Явочная квартира - Картун Дерек - Страница 22

- Устроим аккуратное маленькое ограбление, - распорядился Баум, Установим записывающее оборудование.

Сняли комнату метрах в двухстах от дома министра, в пределах действия передающего сигнала.

- Дай Бог, чтобы радиопомех поблизости не было. Говорят, сигнал должен быть как можно слабее, чтобы полиция и пожарные не засекли...

Баум продолжал развивать свои теории перед Алламбо - человеком, которому он полностью доверял:

- Сдается мне, советские проводят операцию столь хитроумную, что именно хитрость её и погубит - если, конечно, я прав. Ну как, скажи на милость, член правительства, окруженный всякого рода охранниками, мог бы общаться с их разведчиком? Где и как они встречаются? Это же практически невозможно. Писать друг другу тоже трудно. Во все времена передача писем была самым слабым звеном. И вот доказательство - при всей нашей некомпетентности и нехватке информации нам не раз удавалось установить время и место подобных передач и поймать обоих с поличным. Поэтому, на мой взгляд, ценность такого деятеля, как Лашом, в качестве источника государственных секретов минимальна. Дальше - допустим, его ценят как влиятельную персону. Он, скажем, может подтолкнуть французскую политику в направлении, выгодном для Советского Союза. Ну-ка, послушаем эксперта...

Баум уже успел проконсультироваться со старым приятелем - политологом из Лионского университета. Попросил проанализировать политическую деятельность трех министров - в том числе Антуана Лашома.

- И вот что мне ответил профессор: "Лашом как политик ведет себя последовательно. Придерживается правоцентристских взглядов. Что касается внешней политики - она характеризовалась во времена холодной войны сдержанностью по отношению к восточному блоку. С приходом Горбачева Лашом постоянно заявляет, что западные страны должны энергично поддерживать советские мирные инициативы в отношении разоружения, поскольку в случае неудачи в данной области Горбачев может лишиться своего поста. Ясно, что противники Горбачева в Центральном комитете партии серьезно озабочены смягчением внешней политики СССР, они убеждены, что сторонники жесткой линии в правительстве США не сделают в ответ никаких уступок. Многие американцы действительно убеждены, что покладистый и модернизированный Советский Союз представляет для Америки большую угрозу, чем закоснелая, экономически отсталая страна брежневского периода. В этом смысле Лашом, если он хочет со временем стать премьер-министром (что вполне возможно), имеет шанс получить одобрение в определенных интернациональных кругах."

Баум оторвался от чтения.

- Итак, агент влияния - возможно. Поставщик государственных секретов вряд ли.

- Может быть, Лашом просто затаился до поры и покажет себя во время какого-нибудь острого кризиса?

- Возможно.

- А как насчет его визита на площадь Бланш? Что, если там и находится место встречи с советским агентом?

Баум покачал головой:

- Куда уж глупее. Член правительства ночью ускользает из дома, возле которого дежурит полиция, ловит случайное такси - мог и не поймать, ночью-то. И все ради того, чтобы встретиться с советским напарником где-то на Монмартре.

- Может, просто чтобы письмо оставить или взять?

- Советские разведчики так никогда не работают, а в своих привычках они ещё твердолобее, чем наши.

- Может, поумнели, наконец? - вяло предположил Алламбо.

- Сам подумай - человек, лицо которого то и дело мелькает на телеэкране, назначает свидание на Монмартре, где полно шлюх и гомиков... Только одно меня и удивляет - зачем кому-то понадобилось продавать эту чушь в "Пти голуа". Нет-нет, дорогой Алламбо, то, что мы ищем, выглядит обычным, невыразительным, в глаза не бросается. Сценарий, по которому само событие настолько обставлено предосторожностями, непригоден из-за своей громоздкости. Какое-нибудь там третье дерево у перекрестка в лесу Сен-Клу вот к чему и они, и мы привыкли. И вроде бы никто не собирается испортить этот наш скучноватый, но симпатичный вялый теннис.

Алламбо проворчал что-то невнятное, а Баум продолжал задумчиво, как бы рассуждая вслух:

- Если, конечно, Алексей Котов не заслан специально, чтобы привлечь внимание к Антуану Лашому, потому что у русских есть причина опасаться за другого агента, более важного для них.

