Оскал дракона (ЛП) - Лоу Роберт - Страница 47

Той ночью мы разожгли огромный костер, который поднял людям настроение, его свет отражался в реке, отблески яркого пламени окрасили темноту в кроваво-красные тона. Я увидел Черноглазую, когда остальные уже спали, храпели и похрюкивали; внезапно на фоне луны возник ее отчетливый силуэт.

Она повернулась, и отблески костра осветили тень улыбки на ее губах, таких пухлых, что я задумался — умеет ли она целоваться.

Глава 13

Со стороны лес кажется неподвижным, но оказавшись в нем, ощущаешь, что там все время что-то или кто-то движется и шумит; вот коричневая птица промелькнула в зарослях кустов, лиса осторожно крадется по мокрой луговой траве, грачи галдят в густых кронах деревьев, их недавно вылупившиеся птенцы пищат тонкими голосами, напоминающими голос Вороньей Кости.

Я наслаждался лесом, охотой и разведкой вдали от корабля и ворчащей команды, хотя стрелок из лука из меня никудышный — я скорее попал бы себе в ногу, чем подстрелил какую-нибудь дичь для вкусного варева.

Разведка куда важнее — днем ранее мы заметили тонкую нить дыма в бледно-синем небе, и это говорило о том, что там может находиться поселение, а значит и свежая еда, эль, а возможно даже и женщины, так что мы с Курицей осторожно и тихо пробирались через влажный туманный лес. На жаре нам докучали тучи насекомых.

Меня уже всего искусал гнус, постоянно приходилось выплевывать мошкару, я ощущал насекомых у себя в волосах, они лезли в глаза и нос, но все равно это не сильно меня раздражало. Временами наступала такая тишина, что мне казалось, будто я слышу, как раскрываются почки на деревьях, как кто-то шуршит под прошлогодней листвой. И как раз в такой момент я заметил краем глаза движение, будто промелькнул неуловимый эльф.

Я застыл и обернулся, Курица тоже замер, что-то мелькнуло в тени деревьев. Раздалась трель кроншнепа, один резкий и два более протяжных свиста, и я увидел птицу — небольшие изогнутые крылья, мелькали лишь их кончики; из ближайших зарослей тростника, сердито крякая, показалась дикая утка с выводком утят.

Курица приложил пальцы к губам, он не явно не хотел делать даже это движение, поэтому я продолжал стоять неподвижно среди ивняка, всматриваясь в заросли, струйка пота стекала по спине, всюду лезли насекомые, лишь их жужжание нарушало тишину.

Где сзади, удерживая «Короткого змея» против течения неторопливыми гребками, нас ждали побратимы, они остановились у восточного берега, потому что у западного было сильное течение. И сейчас я был уверен — мы здесь не одни, Курица тоже понимал, что рядом может находиться кто-то еще. Возможно, люди Паллига? Те двое, кто ускользнули от нас лодке, или тот, кто сбежал на берегу.

Я молил Одина, чтобы так все и оказалось, как вдруг заметил человека на расстоянии вытянутой руки за листвой кустарника.

Он был с непокрытой головой, темные волосы заплетены в косы, на лбу и щеках сажей нарисованы полосы, чтобы сливаться с листвой, словно пятнистый олень. Однако это означало, что этот человек настроен враждебно, ведь он прятался, его не разглядел бы даже зоркий глаз. Незнакомец держал в руках лук с наложенной на тетиву стрелой с большим зазубренным боевым наконечником, что явно указывало, на кого он охотится.

Кроншнеп снова пропел, зависнув над гнездом, рядом с которым прятался человек, и тот вздрогнул от неожиданности, а потом сообразил, что этим может себя выдать. Затем полоски на его лице распрямились, глаза округлились от удивления — он заметил меня.

Было уже не до стрельбы из лука, я бросил его и устремился вперед сквозь ивняк, пытаясь вытащить сакс из ножен на поясе. Враг, хмыкнув, попятился, чтобы попытаться выстрелить, но было уже слишком поздно. Ветки хлестали меня по лицу и цеплялись за одежду.

Он тоже отбросил лук и стал бешено размахивать стрелой, я врезался в него, схватив за руку, другой он вцепился в меня; тяжело дыша, мы оказались лицом к лицу, рыча от натуги, от него воняло луком, страх исходил от него волнами, пот выступил на лице поверх угольных полос.

