Крест и стрела - Мальц Альберт - Страница 89

— Перспектива бомбежки вас веселит, Франц? Опять есть чем заняться после семимесячной передышки?

— Врать не стану, — ответил капитан, — мне не так уж весело. Дело в том, что я еще не опомнился от бомбежки в Смоленске. Между прочим… мне кажется, настроение рабочих оставляет желать лучшего. Они копают эти щели с видом могильщиков.

— Знаю, — проворчал Баумер. — Мне уже докладывали. Я устрою митинг пораньше, в десять пятнадцать.

Шниттер кивнул, и Баумер направился к двери. На пороге он столкнулся с Мартой Гутман.

— Вот и вы наконец! — воскликнул он. — Именно сегодня не надо было опаздывать. Ну, ничего. Садитесь за работу.

Он хотел было выйти, но Марта дотронулась до его плеча.

— Герр Баумер, — сказала она тихим, сдавленным голосом.

— Да? — Он пристально взглянул на нее. — В чем дело? У вас нехороший вид.

— Да, герр Баумер, — ответила Марта, и голос ее задрожал. — Простите, что я опоздала. Я пришла… попросить вас дать мне сегодня выходной.

— Слушайте, дитя, — хрипло ответил он, — если вы могли прийти, значит, сможете и работать. Сегодня вы здесь нужны. Возможно, нас будут бомбить. Фриде необходимо немножко поспать, а потом вы обе будете дежурить у коммутатора.

— Бомбить? — повторила Марта, широко открыв глаза.

— Да. Понятно вам? А теперь…

— Но, герр Баумер, я не больна… У меня особенный случай.

— Марта, я спешу.

— Прошу вас, герр Баумер. — Она расплакалась. — Мой муж убит, я недавно узнала.

Баумер прикусил губу. Он поколебался, потом обнял одной рукой рыдающую девушку и провел ее в свой кабинет. Притворив ногою дверь, он усадил Марту на стул и дал ей воды. Она выпила, держа стакан дрожащими руками.

— Когда вы узнали об этом? — мягко спросил он.

— Вчера вечером, герр Баумер. Он был в Африке.

— Да… Слушайте, Марта. Вам будет нелегко, как бы вы ни держались. Но я вас уверяю, самое лучшее средство: зажать себя в кулак и работать изо всех сил.

— Знаю, герр Баумер. Вы правы, я знаю, — ответила она сквозь рыдания. — Я буду работать. Но только сегодня… Это так важно для меня — я хочу пойти в церковь.

— В церковь? — удивленно переспросил Баумер.

— Я все понимаю, — тоскливо пробормотала Марта. — Я сама не знаю, почему меня туда тянет. Но я хочу пойти.

— Я не знал, что вы религиозны. Вы ведь руководитель отряда «Гитлерюгенда», не так ли?

Марта, вся дрожа, кивнула головой.

— Я не была в церкви пять лет. Я сама не знаю, почему мне хочется в церковь. Но я чувствую, что должна пойти. Он лежит где-то, может быть, даже не в могиле. Если моя молитва хоть немного ему поможет…

— Не поможет, — резко сказал Баумер. — Вы сами знаете, что не поможет. Это глупости. У вас просто истерика. Ходите себе в церковь сколько угодно, мне наплевать. Но сегодня вы должны работать. Черт возьми, девушка! Мы ждем бомбежки, надо подготовиться.

— Мне все равно! — дико закричала Марта. — Пусть его разбомбят, ваш завод, какое мне дело! Мне теперь незачем жить. Боже мой, вам даже не понять, как я его любила!

— Ну, Марта, успокойтесь. Ваш муж умер как солдат, и вы должны быть стойкой.

— Не хочу я быть стойкой, — рыдала девушка. — Верните мне моего мужа. Боже мой! Зачем нам эта война? Что она нам дает? — Ее лицо вспыхнуло. — Не все ли мне равно, возьмем мы Египет или нет? На что мне этот Египет? Пусть себе важные шишки в Берлине…

— Марта! — строго перебил он.

— Это правда, правда! Вся Африка не стоит моего мужа…

Баумер схватил ее за руку. Губы его побелели.

— Замолчите! — резко приказал он. — Прекратите эти разговоры! Кто-нибудь услышит, и вас арестуют.

— Ох! — крикнула она. — Пустите руку, мне больно.

— Вы слышали, что я сказал? Я нарочно делаю вам больно. Вас надо привести в чувство. — Он отпустил ее руку. — Думаете, вы единственная женщина, у которой убили мужа? Война есть война. Не знаю, что у вас там было до сих пор в голове, но если что и было, так немного. Вот, значит, каковы ваши убеждения? Вы считаете, что фюрер зря ведет эту войну?

