Медведев - Гладков Теодор Кириллович - Страница 45

Итак, мы в тылу врага… за тысячу километров от Москвы».

Отряд идет к Ровно

Первой заботой Медведева после высадки было собрать людей, оценить ситуацию, добиться того, чтобы каждый боец и командир как можно быстрее освоился в непривычной обстановке. Требовалось наладить караульную и разведывательную службу — никто не мог знать, сколько спокойных дней немцы дадут новоприбывшим партизанам и дадут ли вообще.

Медведев сразу же обошел лагерь. Еще в Москве было определено, кто и что должен делать по приземлении. В общем, порядок устройства стоянки соблюдался, но не у каждого все получалось так, как следовало. Это Дмитрий Николаевич предвидел, понимал, что сейчас главное повести себя так, словно ничего особенного не произошло, словно и не во вражеском тылу они вовсе, а в подмосковном лесу, на очередном занятии.

Вот он увидел бойца, который никак не мог разжечь костер, хотя не один раз прекрасно справлялся с этим делом раньше, «дома». Медведев присел рядышком на корточки, хмыкнул, расшвырял хворост и собрал заново, классической пирамидкой. Чиркнул спичкой, и произошло маленькое чудо — костер разгорелся. Боец смущенно пробормотал что-то. Медведев выпрямился — и чуть не упал от острой боли, пронзившей позвоночник, перед глазами пошли круги… Это длилось какую-то секунду, потом боль прошла, оставив лишь испарину на лбу… Надо взять себя в руки, никто не должен заметить, что с командиром что-то неладно…

Дмитрий Николаевич раскидал ногой занявшийся уже костер.

— А теперь сложи сам, — сказал он бойцу и пошел проверять посты.

Через день над Толстым Лесом была сброшена еще одна группа десантников. Наблюдая за их приземлением, Медведев пришел к выводу, что площадка для приема парашютистов непригодна. Тут и рельсы, и вымощенные булыжником подъезды, станционные постройки и лесной склад, близко подступающие высокие деревья — все это представляло большие опасности для бойцов при приземлении. Не понравился Дмитрию Николаевичу и сам лагерь — он располагался на открытой со стороны леса поляне, где в случае нападения было бы трудно держать оборону. К тому же палатки, натянутые из белого парашютного перкаля, с наступлением темноты буквально светились за десятки метров, словно громадные серебристые пузыри.

В Москву ушла телеграмма — Медведев просил повременить с самолетами. Меж тем вернулись разведчики, посланные осмотреть окрестности. Они принесли тревожные вести. Оказывается, по всем деревням ходят слухи, что над Толстым Лесом каждую ночь десятки самолетов сбрасывают десантников, что из Москвы сюда доставлена уже целая парашютная дивизия. Медведев понимал — эти слухи рано или поздно неминуемо достигнут, если уже не достигли, гитлеровцев.

И командир отдал приказ на переход от станции Толстый Лес в Сарненские леса, к Ровно. На рассвете двадцать третьего июня отряд выступил в поход. В районе станции Медведев оставил на время лишь пятерых бойцов — на случай, если подойдут сюда все же группы Творогова и Пашуна. Оставили и доктора Цессарского.

Отряду предстояло пройти около двухсот километров. Разведчикам же — по крайней мере вдвое больше. По опыту Брянских лесов Медведев знал, и здесь, на Украине, свято соблюдал первую заповедь партизанского командира: шагу не ступать, предварительно не разведав, что тебя ждет впереди. Нетерпеливым (были и такие, конечно, среди его помощников) не уставал повторять своим чуть глуховатым голосом: «Осторожность — не трусость». Он посылал разведчиков километров на десять вперед. Убедившись, что все спокойно, они возвращались и… еще раз, естественно, повторяли эти десять километров уже вместе с колонной.

Тяготы первого серьезного перехода по лесным чащобам большинство бойцов перенесло вполне удовлетворительно — сказывались недели подмосковных учений и усиленной физической подготовки.

На одном из переходов разведчикам встретилась сторожка лесника. Хозяин — крепкий старик — по просьбе партизан дал им десяток картофелин (в отряде уже ощущалась нехватка продовольствия). А через некоторое время тыловая походная застава задержала неизвестного. Приняв бойцов за полицаев, задержанный просил спешно доставить его к начальнику полиции.

— А зачем? — задали ему наводящий вопрос.

— Ко мне только что заходили партизаны…

Незнакомца доставили к командиру. Но не полиции, разумеется, а отряда. Разведчики опознали в нем лесника. На допросе лесник Николайчук сознался, что направлялся в райцентр Хабное, чтобы сообщить о появившихся в округе партизанах. Предателя расстреляли…

Вскоре отряд нагнали доктор Цессарский и бойцы из оставленного на станции Толстый Лес «маяка». Они сообщили, что поблизости станции появились каратели, они идут по следу отряда и прочесывают лес.

Медведев немедленно послал в сторону Толстого Леса группу под командованием младшего лейтенанта Анатолия Капчинского с задачей наблюдать за противником, в случае необходимости отвлечь его боем и задержать. Разведчики успели отойти всего на полкилометра — на берегу маленькой речки они натолкнулись на карателей и первыми открыли огонь. Это произошло 27 июня 1942 года (дату эту ветераны-медведевцы много лет спустя стали отмечать как день рождения отряда «Победители»).

На помощь Капчинскому была направлена группа бойцов под командованием Стехова. Но тут же загремели выстрелы и с противоположной стороны, значит, каратели обошли стоянку… Туда Медведев послал группу под командованием Кочеткова. Бой длился около двух часов.

Партизаны — их насчитывалось тогда всего 72 человека — вышли из него победителями. Вражеская колонна, в которой, по показаниям пленных, было до двухсот человек, оказалась разбитой. На поле боя осталось около сорока трупов немецких солдат и предателей-полицаев.

В первом бою погибли комсорг подразделения Семен Прохоров, перед самой войной закончивший Московский технологический институт пищевой промышленности, и младший лейтенант Анатолий Капчинский, чемпион и рекордсмен СССР по скоростному бегу на коньках. Убитых похоронили на возвышенном сухом месте, на цветущей поляне. Могилу обложили дерном. Знака никакого не поставили, понимали, что сюда, к месту боя, непременно заявятся гитлеровцы. Если обнаружат захоронение, устроят глумление над мертвыми. Только на карте Дмитрий Николаевич поставил первый крестик… Раненых, после того как доктор Цессарский всех прооперировал, уложили на повозки. И снова в путь.

На одном из хуторов группа разведчиков под командованием Валентина Семенова из засады увидела двух человек. Бойцы затаились. Когда двое подошли ближе, Семенов радостно закричал:

— Наши!

Это были Михаил Шевчук и Дарпек Абдраимов из группы Пашуна. А вскоре появился и он сам с остальными бойцами. Оказывается, группу Пашуна сбросили над станцией Хойники на чужие костры, случайно разложенные в том же порядке, что должны были выложить бойцы Кочеткова. Их жгли местные крестьяне, мобилизованные немцами на дорожные работы. При выбросе погиб самый молодой боец отряда шестнадцатилетний доброволец Толя Пронин. Он был ранен еще в воздухе (гитлеровцы заметили парашютистов и открыли по ним огонь), приземлился без сознания далеко в стороне от других десантников. Его схватили, долго пытали и, ничего не добившись, повесили…

Отряд продолжил рейд. Через несколько дней до Медведева дошли смутные слухи, собранные разведчиками в селах, что где-то не близко, но и не так уж далеко горстка парашютистов (судя по описанию одежды) приняла бой с превосходящими силами карателей. Дмитрий Николаевич понял, погибшие десантники — Александр Творогов и его бойцы. Впоследствии он напишет с горечью, но и с гордостью о своем младшем друге и боевом товарище: «Прошло много времени. Много прошло людей, много миновало событий, оставивших в душе неизгладимый след. И по-прежнему передо мной не тускнеющий от времени образ Саши Творогова. Я вижу его юное лицо с пушком над верхней губой; чуть нахмуренные брови придают лицу выражение озабоченности, а сосредоточенный, внимательный взгляд отражает напряженную работу мысли. Саша… не успел сделать всего того, к чему был предназначен в жизни».