Он пнул коленом и почти попал мне в пах, но я чуть повернулся, и удар пришелся по бедру. Нога одеревенела. Я подумал, что хорошо бы позвать на помощь, но крик мог бы привлечь и его товарищей, равно как и моих; он тоже это понимал, поэтому мы боролись молча, кряхтели и тяжело дышали, сцепившись, словно любовники в объятьях.

Онемевшая нога подогнулась, и в падении я увлек его за собой, мы рухнули сквозь ивовые ветки и кустарник; когда он приземлился на меня, мое колено оказалось между его ног, его кашель и сопение перешли в тихий и высокий вой — он выпустил мою руку с саксом и понял, что над ним нависла смерть.

Я замахнулся саксом и воткнул его, клинок слабо чиркнул по ребрам, прежде чем нашел свободное место между ними и погрузился в плоть по рукоять. Противник выпустил мою левую руку, и я зажал ему рот. Его глаза находились в нескольких дюймах от моих — огромные и круглые от отчаяния, он смотрел почти умоляюще, будто просил вытащить нож. На его нижней реснице застыла слезинка. Я сбросил с себя его обмякшее тело и уселся, чтобы отдышаться.

Безмолвный противник лежал на спине с открытыми глазами, пару раз он дернул ногой. Пальцы на одной руке слабо пошевелились, и это было похоже на прощальный жест.

В этот момент подкрался Курица, я вздрогнул и обернулся, словно испуганный олень, так что он замер с поднятыми руками, пока я его не узнал. Я сплюнул, избавляясь от кислого привкуса во рту, сморгнул и вытер пот, заливающий глаза; рой насекомых звенел, привлеченный железным запахом свежей крови, пропитавшей рубаху убитого из грубой неокрашенной шерсти.

— Впереди воины, — тихо прошептал мне на ухо Курица, его губы были так близко, что я чувствовал горячее дыхание. — Они притаились в спрятанных в камышах лодках, обтянутых кожей.

Глаза мертвеца были как у собаки, как у печальной, побитой, проклятой богами собаки. Надо бы обшарить его, от подмышек и до ступней, но я готов был поспорить, что при себе у него лишь пустая сумка. Финн или Рыжий Ньяль, или Хленни, обязательно обыскали бы его, не брезгуя перемазаться в крови и дерьме, чтобы найти все имеющиеся у него ценности, но мне не хотелось этого делать.

Мы подобрали его лук и стрелы, а затем Курица осторожно пошел вперед.

В камышах оказалось семь или восемь длинных рыбацких лодок из натянутых на деревянный каркас кож, в каждой по меньшей мере десять воинов. Если бы мы их не обнаружили, они могли бы внезапно обстрелять нас из камышей и в считанные секунды оказаться на борту «Короткого змея», и хотя враги не выглядели грозными бойцами — у них не было ни шлемов, ни кольчуг — зато они были полны отчаянной решимости и вооружены луками и короткими копьями. И возможно, у них даже имелся шанс на успех.

Пока же враги сидели тихо, пригнувшись, потея и хлопая насекомых, и тут внезапно поняли, что обнаружены. Моя первая стрела попала противнику в голову, чуть пониже линии грубо обрезанных волос, почти в ухо; он пронзительно закричал, резко и внезапно, будто камень бросили в тихую, медленно бегущую реку. Через мгновение он оказался в воде, дергаясь и пуская изо рта кровавую пену.

Мы выпустили в них все длинные боевые стрелы, около десятка, одну за другой, и если и промазали, то я этого не заметил. Затем, когда люди в лодках взвыли и завопили, стали выпрыгивать в воду, мы отступили и побежали; мы неслись со всех ног, громко смеясь на бегу, пока не миновали деревья и кустарник и не увидели «Короткого змея» — безмятежный, словно лебедь, корабль шел к нам на всех веслах.

Из-за выставленных на бортах щитов показались головы, побратимы в изумлении уставились на нас с Курицей; мы же, обняв друг друга, тяжело дышали, обливались потом, пускали слюни и хохотали — ведь нам удалось уйти целыми и невредимыми.

Чуть позже, когда мы подошли к тому месту, то обнаружили в камышах одну перевёрнутую лодку и четыре или пять мертвых тел, покачивающихся на поверхности. Ещё один лежал наполовину на берегу. Мне не хотелось пробираться сквозь заросли ивняка и искать того, кого я ударил ножом.