Из блокады (СИ) - Волков Константин Борисович - Страница 24

- Знаешь, не стоит.

- Как хочешь, - сказал Архип. - Было бы неплохо вместе в лесу побывать.

- Ага, - обрадовался я, - Было бы просто здорово!

А сам подумал: не нужно мне такого счастья. И без умников там не сахар, а с ними, так вообще. Да как может взбрести в голову: самому, добровольно, туда... сиди в тепле да сухости, изучай пришлых тварей, да картиночки рисуй. Чего тебе ещё-то надо?

* * *

В бараки даже менты без особой нужды не суются, там чужая территория. Тем более - дело к вечеру, значит, "макаров" лишним не будет. Нож - подарок Степана - за голенище, и вперёд.

Раньше зону огораживал забор, поверху - колючая проволока, на вышках - вооружённая охрана. Сейчас вышки перенесли на Ограду, колючкой опутали северную границу, а забор использовали для разных поселковых нужд. Одинокие ворота там же, где и прежде, но теперь они распахнуты настежь, а вокруг разросся кустарник.

Около ворот я заметил подозрительного типчика: стоит, опершись плечом на створку, дымит сигареткой, лицо капюшоном от начавшего накрапывать дождика закрыл.

- Здорово, Олег! - помахал типчик рукой, оказалось, и вовсе он не подозрительный, а свой, прожжённый ментяра Сашка Зуб.

- И тебе здорово! - ответил я.

- Каким ветром занесло?

- Дело у меня к Пасюкову.

- Ого, - Сашка присвистнул. - Если нужен - вызови к нам. Захочет - придёт. А не придёт - ещё раз вызови. Не дело это, самому в крысятник ходить - много им чести.

- Да мне задать пару вопросов.

- Ну, как хочешь. А может, вместе пойдём? Оно спокойнее будет.

- Спасибо, - искренне поблагодарил я, - справлюсь. Дельце-то пустяшное.

- Ну, как знаешь.

Серые бараки угрюмо выстроились в шеренгу. На них посмотришь - уныло становится, а жить здесь - вообще тоска. Даже пахнет это место гадко: гнилью, безнадёгой и нечистотами. На лавочке сгорбилась женщина - неопрятная и потухшая. Дуська - личность в Посёлке известная.

- Хочешь? - угрюмо спросила она, распахнув ватник. Наружу вывалились обвисшие сморщенные груди. Ощутимо повеяло крепким перегаром.

- Отвали, Дуська, - брезгливо сказал я. - Чё к людям клеишься? Местных не хватает?

- Козлы эти местные. Что с них толку? Измучают почём зря. Хорошо, если за выпивку. А могут и по-простому - в глаз двинуть. Козлы и голодранцы. А ты - парень другого сорта.

- Вроде не совсем глупая баба, - сказал я. - Выпороть бы тебя, может, за ум бы взялась?

- Вот и выпори. А хочешь - отпори. Тебе как больше нравится?

- Дура, - плюнул я, и нырнул в подъезд. А вслед услышал равнодушное:

- Тоже козёл... как жить? Одни козлы вокруг!

В бараке запах крепкой махорки перешибает все прочие ароматы. Деревянные щиты разделили помещение на ячейки. Везде, где осталось свободное пространство, развешена сушиться одежда - от неё разит сопрелым тряпьём. Полумрак - на весь коридор два маленьких окошка, а в большинстве ячеек окон вообще нет. В одной из таких нор и обитает Пасюков.

В ответ на вежливый стук из-за двери проворчали: "Кого черти принесли! Заходи!" Я зашёл. Комнатка небольшая, зато через окошко в неё проникает бледный вечерний свет. В углу самодельная буржуйка - тоже, по местным понятиям роскошь. Стол, деревянная кровать, полка на стене.

Сам Пасюков разлёгся, отдыхает после трудного дня. На нём - только штаны. В одежде он казался здоровяком, сейчас видно - жирный пузан. Под седым курчавым волосом, покрывшим тело, просматривается картинная галерея - множество нехитрых синих наколок. Днём Пасюков лучился добродушием - сейчас на физиономии недовольство пополам с удивлением. Дескать, не ожидал я тебя здесь увидеть, парень, да вот увидел, и не очень обрадовался.

- Ого, кто пожаловал! Наш герой! - Пасюков удивительно проворно для грузного человека сел на кровати. - Чем обязан?

- Да вот, - ответил я, - шёл мимо, решил заглянуть. Уважить.

- Ну, заглянул, - проворчал Пасюков, - ну, уважил. Дальше что?

