Корона и Венец (СИ) - Касаткин Олег Николаевич - Страница 60

Русские купцы в лопающихся на десятипудовых телесах длинных сюртуках — рядом с изящными французами и лукавыми греками с их пестрыми галстуками. Бессарабские помещики-усачи. Горбоносые чернявые господа, словно сошедшие с антисемитских карикатур непринужденно беседовали с дворянами блистающими золотым шитьем мундиров и орденами.

И среди их — одесская достопримечательность — граф Александр Григорьевич Строганов, без малого столетний но еще довольно бодрый старец, облаченный в старого — николаевского образца мундир с эполетами на коих красовался — вопреки приличиям и правилам вензель императора Александра I. Первый и единственный почётный гражданин Одессы, бывший генерал губернатор малороссийский, новороссийский, и прочая..

Представленный Георгию он какое то время изучал монарха словно не веря что это и есть царь…

А потом заявил:

— Ваше величество — вы десятый государь всероссийский на моей памяти!

И Георгий благожелательно улыбнулся в ответ — граф в самом деле имеет право не удивляться царю — он ведь еще застал во младенчестве времена владычества прарапрапрабабки Екатерины Великой.

А Александр Григорьевич добавил:

— Моего рара воспел еще Байрон в своем «Дон-Жуане»… в самом деле — донья Джулия, доказывая свою верность супругу и перечисляя своих поклонников, особо отметила, что она устояла против обольщения графа Строганова и «заставила его напрасно страдать»:

Но и без этого обломка древности общество было самое удивительное. Вот Григорий Григорьевич Маразли — городской голова — взявший за правило — тратить на благие дела десятую часть дохода.

А вот Лев Израилевич Бродский — сахарозаводчик меценат и филантроп а также гласный Городской думы. Мирно беседует с градоначальником — контр-адмиралом Зеленым.

Как знал Георгий — внешне грубый вояка-марсофлот — о котором прогрессивная пресса пишет что он только младенцев на завтрак не есть и который не постесняется лично отодрать за бороду хоть проштрафившегося русского купца, хоть еврея или грека. Но при этом и сам мзды не брал, и другим не давал. А только заступивши на должность Павел Алексеевич собрал у себя здешних охотнорядцев и сообщил что малейшие попытки организовать еще один погром в духе кровавого 1881 года, он будет пресекать огнем на поражение — а уцелевших будут судить военным судом.

«Я моих еврейчиков в обиду не дам», — коротко резюмировал он.

Ну и конечно дамы — все так и ловят его взгляды.

Все чудо как хороши…

Туалеты максимально оголяли все что можно, а типы красавиц были на любой вкус — начиная от черноглазых тонких дщерей Иудеи достойных славы Суламифи и Иродиады. Гречанки с их профилям античных камей. Русские дамы и не уступающие им но более пылкие малороссиянки. Жгучие молдаванки и румынки. Ох — ну как тут устоишь?!

Словно уловив о чем он думает, Ольга пододвинулась поближе и деловито взяла монарха под руку — одним своим видом давая всем понять — место занято.

Он лишний раз отдал должное мудрости матушки настоявшая, чтобы кто-то из девиц поехал с ним. И в самом деле — если слабости плоти возьмут над ним верх — то они легко найдут выход — а то ведь…

Впрочем, похоже, понимали это не все. Вот сделав книксен, напротив императора остановилась роскошная красавца лет девятнадцати — рыжеволосая и пышногрудая — и вместе с тем изящная.

На руке (или ручке?) был массивный золотой обруч с залитой в золото вделанной в него шпорой…

Кавалергардской — как отметил Кауфман, угрюмо прикладываясь к бокалу с шампанским.

Так иные артистки делают, если их первым мужчиной был гвардейский офицер.

«За дебют получила» — говорят знающие люди в таких случаях…

Девка была затянута в голубой фай в разрезах которого золотились буфы пестрой золотистой материи платье было полуоткрытым — материя сходилась на шее — но зато ниже вырезана бубновым тузом. Тонкий валансьен не скрывал а оттенял изящные розовые формы и маленькие ножки в голубоватых чулках.

Бриллиантовые браслеты на тонких запястьях, бриллианты с лесной орех в серьгах оттягивающих изящные розовые ушки… Не настоящее видать по всему.

Резной перламутровый веер был усажен золотыми вензелями.

— Видите — каждый новый аманат заказывает ей свои инициалы на веер, — прошептала Ольга на ухо.

Георгий рассмеялся.

— То есть?

— Интересно как он будет выглядеть лет через двадцать лет!

— Однако ж, какая безвкусица — сообщил как бы, между прочим, Георгий минуту спустя, изучая вертящуюся перед глазами «актерку» — явится в поддельных бриллиантах на бал с высочайшим присутствием.

— Что вы Георгий Александрович, — томно произнесла Ольга — какие же фальшивые? Натуральные подлинные — Картье, Фаберже… а вот на той толстухе — указала она на упитанную чернявую иудейку с тремя подбородками — хороший амстердамский гарнитур.

— Что? Ты уверена? — изумился он.

— Ну кому же как не нам женщинам разбираться в драгоценностях… — хитро прищурилась баронесса. На ином высочайшем балу столько хороших камней не увидишь! — с оттенком зависти уточнила она.

— Мда — пожал Георгий плечами — тут я так понимаю, на всех этих дамах висит крейсер. Да что там — броненосец! Не ввести ли налог на роскошь как вроде бы предлагал Бунге еще при деде?

Он вспомнил вчерашнее посещение Одесской биржи.

Посетил он ее инкогнито — взбрела голову такая блажь — и войдя с черного хода наблюдал происходящее с галереи — публика не обратила внимание на группу в партикулярном платье. Биржа была построена талантливым архитектором Джоваи Торичелли полвека с лишним назад — с таким расчетом чтобы даже сказанное в пяти шагах было неслышно. Но гул голосов сливался в шум подобный шелесту прибоя о гальку. Да и не только шум. Волны людских голов сталкивались, рассыпались стремились куда то и возвращались назад точно рой пчел жужжащих в майский вечер под цветущей липой. Все гомонило вполголоса шепотом переговаривалось, передавало прислужникам приказы… Взгляд внимательный однако выделял в этом коловращении группы по три-пять человек или одинокие фигуры — вокруг которых прочие вертелись как планеты вокруг звезд — ли даже как звезды вокруг центра Галактики — согласно гипотезам мсье Лапласа и Фламмариона. Между ними подобно метеорам носились юркие биржевые «зайцы» — тут схватывая заказ там покупая и продавая… Вот он — иронически подумал Георгий — тот самый храм того самого Златого Тельца — что был богом древних сидонян и иудеев — с которым как видно безуспешно воевал еще Моисей. Тем более племенное происхождение торгующих соответствующее. Облачи три четверти здешних маклеров в хитоны и добавить им пекторали с высокими шапками — точно будет Финикия и Карфаген.

И каждая минута этого служения биржевому Ваалу — сотни тысяч, а то и миллионы.

Какой к черту Государственный совет? Какой Сенат с его чинной пылью и заседаниями по поводу спорных лугов в Лохматовском уезде или сварой о полномочиях степных инородческих дум? Вот тут и проходит нерв государства…

— А простите Ваше Императорское Величество — ее высочество Ксения Александровна нас не посетят? Одесский дамский комитет приготовил ей подарок…

Лев Израилевич был тут как тут.

Великая княжна нездорова — почти не соврал Георгий. Подарок можете передать через фрейлину…

Сестра пребывала в загородном имении все того же Строганова — так и не отойдя до конца после давешнего разговора — который сейчас невольно вспомнился ему…

Итак мадемуазель моя сестра — я все таки хочу выслушать ваш собственный рассказ относительно причин вашего неподобающему и…он взял короткую паузу — нелепому поведению!

И для начала — отдаете ли вы хотя бы сейчас отчет в недопустимости подобного поступка? Поступка и слов!

Ксения подобралась.

— Вы мало того что оскорбили баронессу фон Месс, так еще и поставили ее жизнь в опасность.

— Я не думала что эта… что она прыгнет — донеслось с дивана.

— То есть вы сестра моя хотели унизить — бессмысленно унизить придворную даму ничем вам не досадившую?