Оскал дракона (ЛП) - Лоу Роберт - Страница 20

— Я Хидинбьорн, — произнес он. — Я пришел по поручению Льота Токесона, чтобы рассказать Торбранду новости.

— Так расскажи нам, — проворчал я.

Щит был слишком тяжел для него, и воин подставил колено, расслабив локоть, но оставшись за щитом, показав тем самым свою сообразительность.

— Мы получили новости из фьорда. Стирбьорн сразился со своим дядей, конунгом Эриком, и ярлом Брандом. Бранд тяжело ранен, а Стирбьорн разбит и бежал, поэтому наше предприятие закончено, так сказал Льот.

— Это и впрямь важные новости, — прорычал Ботольв, возвращаясь от повозки. Он взглянул на меня и добавил: — Курица — упрямая птица, еще дергается. Утром, я думаю, ему будет еще больно, но он жив и не собирается умирать.

Я кивнул. Лучник вел себя молодцом, хоть он и трэлль.

— Ты уже успел рассказать это Торбранду? — поинтересовался Финн.

Воин со щитом кивнул и переступил с ноги на ногу.

— Берсерки решили, что Рандр Стерки им больше по нраву, чем Стирбьорн.

Я нисколько не удивился. Рандр Стерки собирался идти до конца, а берсерки хотели получить хоть какую-то выгоду из этой затеи. Хидинбьорн заметил, что я все понял, и продолжал переминаться на месте.

— Некто Стенваст сказал им, что надо убить Сигрид и ее ребенка, и это спасет все дело. И таким образом они сохранят верность Паллигу Токесону, своему ярлу.

Паллиг — брат Льота, похоже, у него достаточно серебра, чтобы содержать целый отряд берсерков. Не думаю, что он обрадуется потерям среди них, если конечно, кто-то не наполнит его горшки деньгами, дабы удостовериться, что Стирбьорн получит по заслугам. Конунг Эрик вряд ли будет сомневаться, терпеть ли ему своего беспокойного племянника, ведь Стирбьорн все еще его наследник. Меня же больше интересовало, насколько тяжело ранен ярл Бранд, ведь если Бранд в состоянии отомстить, то Стирбьорн был бы уже мертв, а сам Бранд уже покаялся перед Эриком за убийство племянника.

Хидинбьорн стоял напряженно, вытянувшись как тетива лука, он и вправду думал, что ему придется сражаться, но я валился с ног от усталости и решил, что на сегодня хватит крови. Удивительно, но именно Финн небрежно взмахнул клинком, позволяя ему уйти.

— В следующий раз, когда мы встретимся, Хидинбьорн, пусть это произойдет в более дружеской обстановке, иначе я оторву тебе голову и помочусь на твою шею, — проворчал он.

Хидинбьорн серьезно кивнул, соглашаясь с Финном, и пошел прочь, не теряя достоинства. Когда он скрылся за поворотом, я обнаружил, что все это время задерживал дыхание, и облегченно выдохнул.

— Да уж, — проворчал Финн, вытаскивая тряпицу, чтобы протереть «Годи», — нелегкий денек выдался, и он еще не закончился.

Курица уже сидел в повозке и хрипло дышал, на его обнаженной груди отчетливо выделялся огромный лиловый синяк. Он с усилием глубоко вдохнул и вздрогнул. Видимо, у него сломаны ребра, и я велел ему лежать, потом его осмотрит Бьяльфи.

— Хороший выстрел. Нам придется повысить тебя с Курицы до Орла, — добавил я, и Токи захихикал.

— Ну, или хотя бы до Петуха, — сказал Финн.

И мы заразительно рассмеялись в этот хмурый цвета олова день, так что Токи оглох от нашего хохота, мы радовались, что все остались живы.

И тем не менее, пока мы двигались дальше по тропе и догоняли остальных, кровавое пятно на штанине Ботольва все увеличивалось. Когда его увидела Ингрид, она закрыла ладонями рот, а затем стала звать Бьяльфи и бросилась к мужу, пока маленькая рыжеволосая Хельга удивленно наблюдала за взрослыми, сунув большой палец в рот.

Остальные столпились вокруг, желая знать, что случилось, мне вдруг захотелось присесть, лица расплывались, будто я оказался под водой. Торгунна заметила это и отвела меня к повозке, я сел под навес, слушая разговоры вокруг; и только тогда сообразил, что в этот день мы прошли совсем немного и уже разбили лагерь, хотя еще не стемнело

Я рассказал им обо всем, Ива и Тордис с восхищением и гордостью посмотрели на Курицу, но потом, услышав новость о поражении Стирбьорна, обрадовались еще больше.