- Ничего, - я поискал глазами, куда бы присесть, и увидел в углу трёхногий табурет.

- Возьми с печки чайник, - попросил Пасюков, а сам достал с полки две кружки. - Сейчас мы с тобой по чайку вдарим. У меня крепкий, зараза. Люблю, понимаешь, чтобы покрепче. Только сахара нет, уж извиняй.

Алюминиевые кружки вызвали некоторое сомнение: снаружи почернели от времени, а изнутри к стенкам прилип густой коричневый налёт. Я подумал, что в гостях не привередничают, и стал разливать из чайника пахучую жидкость. Пасюков следил за мной тяжёлым взглядом.

- Ты по поводу Мухомора, что ли? - спросил он. - Я думал, мы это дело закрыли!

- Чёрт с ним, с Мухомором, - махнул я рукой. - Мне другое интересно. В мастерской говорят, что у тебя имеется документик, разрешающий делать ножи. Посмотреть бы.

Пасюков даже глаза вытаращил.

- Ты, Олежка, меня в эту ерунду не впутывай! - с угрозой в голосе отчеканил он. - Тебе же спокойнее будет! А разрешение, да, есть. На пять разделочных ножей - мы на свиноферме работаем, хрюшек режем! Поручил я это дело Мухомору, а он, понимаешь, жадный и глупый, вот и попал в историю. Как со слесарями договаривался - не знаю. Наделали они лишних инструментов, пусть и отвечают. А с Мухомора будет особо спрошено, по-нашему. Мы ему мозги-то вправим!

- Ладно, понял, - я деликатно отставил в сторону кружку с чаем. После глотка этого напитка язык онемел, будто я объелся лесной черёмухи. Уж не знаю, из чего здесь изготавливают это ядрёное пойло, но без привычки много употребить не получится. - Извини, что побеспокоил. Кстати, насчёт разрешения - можно глянуть? Так, для порядка.

- Отчего ж нельзя? - Пасюков насмешливо сощурил глазки. - Где-то лежит. Здесь я, понятно, бумажек не держу. А ты, ежели такой любопытный, завтра приходи ко мне на ферму, там увидишь. Да не переживай, документ в порядке: и печать имеется, и подпись Асланяна. Всё, как положено.

Опять Асланян каким-то боком к этому делу притёрся! Хотя, кому ещё подписывать такой документ, как не завхозу?

Ничего нового я не узнал, да не очень-то и рассчитывал. Пасюков - большая рыба. По местным, барачным, меркам - акула, да и в посёлке величина заметная. Не по мне она. И ладно, на мальках отыграюсь. Уж с ними-то другой разговор выйдет, с ними обойдёмся без церемоний. Корнил, и, этот... которого Сусликом кличут. Раз я здесь, надо с ними пообщаться - чтобы второй раз не ходить!

Вышел я из барака. На лавочке у крыльца, там, где прежде Дуська сидела, теперь мелкий и востроносый дед расположился. Я вспомнил, что старичка зовут Митрием.

- Слышь, батя, - позвал я, - Корнил и Суслик, знаешь таких? Дело у меня важное, покажи дорогу, а я тебя за это куревом отблагодарю.

- Да я с удовольствием, погоди минутку, - старичок, почуяв возможность разжиться махоркой, обрадовано юркнул в барак. Конечно, за минуту дед не обернулся, но воротился достаточно быстро - он нацепил ватник, и дырявую вязаную шапочку.

До нужного барака всего-то сто шагов. Только сперва дорогу нам перешла развесёлая баба с пустым ведром, и деду захотелось общения со слабым полом, затем провожатый, авансом за будущую работу, одолжился табаком, а когда закончился перекур, деду приспичило помыть в луже сапоги. И всё же, мы дошли. Старичок проводил меня до нужной ячейки. Я постучал, в ответ - тишина. Я поднял щеколду, дверь отворилась, за ней темнота, пустота и ещё не развеявшийся запах недавно затушенной лучины.

- Ну, батя, - сказал я, - хороший из тебя проводник. И где теперь искать?

- Не знаю, - сокрушённо вздохнул дед. - Ежели к бабе своей побёг, тогда у неё.

- Ага, - съехидничал я, зажигая лучинку, - сильно ему приспичило. Сидел, и вдруг захотел бабу! Даже недокушал, бедняга.

- Оно ведь такое дело - по-разному бывает!

Я осмотрелся. Разостланная постель. На тумбочке миска, в ней покусанная картофельная лепёшка, которую, воспользовавшись отсутствием хозяина, грызёт наглый рыжий таракан. Ничего подозрительного. Скорее всего, на самом деле, по делам ушёл человек.