Дарующая жизнь - Чекалов Денис Александрович - Страница 40

– Они учатся, как делать миньет? – удивилась Франсуаз. – Мне казалось, каждая девушка и так это должна уметь.

Я поставил в крайнем квадрате справа трехголовую гидру. Сиреневое чудовище раззевало пасти, и на изумрудную траву падала ядовитая слюна.

Мне понравилось.

– Слово «сосулька» имеет здесь несколько другое значение, – пробормотал я. – Но, в целом, никто еще не мог найти ничего плохого в порядках, которые заведены в Даркмуре. Разумеется, кроме тех, кто там учится.

Справа от гидры я разместил бешеную гориллу. У нее была фиолетовая шкура и длинные, почти касающиеся подбородка клыки.

– Хватит двух? – не раскрывая глаз, спросил я. – В прошлый раз…

Франсуаз посмотрела на меня мрачно, как край солнца из-под грозовой тучи.

– Ставь третьего.

– Как хочешь.

На другой стороне доски, прямо по диагонали от гидры, я установил рыцаря. Черные доспехи сияли Дьявольской тьмой. Ног у воителя не было; он висел над травой, немного покачиваясь.

– Скажешь, когда готова.

– Я готова.

Хрустальные стены налились алой кровью и стали подрагивать. Игра началась.

– Мне тоже не нравилось в университете Преисподней. И учиться на юриста я тоже не хотела. Мне больше по душе меч, вольный ветер и быстрый скакун. Что же такого жуткого было в Даркмуре?

– Отдать тебе первый ход?

– Ходи сам.

Рыцарь пошел на четыре клетки вперед, по диагонали, и остановился перед Франсуаз. Девушка шагнула к нему и снесла голову.

Отрубленный шлем покатился по траве и растаял. Но черное тело рыцаря продолжало подрагивать над травой.

– Даркмур… Видишь ли, Френки, ты сама ответила на свой вопрос.

Я передвинул гидру.

Девушка резким ударом разрубила пополам рыцаря.

– Ты шла в университет, чтобы получить диплом! Только он открывал тебе двери в Верхние Миры, позволял покинуть Преисподнюю.

Я переставил гориллу.

Она прошагала семь клеток и остановилась недалеко от моей противницы.

Франсуаз оказалась зажатой между двумя монстрами.

– Для тебя образование было ступенькой вверх. И ты прошла ее – не фонтанируя от радости, конечно, но все же ты знала – впереди тебя ждет то, о чем ты мечтаешь.

– А для тебя?

Френки предстояло выбрать, кого атаковать – гидру или гориллу. Обе они находились примерно на одинаковом расстоянии от демонессы. Франсуаз решительно подошла к гидре и снесла ей одну из голов.

Две оставшиеся яростно зашипели и сильно укусили девушку.

– Моя жизнь в родительском доме была слишком счастливой.

Горилла одним прыжком преодолела расстояние, которое отделяло ее от Франсуаз. Сложив обе лапы в огромный кулак, тварь обрушила их на голову демонессы.

Девушка охнула и упала на траву.

– Превыше всего эльфы ценят жизнь и то, что она дает. И нет времени лучше, чтобы понять, как прекрасна может быть жизнь, кроме детства.

Гидра подползла к Френки и дважды укусила ее.

– Говори за себя, – процедила девушка, не поднимаясь с травы. – Если тебе пятнадцать и у тебя на голове маленькие рожки…

Ее тело распрямилось, зажатый в руках меч описал вокруг красавицы сияющую дугу.

Три отрубленные головы посыпались наземь спелыми фруктами.

– … То единственное развлечение, на которое ты можешь рассчитывать, – это готовить пирожки с тыквой, вместе со своими тетушками. Нет, мне хотелось настоящей жизни, где небо, звезды, где настоящие люди испытывают настоящие чувства, а не собирать пыль среди ситцевых занавесок. Я победила.

– Нет.

Девушка резко развернулась. Огромный, семилапый паук пучил на нее сетчатые глаза.

– Это нечестно.

– Честно. Ты убила двух монстров за ход, значит, я могу выставить еще одного, уровнем меньше. Почитай правила.

Паук засеменил к девушке, его жвальт раскрылись.

– Все, – произнес я. – Ты проиграла.

Франсуаз не трогалась с места.

