Мистер Невозможный - Чейз Лоретта - Страница 54

— Ты говорил с ним по-английски? — спросила Дафна.

Мальчик задумался, затем пожал плечами:

— На вашем языке, на нашем языке, не могу сказать. Моя радость была так велика, когда я увидел вас. Слезы наполняли мои глаза. И так переполнены были наши сердца, что невозможно сказать, что мы тогда говорили.

— Лина, сядь, — приказал Карсингтон. — Ты, Том, тоже садись. Теперь по порядку, не торопясь, расскажите нам все, что слышали в Ассиуте.

Лина и Том, перебивали друг друга, как обычно были многословны, и рассказ длился довольно долго и, по мнению Руперта, становился все более и более мелодраматичным. Перевод Дафны сводил бесконечное повествование к голым фактам.

Арчдейла видели живым всего несколько дней назад, на пути в Дендеру. Если это было правдой, то «Изида» не так уж намного отстала от него, как они боялись.

Песчаные бури мешали продвижению похитителей через пустыню. Не намного отстала «Изида» и от Ноксли. Его дахабийя останавливалась в Ассиуте на той же неделе. Здесь рассказ принимал драматический оборот. «Мемнон», как говорили слуги, был хорошо известен в Ассиуте. Как только его там заметили, некоторые люди бежали из города и скрывались, пока «Мемнон» не ушел.

— Они называют этого человека Золотым Дьяволом, — рассказывал Том, — потому что у него волосы цвета золота. Он англичанин, как и вы. Но он дьявол, у него армия людей, похожих на демонов. Люди в Верхнем Египте не так боятся даже Мухаммеда Али и его солдат.

Очевидно, Золотой Дьявол стал легендой. Когда дети плохо себя вели, матери пугали, что придет Золотой Дьявол и заберет их. Том еще некоторое время говорил о Золотом Дьяволе. Дафна, как всегда, давала короткую версию на английском.

Она делала это довольно спокойно.

Когда Том ушел за кофе, а Лина за картами, которые попросил принести Руперт, он заметил:

— Эти откровения о Ноксли, кажется, не слишком поразили тебя.

Дафна ответила рассеянным невидящим взглядом:

— После того, что я узнала о моем покойном муже, сомневаюсь, что какие-либо сведения о характере мужчин могут удивить меня. Это путешествие, или миссия, как бы его ни называть, оказалось в высшей степени познавательным. Неудивительно, что Майлс считал меня наивной и не от мира сего.

— Он твой брат, — сказал Руперт. — Братья могут быть пристрастны к своим близким. Вероятно, поскольку я не твой брат, я воспринимаю тебя иначе. С самого начала ты поразила меня своей рассудительностью и проницательностью.

— Ты меня знаешь только такой, какой видел в необычных обстоятельствах. — Может быть, необычные обстоятельства и показывают, чего мы действительно стоим. Может быть, твоя прежняя жизнь не позволяла тебе быть собой?

— Не знаю, — сказала она. — Я еще не разобралась. С лордом Ноксли проще. Его поступки по крайней мере объяснимы. Мы знали, что он враждует с Дювалем из-за предметов древнего искусства. Что касается демонов и дьяволов его армии, то Бельцони говорил то же самое о своих конкурентах. Он говорил, что они не признают законов. «Европейские ренегаты, головорезы и изгои» — так он их называл.

— Удивительно, — сказал Руперт.

Зеленые глаза вопросительно взглянули на него.

— Удивительная способность, — сказал он. — Как ты умеешь подбирать факты, находить в них смысл и делать логическое заключение. Это поразительно, учитывая то, что ты узнала.

Дафна ответила слабой улыбкой:

— Это единственное, что я умею делать.

— Это далеко не все, что ты умеешь делать.

Ее щеки чуть порозовели, а затем покрылись ярким румянцем.

— Я не то имел в виду, — сказал он. — То есть не все, что я имел в виду, хотя и в любви ты великолепна, и я бы хотел…

В каюту ворвалась Лина с картами в руках. Не успела она уйти, как Том принес кофе. Руперт подождал, пока Том уйдет, а Дафна разольет кофе.

— Я знаю, почему ты снова надела траур. Нет никакой необходимости отпугивать меня. Я понимаю, что мы должны соблюдать приличия. Поэтому мне бы и хотелось, чтобы мы находились в каком-то другом месте.

