Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" - Страница 157

— Что ж, раз среди присутствующих нет впечатлительных девиц, начнем, — как можно холоднее проговорил Эдмон, заходя в комнату и оглядывая её острым взглядом, который, казалось, подмечал все детали. Камин потух уже давно, судя по всему ещё вечером. Свечи в подсвечниках не потушили, и они совершенно оплавились, и воск, капавший с них, застыл белыми ровными подтеками.

— Здесь ничего не трогали, — проговорил Клод, продолжая держать руку на плече Иды, словно она была спасительной соломинкой, которая давала ему уверенность и спокойствие. — Все, как было, когда я вошел сюда утром. До меня и после меня сюда никто не заходил.

Эдмон зачем-то кивнул и перевел взгляд на кровать. Он прекрасно понимал, что Клод сам не в силах это сделать и поэтому придется ему, но не осуждал друга за эту слабость. Наверное, это было естественное состояние для человека в его положении.

Подойдя к кровати, Дюран молча взглянул в застывшие лицо покойника. В мыслях он избегал называть его по имени, потому имя принадлежало вполне живому человеку, которого он хорошо знал, у которой имел свои привычки, мечты, слабости, а это тело уже не было им. Но герцог Дюран все же медлил. Он не мог протянуть руку и прикоснуться, хотя прекрасно знал, что почувствует под пальцами похолодевшую кожу. Одно дело было прикоснуться к человеку умершему собственной смертью, или к тому, которого ты собственноручно убил, и совсем другое прикоснуться к тому, кто стал жертвой чужого преступления. Да, смерть была для него так де естественна, как и жизнь, и он воспринимал её без суеверного страха и даже без полагающейся скорби, но вся неприглядность именно этой смерти заставляла медлить. Кроме того, он даже не знал, что собирался делать и что искать, а сзади стояли всё ещё державшиеся друг за друга Клод и Ида, ожидавшие от него ответов.

Поборов, наконец, приступ внезапного оцепенения, герцог Дюран наклонился и осторожно, двумя пальцами, отодвинул в сторону помятый воротничок рубашки. Поскольку он не видел вокруг следов крови, а на лице у Жерома не было кровоподтеков, которые неизбежно выделялись бы на мертвенно бледной коже темными пятнами, оставалось лишь два способа убийства. Как только он сделал это движение, с Клода спало его отрешенное спокойствие и он, тяжело вздохнув, прошелся взад вперед по комнате, стараясь не смотреть на друга, который с молчаливым и хладнокровным спокойствием рассматривал его брата, выполняя возложенную на него миссию. Ида же, напротив, не отрывала от него глаз, пристально следя за каждым движением, так же, как следила за каждым движение тогда, когда он с таким же невозмутимым лицом копал могилу для собственной жертвы.

На шее Жерома и в самом деле оказались темные отметины, красноречиво говорившие о том, что именно послужило причиной его смерти. Дюран невольно поморщился. Что ж, подозрения Клода оказались верными, интуиция никогда не подводила Лезьё, но сказать ему об этом было куда труднее, чем осознать самому.

— Асфиксия. Его задушили, — коротко сказал Дюран, решив, что это, пожалуй, самый лучший способ сказать о том, что он обнаружил. Виконтесса Воле непроизвольно прижала руку к горлу, чувствуя, как ей самой не хватает воздуха, а Клод в очередной раз тяжело вздохнул.

— Руками, судя по всему, — продолжил Эдмон, внимательно разглядывая следы на шее Жерома. — И, насколько позволяют судить мои познания, умер он около полуночи.

— Мой брат был не беспомощным ребенком! — воскликнул Клод, продолжая ходить взад вперед по комнате. — Он не позволил бы себя просто так задушить!

— Рука, — вдруг сдавленно прошептала Ида, продолжая держаться за горло.

— Что? — переспросил Эдмон, резко оборачиваясь на нее. Клод застыл в середине комнаты, переводя взгляд с сестры на друга.

— Рука, — уже увереннее повторила средняя виконтесса Воле и кивнула на безжизненно свисавшую с постели руку. Эдмон осторожно приподнял руку Жерома за похолодевшие пальцы. Тонкой линией по запястью шел след от крепко стянутой веревки. Рядом, на полу, соскользнув с кровати, лежала полоска шелковой ткани, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении галстуком, которым, видимо, и были связаны руки Жерома.

