Город - Константинов Владимир - Страница 82

Орлов посмотрел на часы. Половина второго ночи. Толя и Коля вот-вот должны привести Кулинашенского. Григорий написал тому записку, что должен сделать ему лично важное государственное сообщение, от которого зависит жизнь всего города. Прибежит как миленький. Ведь в перспективе это орден на грудь, премия в карман и, чем черт не шутит, может быть и кресло премьер-министра. Какой же чиновник не мечтает стать премьером и добровольно от всего этого откажется, верно? В принципе, Орлов написал ему правду, все так и есть на самом деле - главного полицейского города ожидает здесь чистая правда и ничего, кроме правды. Но она обернется для Кулинашенского и всей команды Пантокрина откровениями Иоана Богослова. Наверняка.

- Ой, Тимка! - услышал Григорий удивленный и радостный голос Березина. - Ты откуда?!

- Из леса вестимо, - ответил кот. - Здравствуйте, Роман Маркович! А где Гриша?

- Здравствуй, Тимка! Так вон же он сидит, - Березин показал рукой Орлова.

Тимка подошел к Григорию, заорал благим матом:

- Гришуня! Сколько лет, сколько зим! - Запрыгнул к нему на колени и полез обниматься. От него пахнуло дорогим коньяком.

- Привет, Тимка! Ты, я смотрю, уже успел где-то отметится?! Горбатого могила исправит. Это точно.

- Так ведь чуть-чуть, Гриша, самую малость. Ну и нюх у тебя?! Ну сам посуди, как было не отметить удачу?!

- Значит, все получилось?!

- Все хоккей, как говорят французы! - Кот коротко и часто замяукал. Пантокрин спит и видит розовые сны, а интересующие тебя ключи у Тани.

- Как она?! Где она?! Что с ней?!

- Столько вопросов и все сразу. Отвечаю по мере их поступления. Она в полном порядке. Ждет у выхода из этого сколь почтенного, столь и почетного заведения своего жениха, чтобы сочетаться с ним законным браком. С ней ничего сверхестественного не произошло, если не считать, что с некоторых пор помешана на одном очень несерьезном типе Григории Орлове. Но это помешательство только ей на пользу. Еще более цветет и пахнет.

- Ну ты и трепач! - удивился Орлов Тимкиному монологу.

- Есть малость, - согласился тот.

В это время дверь с шумом открылась и в барак буквально влетел Кулинашенский. За спиной у него стояли улыбающиеся Толя и Коля и двое куклявых, Григорию незнакомых, но, вероятно, их друзей. Увидев свет и бодрствующих пациентов начальник полиции закричал по привычке:

- Это что такое?! Это почему свет?!

Но тут же вспомнил, чем закончилось его предыдущее посещение барака, тут же осекся, опасливо огляделся и сказал уже совсем миролюбиво:

- Отдыхайте, отдыхайте, господа психи. - Покрутил головой и, увидев Орлова, подошел, протянул для приветствия руку. - Здравствуйте, Григорий Алпександович!

Он улыбался так, будто только-что выиграл главный приз в своей жизни. "Блажен кто верует! Тепло ему на свете". Воистину так. Но ничего, сейчас ему будет не до улыбок. Это Орлов мог с большой долей вероятности гарантировать Кулинашескому. Честно.

- Здравствуйте, господин министр! - Григорий от души пожал его пухлую руку. Главный полицейский поморщился от боли, но продолжал улыбаться. В мечтах он уже видел на груди главный орден города на красивой красно-черной шелковой ленте.

- Я получил вашу записку.

- Какую ещё записку?! - "удивился" Орлов.

Улыбка моментом приказала долго жить. Лицо главного полицейского стало озадаченным, заметно посерело.

- То-есть как это - какую? Вы мне писали?

- Я?! Вам?! - Глаза Григория выражали столь неподдельное удивление, что у Кулинашенского стал дергаться в нервном тике правый глаз.

- Ну да? Вы - мне?! - прорычал начальник полиции, все более свирепея.

- Видите ли, господин Куливашенский...

- Кулинашенский, - поправил он меня.

- Я и говорю - Куливашенский.

- Какого черта! - рявкнул он.

Лицо побагровело, щеки тряслись от негодования, а глаза так вообще были черт знает что такое, сплошное безобразие, а не глаза. У палача глаза и то, наверное, предпочтительней. На такой ответственной службе, а никакой тебе выдержки.

- А почему вы на меня кричите, господин Кулинашевашенский? - предложил Орлов ему компромисс.

Но и это тому не понравилось. Начальник полиции решил показать свою бескомпромиссность.

- Вы что, издеваетесь?! - прорычал он. Голос уже дрожал и вибрировал, в нем явственно звучали истерические нотки. - Фамилия моя Кулинашенский! Прошу запомнить. Это во-первых. А во-вторых, вы мне писали или не писали?!

Орлов легкомысленно и игриво рассмеялся.

- Ах, Василий Петрович, скажу откровенно - я в весьма затруднительном положении и не знаю, как поступить. Вы такой настойчивый! Мы ведь с вами и виделись-то пару раз. Нет, вы мне конечно симпатичны и все такое прочее. Но я не могу вот так сразу. Нужно привыкнуть к друг другу, верно? - И приблизившись к нему вплотную, Григорий горячо зашептал ему на ухо: - Ах, проказник! Вы дерзкий! Я в восторге от вас! Вы меня умиляете! Может, куда уединимся?

Начальник полиции был готов. Руки-ноги его заходили ходуном, он обессилено опустился на нары и заплакал.

- Я не понимаю, что происходит, - хныкал он. - А ещё говорили, что здесь сидят нормальные люди?! Какие же они нормальные, когда такие ненормальные!

Он стал лихорадочно шарить по карманам, наконец выудил из одного записку, протянул Орлову.

- Это ваша?

Тот взял записку, стал внимательно её рассматривать, даже посмотрел на просвет.

- Ах, эта? Чего же вы сразу не сказали? А то все намеками, намекаким. Трудный вы человек, Василий Петрович.

- Так это ваша записка?! - взмолился Кулинашенский.

- А что вы так нервничаете, господин министр?! Если так вот по каждому пустяку, то никаких ведь нервов не хватит, верно?

- Умоляю! Скажите! Ваша?! - Взгляд теперь у него был затравленный, обреченный, как у приговоренного к казни.

- Ну, моя. А я что, отказываюсь что ли? У меня и мыслях ничего такого. Зря вы, Василий Петрович, как говорят в вашем департаменте - шьете мне криминал. Зря.

- Слава Богу! - выдохнул вконец обессиливший начальник полиции. - Так что же вы хотели сообщить?

- А вы хорошо сидите, Василий Петрович? Я в том смыле, удобно, прочно?

- Ка... Ка-ка-кажется, - жутко зяикаясь, промямлил начальник полиции. Он не был готов к новому испытанию. Вид у него был жалким, вгляд умоляющим.