Люгер (СИ) - Владимиров Денис - Страница 46

- Кто послал?!

- Сука... Пошел ты! - тот видимо неверно оценил обстановку, - Врач, мне нужен врач! Ты понял?

Вот это заявка! Я даже в неком недоумении замешкался, но контроль никто не отменял, да и на второго жути нагоню, сразу поймет, что шутки плохи.

Выстрел.

И зря.

Второй сейчас не смог бы говорить в любом случае. Перевернул, а морда у него - кровавая каша. Да и хрен бы  с вами!

Вдавил спуск, пистолет чуть подбросила.

И оба пациента  сучат ногами в конвульсиях. А то врача им! Бабу не заказать?

Обернулся. Твою же маму! Мужик, пивший до этого пиво, тоже катался по полу, прижимая к лицу окровавленные ладони. Так и хотелось сказать, извини, мол, парень, накладка вышла. Но ведь сам идиот, стрельба сколько длилась, не меньше двадцати секунд, за это время не убраться подальше... Не знаю, как он в Улье выжил!

Еще краем глаза успел отметить девчонку-официантку, довольно симпатичную деваху, которая вроде бы была абсолютно целой, но орала так, что делалось страшно. Как в мультфильме из детстве, что-то там про бабку или бабу Перепелиху.

- Заткнись, дура! - погрозил я ей, лучше бы этого не делал. Мощность крика увеличилась сразу на несколько децибел, не знаю, как остатки стекол, оставшиеся после взрыва, не попадали.

Вновь повернулся в сторону входа. Не бежит ли кто на помощь убитым?

Нет, никого!

Из-за ора дамочки отдаленный рев сирены казался тихим и безобидным.

Вдруг, как по команде, женщина заткнулась. А я, обернувшись, почти уперся носом в зияющий провалом ствол помпового ружья.

- Бросай оружие! И руки держи, чтобы я видел! Или  Ульем клянусь, твои мозги будут соскребать со стен моего бара! - голос Михалыча дрожал от ярости. Бенелли в руках тоже.

Рев сирены приближался, а к бару уже бежали вооруженные люди. С автоматами, винтовками, с миру по нитке...

- Ну, бегом!

- Так бегом или медленно?! - спросил я, стараясь, чтобы голос не дрожал от адреналина.

- Медленно, аккуратно, но быстро! - подытожил тот.

И передернул помпу. В ставшей звенящий тишине,  пластиковый патрон, покинув окно выбрасывателя, врящаясь глухо шлепнулся о пол, а потом звякнул донцем, покатился дальше.

Медленно-медленно, не делая ни одного резкого движения, я, удерживая пистолет указательным пальцем, за спусковую скобу, развел руки в стороны, затем поднял.

- На колени, я сказал на колени! Богом клянусь...

Выполнил требуемое. Не я первый начал, и по Законам Острога был в своем праве, чего и добивался.

- А теперь сцепи руки на затылке! И быстро-быстро, я сказал!

А потом мне в лицо прилетел ботинок, это сбоку подскочил забулдыга.

- Я тебя урою, сука! - заголосил он, - Тварь!

Выглядел он пусть и страшно, но по меркам Улья - не особо. Посекло осколками немного рожу, глаза на месте. Ну да, нос на коже висит - херня, до свадьбы заживет. Крови правда много - все заляпал и меня тоже, но раз драться лезет, значит, ничего серьезного - жить будет. Можно было перевести все в партер, и навалять ему еще немного до кучи  насрав на Михалыча и его клятвы, но перегорел уже, да и грубияна оттащили, забежавшие в бар вооруженные мужики. Поэтому я только сплюнул кровавую слюну.

- Михалыч, что за у вас тут война?!

- Да хрен его знает. Вон у того надо спрашивать, - стволом ружья указал хозяин заведения в мою сторону.

- Не боись, спросим!   - подытожил голос, - Твою мать, это же охранники с точки Люли...

Люля, люля... Что-то знакомое. Точно - это же крестник Цемента.

Вот же мразь, и здесь, сука, нагадил!

2.1-3

- 3 -

- Это формальность, - убежденно заявил Дохлер, - Ясно же, что ты сидел нормально, никого не трогал, я и запись видел.  К тебе полезли эти мудаки, в итоге огребли! Ну лишканул малость... С кем не бывает.

