30 июня - Комарницкий Павел Сергеевич - Страница 36

– Пошла коррекция, капитан. Идёт, идёт, идёт… Всё. Готово.

Ничего не шелохнулось в рубке - гравистат отработал маневр, скомпенсировав внешние ускорения.

– Хорошо, Вахуу. Ну, вернёмся к охоте на зверя…

На руке капитана запищал браслет индивидуальной аварийной связи. Он ткнул в него пальцем.

– Ты где, капитан?

– Где же ещё, как не в рубке? Во время любых активных орбитальных маневров мне положено быть в рубке, Иахрр.

– Тогда почему рубка не отвечает?

Капитан ощутил, как на голове и вдоль хребта у него встают дыбом волосы.

– Сейчас проверим.

Он ткнул в клавиатуру раз, другой…

– Хррот, смотри! - Вахуу испуганно показывал на горящий индикатор - Двигатель коррекции всё ещё работает, оказывается…

– Стоп реактору! Аварийный стоп! - голос капитана взвился, загремел. Две руки одновременно ударили по кнопке аварийной остановки реактора - Вахуу, отключай обзор от компьютера! Давай прямое изображение с камеры на малый экран! С любой передней камеры, только прямое!

Пилот застучал по клавишам со скоростью классной машинистки. Изображение на обзорном экране погасло, зато на боковом возникло вновь - непривычно плоское, грубое, с убогой цветовой гаммой. Но не это было самое главное. Планета на этом экране была заметно ближе.

– Телеметрия…

– Вахуу, очнись! Эту цифирь формирует вирус! Она не имеет ничего общего с реальностью! Мы падаем, Вахуу, падаем на планету!

…

Планета занимала уже добрую половину Вселенной, но всё росла и росла, превращаясь из шара в громадную вогнутую чашу.

– Капитан, у нас нет времени, совсем нет! - Вахуу бил хвостом, глядя на неумолимо приближающуюся смерть.

– Не дёргайся, Вахуу. Пока ещё есть.

Хррот и сам чувствовал страх. Ещё никто и никогда не управлял кораблём класса "Любопытный" с отключенным главным компьютером. Да, конечно, у всех кораблей имеется ручное управление. Но это управление тоже завязано на компьютер. Перед глазами у капитана вдруг всплыл образ примитивного летательного аппарата аборигенов, аэроплана, причём начисто лишённого органов управления. Маленькие смешные человечки вовсю бегали по аэроплану взад-вперёд, и даже по крыльям, пытаясь при помощи регулируемого крена управлять своим аппаратом…

Бледное пламя заструилось по корпусу, забивая обзор - корабль входил в плотные слои атмосферы.

– Готово. Давай, Вахуу, включай!

Пилот не заставил себя упрашивать, ткнул в клавишу на пульте. Свет в рубке еле ощутимо мигнул.

– Реактор на холостом ходу!

– Понял!

Пламя на экране уплотнялось, поглощая изображение начисто - корабль падал, плотность атмосферы росла. В капсуле падать было бы лучше, промелькнула у капитана дикая мысль. Капсула уже тормозилась бы о воздух… Масса же корабля достаточно велика, чтобы врезаться в поверхность планеты с гигантским фейерверком…

– Реактор в рабочем режиме!

– Понял!

Хррот ткнул в клавишу пуска двигателей, потянул на себя джойстик ручного управления. Ну, выноси, родимый…

Экран мигнул, поплыл пятнами и погас - лобовые обзорные камеры не выдержали перегрева.

– Всё, Хррот. Мы ослепли…

– Спокойно, Вахуу. Мы всё ещё живы.

Капитан ткнул в клавишу, и разом навалилась перегрузка - отключился гравистат. По крайней мере, теперь можно ощущать, где верх, где низ…

– Включи кормовые камеры, быстро!

Вахуу заколотил когтями по клавишам, и слепой экран ожил. Сквозь плазменный шлейф смутно виднелась линия горизонта. Хоть что-то…

Корпус корабля пронизала мелкая, противная дрожь.

– Капитан, кварк-реактор в нестабильном режиме!

– Держать! Держать!! Держать!!!

И наступил свет. Очень яркий свет, и Хррот ещё успел удивиться - как это включился обзорный экран?

И больше ничего не было.

Низкий, протяжный, жуткий вой разрывал ночную тишину в клочья. Он бился в стены, он леденил душу, он парализовал, не давая двинуть даже пальцем… Настоящий зов смерти…

Борис проснулся, вскочил. Крик исходил из спальни, которую занимали гости. И кричала, без сомнения, Ярара - почему-то студент был в этом абсолютно уверен.

Он ворвался в спальню гостей, выбив хлипкую задвижку, и упал, сбитый наземь хлёстким ударом извозчичьего бича - во всяком случае, Борису показалось именно так. Спустя мгновение он уже лежал упакованный, обвитый толстым шнуром, точно ливерная колбаса, и только хрипел с натугой.

Короткое рычащее слово, и шнур зашевелился, отпуская студента, уполз, сворачиваясь в углу. Несколько секунд Борис ещё лежал, потом сел, ошарашенно потирая плечи и бока.

Крика уже не было. Ярара сидела на кровати, изо всех сил прижимаясь к своему мужу, и тихонько, дущераздирающе стонала. Её лицо было скрыто россыпью спутанных золотых волос. А вот лицо Ухурра-Ульриха было открыто, только смотреть на это лицо было очень страшно даже в темноте.

Послышались шаги, и сзади Бориса возникла тётушка, держащая в руке керосиновую лампу. Сразу стало светло.

– Ничего страшного для вас, Екатерина Матвеевна - в глазах Ухурра уже гасли жёлто-зелёные огни - Спокойной вам обоим ночи. Оставьте нас, пожалуйста. Немедленно. Я вас очень прошу.

…

Рассвет окрасил небо на востоке в бледно-розовый цвет, но на земле ещё всюду лежали тени, и туман призрачными полотнищами стелился над землёй, лениво, как садовый слизень, переползая через огородные грядки. Где-то недалеко радостно заорал петух, словно начинался самый счастливый день в его жизни. В суп тебя, с неожиданным раздражением подумал Борис. Поразвели курей…

Студент потёр озябшие плечи. Он так и не лёг больше, просидев на садовой скамейке до самого рассвета. После этого страшного, нечеловеческого крика-воя ни о каком сне не могло быть и речи.

Дверь отворилась, и на пороге появился Ухурр, голый по пояс. Подошёл к умывальнику, прибитому к стене. Постоял пару секунд, потом решительно направился к врытой в землю у колодца старинной корчаге и начал плескаться, умываясь.

– Доброе утро, Ухурр - ляпнул Борис и спохватился.

– Здравствуй, Борис - механически ответил гость. Вытерся тётушкиным рушником, прошёл в дом, не проронив более ни слова.

…Она возникла, как чудное виденье. Плыла своим неслышным кошачьим шагом, и полотенце висело на плече. Борис хотел было уйти, чтобы не мешать девушке умываться, но его будто прибили к лавке гвоздями.

– Здравствуй, Ярара.

– Здравствуй.

Металлический мёртвый голос, как у граммофона. Девушка решительно отвернулась от умывальника и направилась к колодцу, на ходу стягивая пеньюар. Бросила его с каким-то отвращением, как тряпку, на колодец, начала плескаться из корчаги, нимало не заботясь присутствием студента.

– Что-то случилось?

– Случилось.

И больше ни слова. Ярара молча стояла, опершись на край корчаги.

– Вам надо домой, Ярара - Борис отвернулся, не в силах глядеть на неё - Правда, ты устала. Когда вы с Ухурром возвращаетесь на свой корабль?

Она повернула к нему лицо, которое в этот момент никто не смог бы назвать просто прекрасным. Прозрачный лик смерти.

– Нет больше корабля - в глазах Ярары зажглись жёлто-зелёные болотные огоньки - Нет больше никого, понимаешь? Мы с Ухурром одни. Двое среди людей.

"Я не могу. Я больше не могу, Ухурр"

В маленькой комнатке смешного и нелепого человеческого дома, сложенного из целых стволов деревьев, сидели двое оборотней. Девушка прижималась к парню, и её лица не было видно за водопадом золотых волос. А в лицо парня лучше было не смотреть.

"Ты сможешь. Мы сможем"

"Нет, не могу. Я не хочу тут жить. Я не хочу так жить. Зачем она нужна, такая жизнь? Среди облезлых зверей, бесхвостых и карнаухих…"

Он гладил её по голове, по плечам, по спине. Его взгляд упал на собственную руку, и откуда-то сбоку выползла совсем уже дикая мысль - человеческие руки приспособлены для ласки даже лучше, чем руки оррка, не надо втягивать когти…

"Послушай меня. Послушай меня, родная моя. Так нельзя. Нам нельзя так думать, пойми. Если мы с тобой будем так думать, мы погибнем"