— Он был связан. Собственным галстуком, — глухо проговорил Эдмон, и, уже не заботясь ни о каких формальностях и моральных сторонах вопроса, быстро выхватил из-под одеяла вторую руку, на запястье которой красовалась такая же тонкая отметина. На несколько мгновений он замер, держа эти безжизненные руки, а затем стал оглядывать комнату с таким пристальным вниманием, что это заставило Клода быстро сказать:

— Ничего не украдено.

— Он пришел не затем, чтобы украсть что-то, — медленно качнул головой Дюран, продолжая пристально оглядывать комнату в поисках того, что указало бы ему на то, что убийца явился сюда с вполне дружеским визитом, или же с намерением убить, но был встречен, как друг. Клод и Ида тоже, с не меньшим вниманием, оглядели комнату.

— Твой брат сам его пустил, — сказал, наконец, Эдмон, подходя к столику возле дивана, на котором стояла оставленная чашка.

— Он его ждал… — вдруг проговорила пораженная Ида. Клод посмотрел на чашку и затем, словно догадавшись о чем-то, медленно перевел взгляд на каминную полку. Эдмон и Ида последовали его примеру. Все трое подумали об одном и том же, но никто не решался высказать предположение вслух.

— Если из этой чашки пил мой брат, то кто пил из той, что стоит на каминной полке? — озвучил, наконец, Клод повисшую в воздухе догадку, указывая на обнаружившуюся улику.

— Принимая во внимание предполагаемое время смерти… Дорогой мой друг, известно ли тебе, кого принимают в спальнях по ночам? — как бы, между прочим, осведомился Эдмон, опираясь на спинку дивана.

— Любовниц… — глухим шёпотом произнес Клод, падая на диван и роняя голову на руку.

— Насколько хорошо ты знал брата? — продолжил расспросы Эдмон.

— Как выяснилось — не знал вовсе, — Клод продолжал отстранённо смотреть в пространство. Ида медленно развернулась и вышла из комнаты, опустив голову и глядя прямо перед собой, и, остановившись в коридоре, внезапно рассмеялась нервным, почти истерическим смехом, который вырывался у неё всякий раз, когда заканчивались силы и она больше не могла спокойно переживать то, что видела и слышала.

— Никогда бы не подумала, что Жером способен на такое! Святые угодники, я бы полжизни отдала, чтобы увидеть её! Подумать только! — воскликнула она, всплеснув руками, так же внезапно обрывая свой смех, и, помолчав несколько мгновений, продолжила уже совершенно спокойно: — Прошу прощения.

Разумеется, ни у кого и в мыслях не было обвинять её за этот короткий приступ, потому что и Клод, и Эдмон чувствовали себя не намного лучше. Клод опустил голову на руки и несколько мгновений смотрел в пол, словно собираясь с мыслями. Дюран продолжал стоять, опершись обеими руками на спинку дивана. Он бы и сам никогда не подумал, но все указывало на это.

— Если у моего брата и в самом деле была любовница, — наконец проговорил он и Эдмон с сочувствием отметил, что каждое слово дается ему с трудом, — то он наверняка упоминал о ней где-то в своих бумагах. Я разберу его бумаги, мне все равно придется это сделать.

— Почему вы не думаете о том, что действительно важно? — внезапно проговорила Ида, переводя взгляд с брата на Эдмона и обратно, словно требуя у них объяснений. — Нельзя задушить человека случайно. Для этого нужны и намерение, и физическая сила.

— Человек в гневе способен на многое, — задумчиво изрек Дюран, неопределенно взмахнув рукой.

— Я сомневаюсь, что даже разгневанная женщина могла связать мужчину против воли, используя для этого его же галстук, — упрямо тряхнула головой виконтесса Воле, устремив на герцога потемневший пронзительный взгляд. Эдмон тяжело вздохнул. То, что он собирался сказать, не предназначалось ни для ушей убитого горем брата покойного, ни для женщины, какой бы понимающей и не впечатлительной она ни была. Когда-то, когда он оказался в самом центре омута разгульной, развратной жизни, он интересовался этим. Интерес, правда, быстро перерос в отвращение и жалость к тем, кому нравилось подобное, но он помнил достаточно, чтобы понять, в чем было дело. Несколько мгновений Дюран молчал, словно собираясь с мыслями и подбирая слова, для того, что собирался сказать, а затем, бросив быстрый взгляд на мертвое тело Жерома, проговорил: