Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" - Страница 164

Клод замер, не в силах пошевелиться. Стоявшая перед ним женщина требовала, что бы он опроверг правду. Это было почти так же ужасно, как и подтвердить её. Он многое бы отдал за то, чтобы узнать, кто был автором этого предположения, и что послужило для него почвой, но мадам Бонн ни за что бы не призналась, кто был этим человеком.

— Нет, — с трудом проговорил он, качая головой и стараясь отогнать навязчивое видение убийства брата, — это более, чем естественная смерть.

Возможно, это могло быть правдой, учитывая пристрастия его брата. По крайней мере, Клод успокаивал себя этим. Во всяком случае, он не мог ответить ничего другого без опасения сделать столь неприглядную правду достоянием общественности и их семья и в самом деле вместилище всего дурного. Но мадам Бонн, которая отчаянно желала поведать марнскому обществу узнанные ею подробности, не была удовлетворена таким ответом.

— Неужели ваш брат бы болен? — спросила она, поднося к лицу затянутую в перчатку руку и так притворно удивляясь, что Клода бросило в дрожь от этой театральности и захотелось поаплодировать столь жалким попыткам завоевать его доверие.

— Да, был, мадам Бонн, — с усилием ответил он. Можно ли было считать, что Жером и вправду не был здоров, раз предпочитал столь странные развлечения? Можно ли считаться отклонением то, что для него было нормой? Клоду не хотелось думать, что его брат был сумасшедшей, даже сама мысль о том, что он мог иметь некоторые отклонения, очень осторожное, но не менее неприятное выражение, была ему отвратительна. В такие минуты он невольно и с некоторым ужасом задумывался о том, какие демоны прячутся в глубине его собственного сознания? Но отсутствие очевидного ответа пугало его сильнее, чем его наличие: Клод прекрасно знал о том, что не существует безупречных людей. Жером не был ненормален, к гибели его привели пороки, которым он не смог противостоять. Эта мысль была единственным, что примиряло Клода со смертью брата. Мысль, что не Жером был виновен в собственной смерти, а другие люди, которые толкнули его на этот путь, внушили ему эту извращенную философию боли… Винить брата в том, что ему не хватало сил отказаться от такой жизни, Клод не мог.

— Ах, какой ужас, — сокрушенно покачала головой мадам Бонн. — Кто бы мог подумать!

— До некоторого времени даже я, — как можно более спокойно ответил Клод. Он старался убедить себя в том, что не врет, а лишь не говорит всей правды. Одна ложь, слишком серьезная, уже была на его совести, хоть он и пытался оправдать себя тем, что это, так же, как и сейчас, была ложь во благо.

— Вам сейчас, должно быть, очень тяжело, — снова вздохнула мадам Бонн. — Вы, все-таки, лишились единственного близкого родственника….

— Благодарю за заботу, я чувствую себя намного лучше, — резко оборвал её Лезьё. — У меня, к счастью, есть великолепная кузина и великолепный друг, которые не позволят мне зайти в моей скорби слишком уж далеко.

— А ваш отец? Он, наверное, будет в ужасном горе, когда узнает о случившимся.

Клод снова бросило в дрожь, и он ещё сильнее сжал трость. Их отцу не было никакого дела до того, чем живут его сыновья. Он оставил без внимания смерть женщины, которую, как говорили многие, любил, на что же могли рассчитывать его дети? Он даже не написал отцу сам, зная, что это сделает его поверенный.

— Ужасно, что все это случилось, когда вас не было здесь, — мадам Бонн, казалось, готова была продолжать разговор до тех пор, пока он не дал бы нужной ей информации.

— Возможно, будь я здесь, мой брат был бы жив, — не удержался Клод и, поняв, насколько опрометчиво поступил, проговорив эти слова, быстро коснулся пальцами полей цилиндра и так же быстро поклонился. — Простите, мадам Бонн, но меня ждут дела.

— Ах да, разумеется, вам же столько всего нужно сделать, — всплеснула руками мадам Бонн и Клод едва удержался от едкого замечания о том, что ей тоже предстоит много работы, связанной с передачей его слов во все гостиные округи.

— До встречи, — отрывисто бросил он, резко разворачивался и быстро защищал данные по улице.