— Не имеет значения, где мы, — сказала она. — Это не «Арабские ночи». Было чудесно, один… два раза увлечься…

— И это все? — Как будто что-то ударило его изнутри, его одновременно бросило и в жар, и в холод. — Ты увлеклась?

— А что я, по-твоему, должна сказать? Он не ответил.

Молчание длилось, он подыскивал слова и не находил их, были только чувства, которым он тоже не знал названия.

— Я не знаю, — сказал он наконец. — Но ты должна сказать что-то большее. Это ты гений, а не я.

— Здесь не требуется большого ума, — возразила она. — Что у нас было — это похоть, одна простая похоть, ну, не одна…

— Для меня это не так просто, — огорченно перебил он. — Это, должно быть, была египетская похоть, потому что это было совсем не так, как бывало у меня обычно. У меня пробудились… чувства.

Вполне естественно, Дафне очень хотелось спросить, что это были за чувства. Она хотела вникнуть в них, понять все нюансы, как поступила бы с грамматикой или лексиконом.

Но разум напоминал ей, что в повседневной жизни она была «синим чулком» и затворницей, а он человеком, жаждущим острых ощущений. Он был блистателен, а она скучна. Они принадлежали разным мирам. Мир фешенебельного аристократического общества был ей более чужд, чем Египет.

Ей не надо и знать, какие у него были чувства. Она знала, что они мимолетны, потому что он не принадлежал к тому типу мужчин, чей интерес к одной женщине может длиться вечно. Она знала, что не может доверять его чувствам, и это все, что ей следует знать.

— Это Египет, — сказала она. — Возбуждение, ощущение, что ты на волосок от смерти. Все вызывает у нас чувства, которые при других обстоятельствах мы бы не испытывали. Вот что я имела в виду, говоря об «Арабских ночах». Мы переживаем романтическое приключение, но это временно. Как только мы найдем Майлса…

— Оно закончится, — продолжил он за нее. — Да.

— Как жаль! — Руперт пожал плечами и развернул карту. — Ваш брат направляется в Дендера. Это недалеко от Фив?

«Как жаль!» Вот и все. Он смирился с ее решением. А почему бы ему и не смириться? Чего она ожидала от него — что он будет умолять ее?

Дафна углубилась в карту.

— Вот Кене, — указала она.

— Похоже, три или четыре дня пути отсюда, если не спадет ветер.

— А вот Дендера, видишь, на другом берегу рядом с древним Тентиром, — продолжала она. — Там знаменитый храм Хатор. Это египетская богиня… любви. — И поспешила добавить: — Фивы, если я не ошибаюсь, в сорока или пятидесяти милях вверх по реке.

— Значит, еще несколько дней, — сказал он, не отрывая глаз от карты. — Можно предположить, что сейчас там находятся основные силы Ноксли. На что бы ты поспорила: пойдет ли он этой дорогой или повернет обратно в Каир?

Она смотрела на карту, и разные предположения проносились в ее голове.

— Ты говорила, предполагают, что будто бы в папирусе есть описание гробницы в Фивах, — сказал он. — Возможно, Мерзавец Нокс захочет помочь твоему брату ее найти.

В местах, подвластных лорду Ноксли, Фарук любил прятаться прямо под носом у врага.

Развалины древних Фив растянулись по обоим берегам Нила. На западном берегу рядом с рекой находилась деревня Курна, разрушенная несколько лет назад мамелюками. Жители деревни предпочли не отстраивать заново свои домишки, а жить там, где и трудились, а именно в фиванских гробницах. Они в отличие от египетских крестьян не занимались сельским хозяйством, а жили за счет того, что раскапывали захоронения и продавали папирусы и другие артефакты, которые сдирали с мумий.

Они славились тем, что были самыми независимыми людьми во всем Египте, может быть, лишь за исключением бедуинов. Одна армия задругой пыталась покорить жителей Курны… и терпела поражение. Однако завоевателям удалось сократить население от трех с чем-то тысяч до трехсот человек!

Выжившие прятались в отдаленных от Фив горах, где находились тысячи гробниц и запутанный лабиринт соединявших их проходов. Здесь и скрывался Фарук.