Игра в послушание - Карлов Борис - Страница 98

Вместе с другими спортсменами они уселись в большой автобус и поехали на стадион. Время было раннее, движение на улицах ещё не превратилось в праздничное столпотворение, поэтому минут через пятнадцать автобус остановился у служебного входа в спорткомплекс. Славик и Маринка заняли свои места на трибунах. Места оказались очень хорошие: над проходом, рядом с правительственной ложей. За несколько минут до торжественных фанфар в ложе появились Президент и губернатор с семьями и многочисленной свитой. Славик моментально разглядел губернаторскую дочку и навёл на неё с десяти шагов бинокль. Однако дочка упрямо его не замечала, а Маринка, обидевшись, что её не слушают, поджала губы и отвернулась.

Но вот началось шумное, красочное действие, и все обратились к арене.

Во время перерыва, разделявшего дневную и вечернюю части программы, Славику удалось настигнуть предмет своего интереса. Всё содержимое правительственной ложи где-то пообедало и прогуливалось по прибрежной аллее западной оконечности острова. Охрана ещё раньше запомнила Славика Подберёзкина и не обращала на него внимания.

- Здравствуйте, Катя, - сказал Славик, будто невзначай пристроившись девочке в ногу.

- А, это вы, - небрежно покосилась на него губернаторская дочка. - Что же вы опять бросили свою спутницу, которая вам не подруга, но которая всегда и везде рядом с вами?

Попав под острый язычок, Славик смутился.

- Я вам кажется говорил, - начал он оправдываться, - что не могу рассказывать всего.

- Ах да, ваши военные или какие-то там ещё секреты...

- Хорошо, я скажу. Сегодня эта девочка рядом со мной потому, что нам поручили шефство над одним немецким спортсменом.

- Кто же это?

- Курт Шикельгрубер.

- Тот самый независимый, который намерен взять все золотые медали?

- Откуда вы знаете?

- Так, слышала. За ним очень пристально наблюдали на тренировках. А вы разве говорите по-немецки?

- Нет.

- Значит, ваша спутница говорит?

- Нет, к сожалению, она тоже не говорит.

- Любопытная ситуация. Но, может быть, Курт Шикельгрубер говорит по-русски, или у него есть переводчик?

- Да... Помните, в консульстве был такой красивый блондин, к которому все время вязалась пьяная?

- А, Фриц Диц, помню, конечно. Его весь вечер кому-нибудь представляли, а он говорил: Диц; Фриц Диц. Диц; Фриц Диц...

Дети рассмеялись.

- Знаете, он свободно говорит на всех языках. Но его срочно куда-то вызвали, он ведь человек военный. Теперь мы с Куртом всё больше жестами, Славик потешно изобразил из себя глухонемого.

Катя снова засмеялась.

- А как же ваше секретное задание? Или вы тогда тоже пошутили?

Славик сделал серьёзное лицо, помолчал и затем произнёс:

- Если бы я знал, что вы отнесётесь так легкомысленно...

- Но вы обещали рассказать, а сами даже не позвонили.

- Я обещал рассказать... если узнаю вас ближе. О таких вещах не говорят с малознакомыми.

- Ну хорошо, хорошо, мы познакомимся поближе, если вы так хотите. Только сначала расскажите хотя б немножко.

- Мы могли бы вместе поужинать сегодня.

- Ой, ну прямо как в кино! Можете не строить из себя взрослого. Разумеется, что меня одну никуда не отпустят.

- А если все вместе - вы, я, Курт и Маринка?

- Курт? Курт Шикельгрубер? Вы серьёзно?

- Как никогда.

- Даже не знаю... Если только получится уговорить папу... то есть, отложить другие дела.

- Придумайте что-нибудь.

- Хорошо, я подумаю. На всякий случай, если сумею сбежать... то есть, если отложу другие дела и приму ваше приглашение - давайте забьём стрелку.

- У Александрийской колонны, ровно в десять.

- Хорошо, я подумаю, прощайте.

- До свидания.

- Да! - оглянулась Катя. - Я говорю по-немецки!

Славик улыбнулся и оттопырил большой палец.

Вечером над городом гремели фейерверки, рассыпаясь в небе разноцветными огнями и раскрашивая знакомые фасады домов, улицы и площади в яркие, причудливые цвета. С эстрадных площадок играла музыка, с лотков продавали всё, что душе угодно. Начинались народные гулянья, каких ещё не видела ни одна петербургская белая ночь.

На Дворцовой было особенно многолюдно: здесь ожидался мощный, наикрутейший рок-фестиваль.

Успевшего прославиться ещё до начала состязаний Курта удалось склонить к прогулке благодаря отсутствию надзора со стороны Карла Ангелриппера, находившегося на то время в отделении милиции. Но и сам юноша не особенно сопротивлялся, находясь в эйфории, вызванной опьянением, так сказать, воздухом свободы. Прожив все свои девятнадцать лет в благоустроенной пещере и лишь изредка совершая пробежки по горным тропам, он впервые оказался в городе, в центре многолюдного праздника. Курт смотрел по сторонам и глупо улыбался. Он был послушен, как цирковая лошадка.

Наконец прибежала Катя, раскрасневшаяся, с блестящими глазами. Она за руку поздоровалась с Маринкой и с Куртом, представилась и что-то сказала Курту по-немецки, а он закивал, заулыбался и забормотал что-то вроде "о, зер гут, данке, данке..."

Крепко взявшись за руки, компания стала змейкой пробираться через толпу с площади на Невский проспект.

Но и на Невском оказалось не легче: народ столпился на тротуарах, ожидая прохода уже видневшегося в районе Думы карнавального шествия с немыслимыми конструкциями на платформах.

Протиснувшись вперёд ещё на пару кварталов, компания посмотрела шествие и свернула в более или менее тихую улочку с яркой вывеской ресторана "Разгуляй".

Катя вовсю тарахтела с Куртом по-немецки, и не успел он повторить на новый лад свои пожелания по поводу соблюдения режима, как уже сидел за столиком у фонтана.

Подошёл официант и подал карту. Немец повертел её в руках и передал Славику. Тот пробежал глазами столбики названий и цифры в правой части, растерялся и отдал карту Маринке. Та долго водила пальцем по строчкам, шевелила губами, и в конце концов заявила, что хочет сборную солянку. "Там всегда плавает много всякой всячины, а я страшно проголодалась", - пояснила она свой выбор. Голодными были все, поэтому Славик велел официанту принести четыре солянки.

- Что-нибудь будете пить, закусывать? - поинтересовался тот равнодушно.