Но ему, Альфреду Бауму, со всем его опытом допросов и знанием человеческой натуры, никак не удавалось "расколоть" перебежчика. Он не мог преодолеть своих предубеждений против Котова, однако сомневался, что того специально заслали.

Он попал, к своему неудовольствию, в то самое положение, в котором в течение долгих четырех лет пребывали американцы где-то в своем штате Мериленд, без конца допрашивая перебежчика Носенко, не в силах установить, сам он сбежал или его "внедряют". Ждали очередного беглеца в надежде вывести их из затруднения и определиться, наконец. Но когда новый перебежчик сообщал что-либо о Носенко, то в свою очередь попадал под подозрение: а не заслали ли и этого. Замкнутый круг, усмехнулся про себя Баум. Бесконечный менуэт. Змея, кусающая себя за хвост. Изображение, дробящееся во множестве зеркал, - никак его не уловишь.

А тут ещё эти фотографии. Человеческий разум, подумал Баум, плохо приспособлен для решения подобных проблем. Уж проще было бы надеть рясу и посвятить жизнь разгадыванию тайны Святой Троицы.

Глава 11

Как раз в тот день, когда Жорж Вавр убедил-таки премьер-министра, что Антуану Лашому следует увидеть злополучные фотографии, Альфред Баум получил отчет из полиции:

Субъект: Дидье Моран, он же Дмитрий Морозов

Возраст: 59 лет

Последний известный адрес: 120 улица Фландр, Париж, 19-й округ

Семейное положение: холост

Гражданство: французское (с 6 октября 1974 года)

Национальность: русский

Профессия: журналист

Далее сообщалось, что три года назад в Лилле Морана обвинили в сексуальных домогательствах по отношению к мальчику. Однако в суде показания ребенка не вызвали доверия и были формально отклонены. Мнение местной полиции: Моран виновен. Поведение судьи в данном случае объяснимо возможно, он располагал какой-то иной информацией, а возможно, в чьих-то интересах было закрыть дело. Во всяком случае, обвинение с Морана снято.

Заканчивался отчет так:

"Субъект с момента своего прибытия во Францию в январе 1968 года принимал активное участие в деятельности русской эмиграции, в частности, в белорусских кругах (см. соответствующее досье). Субъект известен полиции и службе безопасности, с которыми время от времени сотрудничает (см. подробное описание)."

Однако никаких подробностей не прилагалось. Видимо, на набережной Орфевр сочли, что и перечисленного достаточно.

- Полагаю, надо бы побеседовать с этим Мораном, - сказал Баум. Пожалуйста, Алламбо, отыщи его и доставь сюда. Только последи, чтобы он по дороге никому не звонил.

Распорядившись таким образом, Баум отправился к шефу, чтобы обсудить, как бы это поделикатнее устроить демонстрацию фотографий Лашому.

- С премьер-министром достигнута четкая договоренность, - сказал Вавр, - Предъявить фотографии можем, но дальше без его последующих указаний двигаться нельзя.

- Беседа будет записана? Незаметно, да?

- Разумеется.

- Сами все это сделаете?

Баум кивнул:

- Министру придется пережить неприятные минуты. Незачем другим это видеть. Будет ещё время на него поглазеть, если он окажется в чем-то замешанным.

Он вышел из комнаты в конец расстроенным. Ну как участвовать в подобном деле, не испытывая неловкости и стыда? Теряешь лицо...

Позвонив в канцелярию министерства внутренних дел, Баум попросил Лору Фабьен устроить ему встречу с её шефом.

- Хорошо бы господин министр уделил мне не меньше часа, - добавил он, - Беседа может затянуться. Разумеется, я приду тогда, когда он назначит. Тема? Скажите ему, что она касается нашего недавнего разговора. Да, именно так.

Он достал из сейфа фотографии и снова внимательно рассмотрел их. Несомненно, это Лашом. И, несомненно, с двумя тощими юнцами. Содомский грех некрасив, нефотогеничен. Наверно, те, кто к нему склонен, получают наслаждение, и Лашом, вероятно, испытывает какое-то извращенное удовольствие, разглядывая подобные снимки, но на непричастного зрителя они производят угнетающее впечатление. Даже если и не испытываешь особой ненависти к гомосексуалистам - а Баум ничего такого не испытывал.