— Нет, нет, — задыхаясь от слез, сказала она.

— Тогда возьмите себя в руки.

— Если бы вы только отпустили меня… на сегодня.

— Нет! — резко бросил Баумер. — Именно сегодня вы обязаны работать. Вы останетесь здесь. Я ухожу. Надеюсь, когда я вернусь, я застану вас за работой.

Он вышел из кабинета, закрыл за собой дверь. Подойдя к коммутатору, он сказал Фриде:

— Пусть Марта побудет одна минут десять. Потом пойдите к ней и скажите, чтобы она принималась за работу. Посидите с ней немножко, пока не убедитесь, что она владеет собой. Потом поспите несколько часов.

— Хорошо, герр Баумер.

— А если Марта скажет что-нибудь такое, чего не следует говорить, сообщите мне.

— Что вы имеете в виду, герр Баумер?

— Вы сами поймете, что я имею в виду.

С суровым выражением лица он пошел по коридору. Поднося сигарету ко рту, он заметил что рука его дрожит. Губы его сжались в тонкую полоску. Марта вывела его из себя. Полгода она была его секретаршей; он считал ее преданной, самоотверженной и политически более развитой, чем другие, достигшие ее возраста. И сразу такой надлом характера и воли — это тревожно. Это было вроде веглеровского саботажа: как будто бы мелочь, но это поколебало его уверенность.

Сердито хлопнув дверью, Баумер вошел в приемную Кера. Он даже не заметил сидевших там рабочих и Берту Линг, которая вскочила на ноги, когда он проходил мимо Он распахнул дверь в кабинет и громким хриплым голосом сказал:

— Я хочу поговорить с вами.

Кер молча взглянул на него и кивком отпустил допрашиваемого. Как только за ним закрылась дверь, Баумер спросил:

— Ну?

Кер покачал головой.

— Пока что глухая стена, если только… — Он не докончил.

— Если только что?

— Если только вы не пожелаете обратить внимание на мою теорию насчет сумасшествия и поговорить об этом спокойно.

Баумер глубоко перевел дух.

— Я так и знал, — глухо произнес он. — Ваша главная забота — сочинить удобную теорийку для отчета, и дело закрыто. На земле все благополучно. Кер получает повышение… А подпольные связи Веглера так и не обнаружены. Кто марал марксистские лозунги на стенах, неизвестно. Засорение канализационных труб, поломка генератора на электростанции, пожар в столовой, все эти мелочи, происшедшие за последние месяцы, — тоже результаты сумасшествия, как и преступление Веглера… — Баумер сплюнул и, уже не сдерживая гнева, закричал — Черт вас возьми, Кер! Вы какой-то недотепа. Неужели вы не понимаете, что здесь существует подпольная организация? Почему мне не прислали кого-нибудь другого, у кого есть политическое чутье?

— Я попрошу вас успокоиться и следить за своими словами, — с ледяным спокойствием возразил Кер. — Я нахожусь здесь примерно шесть часов, и вы хотите, чтобы за это время я расследовал случаи саботажа пятимесячной давности?

— Да ничего подобного! — крикнул Баумер. — Я хочу, чтобы вы поняли характер веглеровского преступления. Как вы можете расследовать это дело, если вы подошли к нему, вбив себе в голову эту дурацкую теорию? А это дело политическое. — Он стукнул кулаком по столу. — Политическое! Вы хоть понимаете это слово?

— Вам стоит только поднять трубку и позвонить в главное управление, — спокойно ответил Кер. — Я уверен, что вам пришлют другого следователя. А пока что я буду вести это дело, опираясь на свой тридцатилетний полицейский опыт. Теперь же, если вам больше нечего сказать, будьте добры, не мешайте мне работать. Я тоже устал.

Баумер заколебался. Губы его искривились.

— Извините, я вспылил, — неохотно сказал он. — Я вообще очень вспыльчив. Я уверен, вы делаете все, что в ваших возможностях. Только теперь на одних человеческих возможностях далеко не уедешь. — Он помолчал, вздохнул. — Будто взбираешься на гору во сне… Карабкаешься, карабкаешься, и все без толку… О, черт! Немедленно арестуйте поляка с фермы той женщины. Пусть его проведут по территории на глазах у рабочих. Конвойные должны пустить слух, что он зажег для англичан сигнальный огонь… Через час я пойду к Веглеру. Если что-нибудь вытяну из него, дам вам знать.