И пронесся из угла в угол. Камера, куда меня поместили до судебного разбирательства, - подвальное помещение без окон, три на два метра, с тусклой лампой под высоким, не меньше четырех, потолком. Выделялась на стене выцарапанная надпись готическим шрифтом: «I am /I can», учитывая, что остальные слова и словосочетания никакой особой смысловой нагрузки не несли, кроме как сугубо описывающей обстановку и отношение к заключению в целом, это был блеск: Я есть, значит, я могу. Надо же, занесло философов-эстетов и в эти края.

- Камера для смертников! У нас тут все быстро, заскучать не успеешь, повесят или башку срубят, - усмехнулся пузатый провожатый, гремя ключами, отпирая массивную стальную дверь.

Окно кормушки, две камеры наблюдения расположены высоко, чтобы слепых зон не было. Вот и вся обстановка. Ах, да, главное - тяжелое металлическое явно кованное железное кольцо, вделанное в стену, на уровне пояса, к которому меня сноровисто приковали наручниками два дородных конвоира, втолкнув в полутемное помещение, после слов тюремщика.

Сбежать отсюда... Не знаю, не знаю.  Вряд ли кто-то смог бы даже с Дарами Улья, если только он мог ходить через стены. Мне же отчего-то даже не удавалось переместиться в этом стакане. Умение не откликалось, как я не старался. Да и стальные браслеты на запястьях, стянутые с безумным идиотизмом товарищей знавших толк в садизме, сводили на нет все мысли о свободе. Как и с каждой минутой терялось ощущение рук. Вот же суки! Несколько часов, и поможет только ампутация. Хотя, это же Улей. Но...

Серьезный подход впечатлял, учитывая же надписи на стенах, которые кроме всего прочего рассказывали и о том, что художники и поэты не все разделяли мою участь. Они  были свободны в перемещениях по камере, поэтому становилось совсем кисло. Особо опасен? И в голове суматошные мысли: «Допрыгался».

 Где-то часа через четыре в камеру ввалился сначала Дохлер, а за ним Третьяк. Недовольно ворча, тюремщик все же ослабил хватку наручников, после моего требования, но скорее соблюдая порядок содержания заключенных на глазах у посетителей. При этом одарил таким взглядом, становилось понятно, отольются мне кошкины слезки.

- Точно, Люгер, прав во всем, - тоном говорящим обратное, заявил Третьяк, - Прямо мочи нет, насколько он прав! Правее не бывает! Вот жил нормально, дернул же черт, тебя своим крестником сделать... Не делай добра, как говорится...

- Третьяк?! - Дохлер возмущенно посмотрел на товарища.

- А что, Третьяк? Ты тоже... Прав, прав. Нихера он не прав! Косяков вагон! Итак, первый! Гранаты негражданам, да и гражданам в обиходе запрещены! Они должны либо храниться в таком месте, доступ к которому затруднен, то есть в гостиничном оружейном сейфе, имеющимся в каждом номере. Без! Повторяю без запальных устройств! Что думаешь, нашим воротилам от отельного бизнеса деньги девать некуда? В каждом номере стальной ящик! Установили строго по регламентам! Второе, он добивал раненых. Эта ведь сука, Люгер, провел контроль прямо на глазах у видеокамер. Пострадавшие со стороны мирных граждан - синяк Бидроль, несмотря на то, что пьянь последняя, он, как говорят в Одессе, таки гражданин! А из упокоенных нашим боевым товарищем, не удостоился столь высокого звания, только первый, кого он приголубил - Утюг! Броулер, по паспорту, а в миру просто Бройлер, а также Голова - это, твою мать, полноценные граждане Острога, которым легко и просто провели контроль прямо в гостевой зоне!

Третьяк глубоко вздохнул, набирая воздух в легкие, и продолжил.

- Контроль! Ты вдумайся, какой резонанс будет?! Контроль гражданину! Гражданство это не просто так! Это не только звездочка в ай-ди! А так-то все нормально... Ну, подумаешь гранату там взорвал, пострелял горожан. Покушать сходил, герой, бля! Завтра еще один явится, тоже в сортир попрется, из граника куда-нибудь залепит. А ты что с собой двадцать шестой не взял? Как так? - посмотрел тот на меня, в глазах злые, но отчего-то веселые бесенята.

Я пожал плечами. Честно говоря, было бы можно - взял бы, и автомат прихватил. Тот же опять принялся почти орать: