Венгерский набоб - Йокаи Мор - Страница 96

96

Обе женщины тем временем с величайшим тщанием приготавливали все к близящемуся дню. Что одна упускала, вспоминала другая. И Фанни стала воспринимать свое присутствие в доме день ото дня все естественнее; требования сердца и потребности жизни перестали ей казаться столь уж несовместимыми. Практическая житейская необходимость многое делает возможным и понятным из того, что нелепостью почитает фантазия, логика поэтическая.

Мы еще в этом убедимся…

В день вступления мужа в должность Флора поехала с Фанни в город, где для Сент-Ирмаи отведена была резиденция при комитатской управе.

Самому-то Рудольфу хотелось, чтобы его назначение отмечалось с наименьшей помпой; чем-то чересчур восточным казалось ему, что имущее сословие, ни гроша не дающее на общественные нужды, тысячи и тысячи выбрасывает на одно какое-нибудь торжественное шествие, а исправляя должность ex nobili officio,[259] обязано притом состояние свое подрывать.

И все-таки редкостное зрелище предлагали любопытным взорам эти съехавшиеся в город парадные дворянские бандерии с уездными предводителями во главе, с девизами на знаменах; эта дюжина молодых дворян в роскошных мадьярских национальных костюмах по бокам губернаторской кареты; это несметное множество людей, запрудивших улицы, усеявших крыши, и длинные вереницы разукрашенных экипажей, в которых восседали вельможи в своих отороченных лебяжьим пухом мантиях с застежками.

Знатнейшие дамы наблюдали за шествием с балкона губернаторской управы, среди них и графиня Карпати.

Она почти никого не узнавала из проезжавших мимо, так меняли внешность по-восточному пышные кунтуши и восточная величавость. Многие из юных всадников саблями отсалютовали ей.

Наконец проследовал сам губернатор с эскортом из двенадцати конных витязей. С обнаженной головой сидел он в открытой карете, и искренняя растроганность читалась на его красивом, благородном лице. О приближении губернатора везде возвещало звонкое «ура», – все наслышаны были о его высоких качествах, и все радовались, что комитат приобретает истинного патриота, справедливейшего человека в лице своего главы. Даже ни разу не видавшие Рудольфа тотчас узнавали его по лицу, с которого можно было античного героя лепить. Такими представляются воображению полководцы, которые, возвратясь с полей победоносных сражений, сбираются издавать законы: недавняя гроза врагов, они теперь – надежда народа и кумиры женщин.

Трепеща взирает на него графиня Карпати. Таким, пожалуй, лучше бы его все-таки не видеть!

Шествие втягивается в ворота управы, и спустя полчаса Рудольф уже стоит в огромном конференц-зале, возвышенной, одушевленной речью восторгая слушателей, чьи сердца готовы выпрыгнуть вон от этих пылких, сладостных, вдохновляющих слов! А Фанни слушает его с галереи. Ах, не видеть бы его лучше вот таким и не слышать! Она теперь не просто любит его – боготворит.

Но вдруг замечает, что снизу, из зала, кто-то усердно машет ей, подавая приветственные знаки и изгибаясь всем телом, даже на стул вскочив в конце концов для пущей приметности. Сначала Фанни его не узнала; лишь позже, всколыхнув множество неприятных чувств, пробудилось у нее воспоминание, что где-то она уже видела это малосимпатичное лицо. Г-н Кечкереи…

Что привело сюда достойного сего мужа? Ведь без причины он не любил себя утруждать.

Фанни стало очень не по себе при виде этого раздражавшего ее человека, который, к вящей ее досаде, глаз с нее не спускал.

За обычными церемониями последовал роскошный, как водится, обед, и гости вернулись в конференц-зал, с волшебной быстротой преображенный в бальный.

Весь цвет комитатского общества собрался здесь. Известнейшие мужи, красивейшие дамы.

Танцы открыл Рудольф в паре с герцогиней N. – дамой самой высокочтимой; потом стал, как принято, танцевать по очереди с остальными.

Сердце у Фанни так и забилось, она вся задрожала, завидев приближающегося к ней Рудольфа. Флору как раз пригласил на тур вальса кто-то из юных кавалеров, и она сидела одна.

Рудольф с изящным поклоном остановился передней и вежливо предложил сделать круг.

Как он был хорош в эту минуту!

Фанни не посмела даже в лицо ему взглянуть. А Рудольф, наклонясь вперед, уже руку ей предлагал.

Бедняжка еле нашла в себе силы вымолвить:

– Мне нельзя, сударь. Я после тяжелой болезни…

И так при этом побледнела, что Рудольфу оставалось только поверить.

В нескольких учтивых словах выразил он сожаленье, что лишается такого счастья, и отошел.

Фанни же долго не решалась поднять глаза, точно боясь, что он все еще перед ней… Наконец подняла – и увидела перед собой г-на Кечкереи.

– Настоящая мадонна Кармельская![260] – воскликнул наш шевалье, далеко отнеся шляпу в знак почтения, и доверительно приблизился на шаг.

Фанни внутренне напряглась и насторожилась, точно догадываясь, что пред этим человеком надобно таиться. С холодной улыбкой приняла она его приветствие, притворясь, будто ничуть не боится.

– То, что вы не танцуете, для общества – огромная потеря, но столь же большое приобретение для меня, который тоже не танцует, – сказал наш герой со льстивой развязностью и непринужденно уселся рядом, раскинув фалды фрака и обхватив руками колено. – Вас не утомит, если мы поболтаем немного?

– Я слушательница терпеливая.

– Приятная новость взволновала на этих днях столицу, узнавшие ее рады безмерно.

– Что же это за новость?

– Что вы, сударыня, зиму в Пеште проведете.

– Это еще не наверно.

– Ах, вы меня в отчаяние повергаете. Неужто друг мой Карпати – супруг столь нелюбезный, что пожелание жены не торопится выполнить?

– Я не говорила никому, что в Пеште желаю жить.

«Скрытничает дамочка, – подумал Кечкерзи, – пештский-то их особняк отделан уже. Выведаем сейчас».

– А ведь пештские салоны много интересного сулят в этом сезоне. Мы настоящее светское общестзо там соберем. Сепкиешди приедут, граф Гергей с матушкой, кумир либеральной партии молодой Дарваи. бравый наш Реже Чендеи и Мишка Киш, гениальный авантюрист…

Фанни поигрывала равнодушно веером, никто из них ее не интересовал. («Про этих всех она уже знает, эти не сюрприз для нее. Попробуем такого назвать, о ком и нам самим неизвестно; ну-ка».)

– Могу даже сказать с определенностью, что и триумфатор наш, Рудольф, тоже в столице зиму проведет со своей красавицей женой.

Ох! Неужто выдала себя? Сумела ли боль скрыть от внезапного удара?… Нет, по ней не видно ничего. Одна лаконичная фраза в ответ:

– Не думаю, что мы поедем в Пешт.

С этим она поднялась. Танцы кончились, как раз и Флора подоспела, и они рука об руку пошли, прогуливаясь по залу.

Кечкереи благодушно покачивался на канапе, раздумывая: «Отчего же это она задышала так тяжело, говоря: «Не думаю, что мы поедем в Пешт»?»

Оказавшись подле Рудольфа, Кечкереи не преминул воспользоваться случаем – подхватил его под руку и прошелся с ним на манер лучшего друга на глазах блистательного общества.

Уместно напомнить тут о безупречном реноме г-на Кечкереи: поддерживать с ним отношения почиталось в свете вещью вполне «конвенантной».[261]

(Придется в скобках извиниться за обилие иностранных словечек, но у меня просто не хватает смелости еще и для салонного жаргона мадьярские соответствия изобретать; предоставляю сие лучшим против меня пуристам.)

Бравый г-н Кечкереи со своим спутником как раз остановился под люстрой, не знаю уж, то ли себя получше показать, то ли Рудольфа. Две юные дамы, царицы бала, под руку прошествовали мимо, и как были красивы обе! Видя их улыбающимися друг дружке, думалось невольно: что за диво! Солнышко солнышку светит.

– Ну, каковы? – в упоении сказал Кечкереи. – Кому бедный мифический Парис яблоко бы отдал, придись ему между этими богинями выбирать? И под руку. Поистине belle alliance![262] Нет, что я: affreuse alliance![263] Они ведь и поврозь весь мир могут покорить, зачем же им еще объединяться? Берегитесь, друг мой: это опасное союзничество. Карпати – обворожительная женщина.

вернуться

259

По дворянской обязанности (лат.).

вернуться

260

Кармель – священная гора в Палестине, место паломничества и обитания отшельников; ее название принял монашеский орден кармелитов.

вернуться

261

От фр. «convenant» – принятый, приличный, подобающий.

вернуться

262

Нежный, прекрасный союз! (фр.)

вернуться

263

Грозный, страшный союз! (фр.)