И ничего. Живет. Пастухом стал.

Федор чуть не подавился куском сыра, услышав про местные нравы.

– Высокие отношения, – выдавил он из себя, прокашлявшись.

– Да, – подтвердил Квинт. – Так что нам с тобой еще повезло.

Он выпил вина и проводил похотливым взглядом двух проституток, прошедших, плавно покачивая бедрами, через двор на свою половину отдыхать после бурной ночи.

– Ты скольких осчастливил? – вдруг задиристо поинтересовался Квинт.

– Трех, – честно ответил Федор. – Больше не успел.

– А я пятерых, – с удовольствием похвастался приятель.

– Сильно, – заметил Федор. – У вас в Бруттии что, все рыбаки такие? Денег-то хватило?

– Хватило, – махнул рукой Квинт, откусывая от лепешки кусок. – Я почти все просадил на баб. А насчет рыбаков из Бруттия ты прав. У нас вся деревня на этот счет будь здоров! А мы с братом, с тем, который служит, вообще круче всех. Я бы и еще парочку придавил, но пора нам с тобой, брат Тертуллий, и на службу собираться. Хорошо здесь. Так хорошо, что я на всю жизнь бы остался. Но на вечерней перекличке Гней будет проверять купленную амуницию и раздавать тумаки тем, кто опоздал. А рука у него тяжелая, так что опаздывать никак нельзя.

Квинт вздохнул, еще раз скользнул взглядом по двум дородным проституткам, поднимавшимся по лестнице на другой стороне двора, и отправился наверх. А еще через пару часов они оба, упакованные по полной программе, в зашнурованных панцирях, шлемах, со щитами, мечами и дротиками предстали пред светлые очи центуриона, не углядевшего особенных изъянов в экипировке двух товарищей.

Эта ночь вышла последней, когда они спали спокойно. А наутро началась служба. Точнее, ее самая напряженная часть – курс молодого бойца. И Федор понял, что все происходившее с ним за последнюю неделю было только разминкой. Затишьем перед бурей. Ибо так его не гоняли даже в родной морской пехоте.

Для начала Федор с Квинтом узнали, что зачислены в списочный состав четвертого легиона союзников в качестве морских пехотинцев манипулы под командованием самого Гнея Фурия Атилия, приписанной к экипажу флагманской квинкеремы под названием «Гнев Рима».

Затем их имена внесли в матрикульную книгу[36] армии и выжгли на плече у каждого раскаленным железом римскую цифру четыре. Это вызвало адскую боль, но так поступали со всеми, и Федор, скрежеща зубами, вытерпел короткую экзекуцию, чтобы пройти обряд посвящения в легионеры, хотя и не очень хотел носить на своем теле клеймо. Присутствовавший при этом Памплоний объявил им, что отныне все рекруты стали римскими гражданами и приобрели право называться milites[37]. Военная карьера каждого из них началась – Alea jakta est![38] – и он надеется, что они будут отличными солдатами.