— По крайней мере, еще не рожденный ребенок в безопасности, — раздался низкий голос, и Онунд Хнуфа, болезненно поморщившись, повернулся ко мне. — Я хотел тебя предупредить, но мог произнести только слово «ребенок».

Я почувствовал, прилив тепла, как у очага.

— Я вижу тебя, Онунд, — ответил я. — Похоже, тебя тоже не так-то легко убить.

Он криво улыбнулся, и стало заметно, как сильно он пострадал, — щеки ввалились, на лице черно-красные ожоги, женщины смазали их какой-то мазью. Даже горб, из-за которого он и получил свое прозвище, выдавался из-за плеч резче и выше, чем раньше.

— Они хотели знать, где закрыто серебро, — произнес он. — Хорошо, что ты никому об этом не сказал, иначе поцелуй раскаленного железа заставил бы меня выложить все.

— Тот, кто видит, как его друга поджаривают на вертеле, расскажет все, что знает, так говорила моя бабка, — подтвердил Рыжий Ньяль.

— По крайней мере один из твоих мучителей тоже познал жар раскаленного металла, — проворчал Финн и рассказал ему о Бьярки.

— Слабое утешение, — ответил Онунд, — ведь мы потеряли Гизура и Хаука.

Я вспомнил что они всегда и везде были втроем, словно тени, и почувствовал горечь утраты, будто у меня отрезали часть тела.

— Гизур не оставил «Сохатого», — произнес Хленни Бримилль. — Он поступил так, потому что построил этот корабль.

Онунд нахмурился.

— Он построил несколько кораблей, но ни один корабль не стоил его жизни.

Я поднял брови, потому что не знал об этом, и Онунд заметил мое удивление.

— Я построил «Сохатого», — ответил он. — Я вложил в этот корабль больше труда, чем все остальные. Но смогу построить новый.

— Молодец! — воскликнул Финн ухмыляясь. — Как только мы разберемся с Рандром, я буду тебе помогать.

Онунд снова обрел себя, я улыбнулся, а Финн захохотал во весь голос.

— Думаю, что скоро все закончится, — заверил Клепп Спаки, но Вуокко, его неразлучная тень, хмыкнул и рассказал, о чем поведал его барабан, а он пророчил нам горечь тяжелых потерь.

Все замолчали. Губы Торгунны превратились в тонкие ниточки, она побледнела, взгляд стал пустым. Я знал, что это означает — она испугана, но не показывает свой страх и не заплачет. Остальные старались не смотреть мне в глаза, все знали, что я предложил Одину свою жизнь, чтобы их спасти.

Затем вышел вперед Абьорн, вытирая с лица капли дождя, за ним высились новые побратимы, их плащи, заляпанные грязью и помеченные кровью, потемнели от дождя.

— Если мы не ошибаемся, — сказал он, — у врага осталось восемь берсерков.

— А еще Рандр Стерки и его воины, — добавил Финн, подкидывая в огонь хворост.

— Рандр Стерки, может, и достойный боец, но его люди — нидинги, так себе воины, — сказал я.

— Даже если и так, — усмехнулся Финн,— восемь берсерков — это немало.

Абьорн пожал плечами.

— Медвежьи шкуры служат Паллигу Токесону, ярлу Йомса, а Льот, похоже, его брат, и они напали на нас по приказу Стирбьорна. Я думаю, берсерки не последуют за этим жалким беглецом. Нужно двигаться дальше. Госпожа Сигрид все еще в опасности, и поэтому мы хотим остаться здесь и стеречь тропу — я, Ровальд, Рорик Стари, Кьялбьорн Рог, Миркьяртан и Уддольф.

— Ребенок не должен оказаться у них, — сказала Ясна, и я догадался, кто подтолкнул их к такому решению.

Сероглазым воинам с суровыми лицами в обрамлении кос предстояло безнадежное дела, они понимали, что у них нет шансов уцелеть в схватке с восьмеркой берсерков.

Я сказал им об этом, а также что мы все вместе должны идти дальше, вместе у нас будет больше возможностей противостоять врагам.

— Мы не сможем больше двигаться быстро, — возразила Торгунна и кивком головы указала на крытую повозку, где Ясна и безмолвная девочка-заложница сидели рядом со стонущей женщиной, укрытой шкурами.

— Насколько все плохо?

Торгунна покачала головой, все и так было понятно. Итак, мы застряли здесь, пока Сигрид не разродится. Я осмотрелся и заметил, что Финн делает то же самое. Мы находились на достаточно широкой тропе, справа я заметил ответвление — тропинку, рассекающая скалу словно шрам. Она вела к каменному мосту, построенному сыновьями в память о матери, так гласила надпись на камне; далее тропа поднималась на вершину горы. Оттуда отлично просматривался весь фьорд. Раньше на той вершине росли прекрасные корабельные сосны.