***

Спустя несколько часов Клод сидел в полумраке малой гостиной «Терры Нуары» и, подперев голову рукой, сжимал пальцах стакан, на дне которого слабо золотилось виски из личных запасов герцога Дюрана. От прежней иллюзии уверенности не осталось и следа, и сейчас он выглядел даже несколько жалко. Тонкая прядь, упасшая на лоб, и устремленный в пространство взгляд, только усугубляли это впечатление.

Герцог Дюран сидел в кресле напротив, не сводя друга задумчивых и напряженных стальных глаз, пытаясь понять, насколько его друг близок к той пропасти, к которой он неоднократно подводил его в своих мыслях. Клод, безусловно, страдал, но, кажется, уже не был близок к помешательству так, как несколько дней назад. Это давало надежду, что рано или поздно он оправится от этой трагедии настолько, чтобы жить почти так же, как раньше. Дюран всегда считал доброту чем-то вроде слабости, полагая, что сила должна быть обязательно грубой, но вид отчаянно сопротивлявшегося Клода, которого он справедливо считал одним из самых добрых людей, которых ему довелось повстречать, невольно заставлял задуматься о том, что доброта дает не меньшую силу.

— Я делаю все, что могу сделать отсюда, Клод, — в который раз повторил Эдмон, наполняя свой бокал. — Найти человека, не имея почти ничего…

— Да пусть она и вовсе не найдется! — резко воскликнул Клод, вскидывая голову. — Пусть провалится в ад и сгорит там заживо вместе с дьяволом и всеми его демонами, Бог ей судья.

— Я давно не слышал, что бы их упоминали в одном предложении с таким контекстом.

— Эдмон, я понимаю, что тебя это мало касается, но все же прошу, ты можешь относиться к этому без своей привычной насмешки? — почти в отчаянье воскликнул Клод. — Я не хочу, чтобы какая-либо случайность сделала тайну всем известной.

— Я более чем серьезен, — спокойно ответил Дюран. — Я понимаю, что тебя волнуют слухи, витающие вокруг смерти твоего брата, но это всего лишь сплетни, передаваемые из гостиной в гостиную.

— Эдмон, я хотел, чтобы это несчастье осталось в узком кругу, — раздраженно бросил Клод, но Эдмон лишь приподнял бровь и холодно осведомился:

— И как же ты собираешься скрыть похороны?

— Я не собираюсь скрывать похороны! — Клод залпом осушил свой стакан. — Я не хотел, чтобы по Вилье-сен-Дени ходили слухи об убийстве, особенно, после всего, что здесь произошло.

— Если тебя это несколько утешит, то могу сказать, что разговоры об убийствах верные спутники внезапных смертей, — пожал плечами Эдмон, осторожно забирая у Клода стакан, который тот порывался вновь наполнить. — Уже через два месяца об этом забудут, потому что случится что-нибудь ещё, не менее достойное внимания.

— Я не желал, что бы они появились в этот раз, — тихо ответил Клод, откидываясь на спинку и прикрывая глаза.

— Правдивые слухи всегда более неприятны, чем лживые, — спокойно заметил герцог Дюран. — Особенно, когда касаются тайны, раскрытие которой может обернуться множеством нежелательных последствий. К счастью, весьма сомнительному, Жером был очень осторожен и ни с кем открыто не враждовал, поэтому вскоре версия о его естественной смерти будет единогласно принята.

Клод кивнул и, открыв глаза, устремил взгляд в потолок. Несколько мгновений он молчал, а затем тихо, почти с усмешкой, произнёс:

— Вчера, почти сразу после вашего визита, ко мне явилась с соболезнованиями Жозефина де Лондор.

— Вот уж действительно чудо, — без эмоционально ответил Эдмон. — Что же она хотела?

— Даже не представляю, — отозвался Клод, продолжая глядеть в потолок. — По её словам она лишь желала выразить мне свое искреннее сочувствие.

— Мне очень трудно совместить такие вещи, как мадемуазель де Лондор и искренние сочувствие, — пожал плечами Дюран. — У меня сложилось впечатление, что она не может жалеть никого, кроме себя.

— Я знаю, что вы мало верите в неё, — вздохнул Лезьё, выпрямляюсь. — Честно сказать, я и сам мало верю в её доброту, но ты же понимаешь, что я не смог бы оттолкнуть её, даже если бы наверняка знал, что она просто решила в очередной раз поиздеваться надо мной.