За час до рассвета - Колос Иван Андреевич - Страница 20

- Все в порядке, просьба удовлетворена, - с радостью сообщила она. Вместе с ними к партизанам отправляюсь и я. Ну как?

- Куда отправитесь?

- Завтра будет известно.

Не успел я ответить Галине, как меня снова вызвал Белов.

Александр Васильевич стал рассказывать мне о группе антифашистов и под конец сказал:

- Ты и твои орлы вылетите с этой группой. Будете заниматься разведкой. Командиром всей группы назначается Алексей Козлов.

Когда я вышел из кабинета, Галина нетерпеливо ходила по приемной. Она и не подозревала, зачем меня вторично вызвали в кабинет к полковнику, а узнав, в чем дело, просияла. Как-никак мы с ней были старыми боевыми друзьями. Это была необыкновенная девушка, но о ней я расскажу несколько позже.

Через три дня состоялось мое первое знакомство с немецкими товарищами, а теперь - с товарищами по оружию. Заранее оговорюсь: приданные нашей группе немцы, в сущности, никогда не были нашими врагами. Они служили в разных частях, были уверены в провале гитлеровской авантюры и не желали содействовать осуществлению сумасбродных планов фюрера.

Наша встреча проходила в одном из свободных кабинетов партизанского штаба. С московских улиц доносился неумолчный шум большого города. Я всматривался в лица людей, с которыми нам предстояло пройти трудный партизанский путь. Немного смущенные, но честные и открытые. О чем могли мы говорить тогда между собой? Проще всего, конечно, было завязать разговор о войне. Но у нас получилось иначе. Каждый рассказывал что-то о себе, вспоминал семью - родителей, жену, детей. Кстати, они ничего не знали о своих родных и очень горевали.

Весьма охотно поддерживал беседу Феликс Шеффлер - матрос торгового флота, родом из Гамбурга, крепкий, высокий, чуточку сутуловатый. Когда он говорил, то весь приходил в движение, особенно его длинные сильные руки и выразительное лицо с серыми навыкате глазами.

Феликс, впрочем, как и его товарищи, слабо знал русский, но нам всем помогала понимать друг друга Галина, свободно владевшая немецким языком.

"Военная карьера" Феликса закончилась под Ленинградом осенью 1941 года. Тогда пленных было не так уж много, потом их становилось все больше и больше.

Через несколько месяцев Шеффлер произнес первую в своей жизни политическую речь.

Однажды военнопленных собрали на площади и зачитали им документ о зверствах фашистских войск на временно оккупированной ими советской территории. Спросили солдат, что они об этом думают? Пленные молча топтались на месте. Тогда один из немецких антифашистов-эмигрантов, сидевших в президиуме, бросил реплику: "Что молчите? Трусите?"

Бывший матрос не выдержал. Кем-кем, а трусом Феликс никогда не был!

Он вскочил на трибуну и обратился к солдатам с горячей речью.

Тогда Феликса Шеффлера пригласили взглянуть на документы. На столе лежали фотографии замученных людей, приказы, подписанные видными фашистскими военачальниками. Это были подлинники. Феликс побледнел. Ведь фашисты скрывали от своего народа свои черные дела.

Темпераментно рассказывал Карл Ринагель:

- Неладно вышло с переходом на вашу сторону. От гитлеровцев ушел удачно, ночью было дело, а ваши приняли за разведчика и начали допрашивать. Подумали, наверно: заблудился, ну и давай вести разговор на солдатском языке... Потом слышу: "Штаб, штаб!.." Повели, и только в штабе разобрались, что я решил перейти сам, добровольно, на сторону русской армии, чтобы воевать с фашизмом.

Самым молчаливым оказался Герберт Хенчке. Внешне он был совершенно спокоен, но продолжительные паузы и сдвинутые брови выдавали его волнение, чувствовалось, что он хочет сказать что-то очень заветное, но не решается.

Герберт Хенчке был выходцем из семьи профессионального революционера. С юных лет вместе с отцом он принимал участие в работе первичных организаций Коммунистической партии Германии, за что не раз преследовался полицией.

Приход к власти Гитлера ознаменовался кровавым террором против коммунистов. С каждым днем немецким революционерам становилось все труднее и труднее вести работу среди масс. Над каждым из них, особенно над теми, кто еще до фашистского переворота был известен полиции, нависла смертельная опасность. Поэтому еще до начала войны, по предложению руководства Коммунистической партии Германии отец Герберта и он сам покинули пределы гитлеровской Германии и через Чехословакию прибыли в Советский Союз. Здесь-то и раскрылся во всем блеске пропагандистский талант Герберта Хенчке. Он сразу включился в работу Коммунистического интернационала молодежи - секции Коминтерна.

Когда началась Великая Отечественная война, Герберт Хенчке работал на заводе токарем.

Молчавший во время нашей беседы Герберт наконец не выдержал.

- Товарищ капитан, - сдержанно обратился он ко мне, - когда полетим на место?..

Все притихли. Хенчке волновало то же, что и остальных. А ведь мы уже беседовали больше часа.

- Скоро, - односложно ответил я.

Я и сам точно не знал, когда мы должны вылететь. Поэтому поспешил перевести разговор на другую тему. Обратившись к Феликсу Шеффлеру, я спросил:

- В тылу будет трудно, вы будете постоянно рисковать жизнью. Вы думали об этом?

Феликс ответил сразу. Ясно было, что он много размышлял об этом и вопрос для него решен.

- Германия Гитлера - это не моя Германия, - твердо сказал он. - Что ж, еще много прольется немецкой крови. Но она будет пролита за новый, справедливый мир.

Шеффлер умолк.

Понимаю, вопрос был для него тяжелый, но не задать его я, конечно, не мог.

- Помните Испанию тридцать седьмого года, товарищ капитан? - вступил в разговор Хуго Барс, тоже уроженец Гамбурга. - Против генерала Франко вместе с испанцами сражались французы, венгры, немцы, русские... Интернационал!.. Они дрались не только за свободную Испанию, дрались также против сил мировой реакции. В России в гражданскую войну брат убивал брата. Что поделаешь, борьба... Борьба двух миров.

- Но ведь вы можете переждать, пока советские войска не прихлопнут Гитлера, - как бы между прочим сказал я.

Тут снова заговорил Феликс Шеффлер, начал он с шутки, что вообще было ему свойственно: