Навсегда
(Роман) - Кнорре Федор Федорович - Страница 54

Улыбаясь со своим непроницаемым видом, мадам проворковала:

— Но это будет именно морфий, господин доктор? И правильная доза?

Фельдшер нахмурился, выкатил грудь, но вдруг рассмеялся, прикрыв рот рукой. Видимо, эта мысль не была для него неожиданной.

— У вас голова арийской женщины, мадам!.. Нет, нет, это будет именно морфий, и такая доза, которую я вспрыснул бы лучшему другу или даже самому себе.

— Вот-вот, лучше уж самому себе!

Фельдшер расхохотался еще громче и закивал, невзначай подставляя трактирщице стаканчик.

— Верно! Это все-таки лучше! Ах, мадам, мадам!.. Вы просто молодец, отличный парень!

Глава шестнадцатая

Мадам Мария на прощание дала Аляне большую чистую, ветхую от стирки простыню, пакетик марганцу, кусок грудинки, хлеб и бутылку водки. Затем перекрестила ее, поцеловала в лоб и напомнила, что если они с Юргисом попадутся, то ей придется сказать, что она видит их в первый раз в жизни.

— Пусть меня убивают, я вашего имени не произнесу! Даже зря предупреждаете! — сказала Аляна.

— Я тебе верю, бедняжка, да, да, — мадам рассеянно погладила ее по щеке, потом вдруг сняла с полки кулечек сахару и сунула Аляне в руки. — Ну вот, а теперь мне ужасно некогда, иди, — она обняла ее рукой за плечи и, слегка подталкивая, повела к двери.

Юргис с лошадью ждал у постоялого двора на выезде из города. Не обменявшись ни единым словом, они доехали до перекрестка, где начиналась дорога к каменоломням, и стали сворачивать в лес. Тут им и надо было дожидаться.

Сразу, как только свернули с твердой дороги, лошадь стала проваливаться. Кое-как, рывками, она все-таки вытянула сани шагов на сто в сторону от шоссе и остановилась, тяжело водя боками. Здесь их, правда, нельзя было увидеть с шоссе, но между деревьев протянулась за санями полоса взрыхленного снега.

Сперва она была не особенно заметна, но как только посветлело от луны, поднявшейся над лесом, предательский след стал казаться настоящей дорогой, чернеющей глубокими ямами и рытвинами.

— Ну и дураки же мы! — вполголоса выругался Юргис. — Подумать только, куда заехали! Если фашисты задумали нас сцапать, мы попались, как цыплята… И хоть бы какое-нибудь оружие у нас было, хоть самое бы дрянное!

С ожесточением дергая за рукава, он стащил с себя полушубок и накинул его на лошадь.

— Замерзнешь, — сказала Аляна.

— Так и надо, — со злобой огрызнулся Юргис. — Лошадь не виновата, что какой-то болван ее не туда загнал.

Город был недалеко, и оттуда все время слышалось пыхтение и постукивание какого-то мотора и тоскливый, одинокий собачий лай.

Только верхушки многоярусных высоких елей с одного края были неярко освещены луной. Понизу, в глубине, между густых веток, было совсем черно.

Луна быстро катилась по небу. Стоило отвернуться от нее на некоторое время и затем посмотреть вновь, — она уже оказывалась на новом месте, правее.

В лесу было так тихо, что разговаривать, даже шепотом, казалось опасно. Шуршание снежного пласта, сорвавшегося с еловой лапы, настораживало, заставляло быстро обернуться.

За все время ожидания только один раз прошла по шоссе колонна военных автомашин — совершенно одинаковых, с одинаковым грузом, затянутым брезентом, — шестнадцать штук.

После них стало еще тише. Луна стала уходить, скрываясь за лесом, и кругом сильно потемнело, только снег белел среди лесной темноты.

Потом послышался приближающийся шум мотора и мимо проехал грузовик со скошенным капотом и высокими бортами.

Юргис отлично знал, что этот французский грузовичок «Рено» и есть машина похоронной команды.

Как только он скрылся за поворотом к каменоломням, они, позабыв осторожность, выбежали на дорогу.

Грузовик не остановился.

Вернувшись к саням, они переждали, пока грузовик проедет обратно. Потом опять с трудом выбрались на дорогу и поехали на пригородный хутор, возвращать лошадь хозяину.

Фельдшер Хельмут объяснил Марии, что во всем виноват не кто иной, как сам этот «русский кретин Шурафлейфф», который в последнюю минуту не явился.