– Значит, для тебя Даркмур был шагом не вперед, а назад?

Девушка держала меч прямо перед собой. Паук нанизался на него, как на вертел. Бурая кровь начала сочиться по клинку, пачкая руки Френки.

– Хуже, гораздо хуже. Он казался нам адом. Местом, куда нас изгнали после того, как мы лишились права на рай. Эльфы освоили сотни наук, тысячи заклинаний. Но мы так и не научились тому, как сделать для ребенка переход к взрослой жизни менее болезненным.

Паук сдох.

– Я победила, – Франсуаз вернула меч в заплечные ножны. – Теперь ты выполняешь мое желание.

– Не хочу даже спрашивать, какое.

– Не надо спрашивать; я скажу тебе сама.

Нищий сидел на обочине дороги.

Рабочий его инструмент – помятая кепка для подаяний – лежал рядом с ним в придорожной пыли.

Выглядела кепка такой старой, такой измятой словно принадлежала когда-то самому Виланду Могучему, предводителю халфлингов. Возможно, она упала с его головы в тот момент, когда древний герой взбирался на спину боевого панголина.

Столь много пыли успела впитать в себя, что только диву оставалось даваться, как на дороге осталась еще хоть одна пылинка.

Сам же нищий, в полную противоположности! своей кепчонке, сиял здоровьем и благополучием так ярко, что вполне мог заменить собой дорожный фонарь.

И руки его, и ноги, и прочие части тела отлично послужили бы профессору медицины, вздумай он продемонстрировать своим студентам, что такое совершенно здоровый человек. От производственных травм – а именно, мозолей на заднице – нищего заботливо предохраняла мягкая большая подушка.

Единственное, от чего страдал нищий, так это от зуда, каковой простые люди, не-мудрецы, называют жадностью. Именно это чувство сквозило в каждом взгляде побирушки, который он бросал на проходивших мимо людей.

Правда, попрошайка мог пожаловаться еще кое на что, а именно – на свое лицо. Жирное и пышущее благополучием, оно никак не желало принять вид страдальческий и смиренный, который нищий пытался изобразить для проходивших мимо людей.

Иными словами, это был обычный уличный побирушка, каких вы в избытке встретите и на улицах славного города Маназира, и в других, не менее славных, краях земли.

Поскольку нищий словно бы очерчивал вокруг себя круг, внутри которого никому не хотелось задерживаться, я счел, что это достаточно удобное место, чтобы поговорить.

Я осторожно придержал гнедую Франсуаз за повод. Делать это надо с превеликой аккуратностью. Френки ездит быстро, и, дерни я за ремень чуть посильнее, девушка, чего гляди, еще и кувыркнется через голову лошади.

– Знаешь, конфетка, – в задумчивости произнес я, убедившись, что нищий не может меня расслышать. – Абдулла Иль-Закир не произвел на меня впечатления человека, который нуждается в нашей помощи. Или ее заслуживает.

Франсуаз хмыкнула.

Ей удалось снести две-три головы, и девушка находилась в прекрасном расположении духа.

– Предлагаешь бросить здесь все и поехать дальше?

Раздался звонкий, жалобный звук, когда еще одна медная монета упала в запыленную кепку нищего. Я обернулся. Сгорбленная старушка, бросившая денежку, мелко перекрестилась и заковыляла прочь.

Одежда на ней была бедной, истрепанной; иссохшее тело давно не знало ни хорошей еды, ни настоящего отдыха.

Жирные пальцы нищего потянулись к монетке, словно весь мир готов был ее украсть. Сомкнув руку на медяке, попрошайка воровато обернулся вокруг, и щеки его расплылись в сальной улыбке.

Затем он вновь постарался придать себе вид жалкий и мученический.

– Я не могу оставить здесь Алису Шталь. Ты видела, что произошло только что. И это только прелюдия. Когда Гильдия некромантов и люди эмира схватятся с мудрецом Иль-Закиром, за голову Алисы я не дам даже дырявого фартинга.

– Пусть уезжает.

– Она не бросит своего патрона, и ты это прекрасно знаешь. К тому же дело ведь не в одной Алисе. В борьбе за новое изобретение мудреца, которое он мне, кстати, так и не показал, пойдут все средства. А расплачиваться, как всегда, придется простым людям. Нет, Френки, мы не можем просто так уехать.