Аляна с Юргисом снова напрасно продежурили в лесу следующую ночь… И еще одну…

Возвращаясь перед рассветом после этой, третьей, ночи, они остановились в лесочке у самого города, чтоб попрощаться. Юргис еще по дороге твердо объявил, что больше не сможет приехать, хозяин лошади не даст. И теперь он с неприятным чувством ждал, что же скажет Аляна в последнюю минуту.

Нет, она не собиралась ни плакать, ни просить — это он отметил с облегчением. Она пожала ему руку и поблагодарила так, будто все дело у них прошло удачно. Это даже озадачило Юргиса.

— А что ты теперь будешь делать? — спросил он. — Немец нас одурачил. Дело ясное.

Она, тщательно стряхивая с полушубка соломинки, нехотя проговорила:

— А что же мне делать? Пойду завтра опять.

— Да ты совсем с ума сошла! Куда это ты пойдешь, скажи на милость? Что ты там одна сможешь сделать?

— Пойду, — повторила она. — Что-нибудь сделаю… — И зашагала по тропинке к городу.

— Да ведь мы три ночи прождали в лесу, неужели ты не видишь, что нас обманули?!

— Может быть, — не оборачиваясь, тихо ответила Аляна.

Юргис хватил кулаком по краю саней так, что в дереве что-то треснуло.

— Ты сумасшедшая! Ведь это просто глупость, что ты придумала: одной идти!.. Ты не понимаешь, что лошадь больше не дают? Я и сегодня ее чуть не украл у хозяина. Он за руки меня хватал, слышишь? За руки хватал, когда я запрягал!.. Дура ты!.. — Он с бешенством погрозил ей вслед кулаком, ударил лошадь и погнал ее к хутору.

За те три ночи, что они ездили в лес, у них выработался определенный маршрут. После первого неудачного раза они догадались заезжать к перекрестку с обратной стороны, через замерзшее озеро.

На следующую ночь Аляна пошла одна. Выйдя из города, когда едва начинало темнеть, она все-таки торопилась. Ей казалось, что она собьется с дороги, опоздает. Она совершенно не думала о том, что будет дальше. Она только знала, что должна вовремя быть на месте.

Теперь, когда она пришла пешком, вместо свертка у нее за плечами снова была ее торбочка. Она долго стояла, прислонившись к толстому стволу сосны. Мороз был слабый, и она чувствовала чистый, отдающий влагой запах снега. В неподвижном воздухе снежинки плавно проплывали перед глазами.

Луна уже прочертила по небу свою низкую кривую, когда она услышала в лесу шум. В нем не было ничего тревожного. Она обернулась, удивленная, вслушиваясь. Знакомая лошадиная голова с белым пятном на лбу, равномерно кивая на ходу, выглянула из чащи.

Юргис вел лошадь под уздцы.

Этого она никак не ожидала.

— Все-таки приехал?

Не отвечая, он привязывал лошадь к стволу и молча злобно сбивал с воротника снег.

— Приехал, — после долгого молчания ответил он. — Да вот, приехал проторчать в лесу еще одну ночь, чтобы какой-то паршивец радовался, что водит нас за нос, как последних олухов… Приехал! — Кипя от злобы, он с размаху сел в сани и с силой запахнулся полами полушубка.

— Так зачем же ты приехал?

— Зачем?.. А затем, что ты сумасшедшая, вот зачем!..

После этого они не разговаривали очень долго. Однако, когда по шоссе проехала большая крытая машина, Юргис быстро соскочил с саней и стал рядом с Аляной. Машина проехала к городу, и он, презрительно фыркнув, вернулся и, с видом человека, приготовившегося к долгому и совершенно бессмысленному ожиданию, сел в сани.

Но когда затарахтел мотор еще одной машины, они опять стояли рядом между деревьев и смотрели на дорогу, по которой ехал грузовик со скошенным капотом. Двое солдат неловко сидели в кузове на чем-то, что все время покачивалось под ними от толчков машины.

Грузовик поравнялся с деревьями, где стояли Аляна и Юргис, проехал и стал удаляться. И тут они увидели, что один из солдат встал и, придерживаясь за борт рукой, перешагнул через что-то, что лежало на полу, споткнулся и стал возиться, нагнувшись. Какое-то длинное темное тело отделилось от борта грузовика и, продолжая лететь вперед по инерции, упало и покатилось, зарываясь в снег.