Дембель против бандитов - Ахроменко Владислав Игоревич - Страница 2

— Ну что, Сникерс, — произнес водитель «скорпа», обращаясь к зверовидному, — приехали. Пошли работать.

— Сам вижу, — бросил тот неожиданным для его комплекции фальцетом и, открыв дверку, тяжело ступил на утоптанный снег тротуара.

Размял отекшие от долгого сидения ноги, закурил, смахнул с носа пушистую снежинку и, небрежно скользнув взглядом по торговым рядам, направился в сторону рынка. Розовощекий блондин и бычок двинулись за обладателем кондитерской клички — он явно главенствовал. Вразвалочку подошли к милицейским сержантам, нехотя кивнули…

— Ну чо, граждане менты, никто еще не свалил? — спросил Сникерс, поправляя меховую шапку, — головной убор в сочетании со спортивным костюмом смотрелся диковато.

— Да нет, граждане бандиты, — отозвался старший ментовского патруля, — все на месте.

В тот субботний вечер к спиртзаводскому рынку действительно подъехали местные бандиты. Что поделать — прошлогодний кризис сильно подорвал легальный бизнес отечественных мафиози, и теперь им волей-неволей приходилось изыскивать новые способы существования, которые, впрочем, оказались старыми. Вымогательство у торговцев, рэкет, выбивание долгов — все это уже проходилось в тревожные и романтичные времена «боевой молодости». Но альтернативы не было никакой. Даже тут, в провинции, было очевидно: после чудовищного августовского обвала жизнь в России больше никогда не будет такой, какой была до него. В столице бывшие гангстеры, а ныне бизнесмены, неожиданно лишившись законных источников доходов, уже заявляли претензии на бизнес других бывших гангстеров, а ныне бизнесменов, таковых источников еще не лишившихся. Провинциальные же бандиты, которые, следуя московской моде, еще недавно лелеяли имидж законопослушных дельцов, теперь пересыпали свои бизнесменские костюмчики нафталином, вешая их в шкафы до лучших времен. На смену им опять приходила привычная спецодежда начала девяностых: короткая кожанка-«бандитка», всепогодные кроссовки-«вездеходы» и спортивный «адидас».

Впрочем, до таких анахронизмов, как сбор «дикой» дани, практиковавшийся во времена кооперативного движения, даже тут, в райцентре, никто не опускался. Все решалось гораздо проще: старшие, договорившись с городским начальством и ментами об «оказании комплексных охранных услуг торговым точкам города», получали соответствующую лицензию, выясняли в налоговой, кто из торговцев-предпринимателей сколько имеет, после чего и устанавливали размер «местовых». Впрочем, размер сбора «за охрану» постоянно поднимался — к неудовольствию торговцев. На рынке ходили смутные и тревожные слухи, будто бы Вася Злобин, главбандит городка, более известный здесь как Злой, с нового, 1999 года поднял «местовые» аж вдвое-втрое. И потому появление в урочный субботний вечер известного всему рынку грязно-синего «скорпа» было встречено с понятной настороженностью…

Переговорив с уличными ментами, Сникерс извлек из внутреннего кармана куртки растрепанную ученическую тетрадь и, раскрыв ее, сунул розовощекому.

— Иди, Прокоп, собирай, — бросил он тоном заводского мастера, дающего задание практиканту, впервые попавшему в цех.

В тетради была начертана подробная схема рынка. Над аккуратно нарисованными прямоугольничками, означавшими прилавки, стояли фамилии торговцев и сумма денег, которую те должны были еженедельно вносить в качестве «местовых». Десять рядов по десять торговых мест в каждом, от ста до трехсот рублей дани — сумма набегала немаленькая. А ведь, кроме этого рынка, бандиты «охраняли» и другие рынки, не говоря уже о кафе, автосервисе, торговых палатках и магазинах…

— С этого года по новой таксе берем, — напомнил Прокоп, — барыги-то наверняка возмутятся!

— Образумим, — успокаивающе заверил Сникерс. — Давай иди…

Розовощекий Прокоп, отворив ногой калитку главного входа, подошел к прилавку, с которого торговали водкой в розлив, и, заглянув в тетрадку, бросил:

— Так, Жихарева, с тебя за охрану штука. Давай.

Самая преуспевающая торговка рынка — огромная сальная тетка, крест-накрест повязанная пуховым оренбургским платком, — лишь руками всплеснула.

— Да вы что, деточки, откуда такие деньги?! Тысяча в неделю — где, где мне взять?! Я ведь за месяц едва-едва семьсот рублей наторговываю!

— Это за жвачки да шоколадки, которые ты тут с понтом продаешь, — напомнил бандит, скользнув взглядом по разноцветным кубикам и плиткам, лежавшим на прилавке для прикрытия подпольной торговли спиртным, — а водяры ты минимум десять ящиков за день толкаешь. Или на тебя ментов с налоговой натравить? Им будешь объяснять…

Довод был слишком весом и неоспорим. Торговка поддельным спиртным не желала ничего объяснять ни ментам, ни налоговой, а потому, отслюнявив купюры, молча отдала их Прокопу.

— И в следующую субботу тоже чтобы штучку приготовила, — предупредил розовощекий блондин, — теперь так все время будет…

И направился к следующему прилавку.

Тем временем Сникерс с другим напарником двинулись по параллельным рядам. Появление бандитов оправдало самые худшие опасения продавцов. Размер «местовых» повышался в два — два с половиной раза против прошлогоднего. Лишь немногие решались роптать — звероподобный вид Сникерса и особенно его перебитый нос внушал страх даже самым смелым.

— Сами понимаем, что круто заламываем, но ничего не поделаешь, — снисходил иногда «звеньевой» до объяснения и изрекал глубокомысленно: — Кризис, бля! Да и бакс все время растет…

Сникерс говорил о кризисе и росте доллара так, будто эти напасти коснулись его одного.

В восемнадцать двадцать пять Прокоп подошел к дальнему прилавку с расставленными на нем банками кофе, упаковками «стиморолов», «тампаксов» да «тайдов». За облезлым прилавком стояла пожилая женщина с уставшим, изможденным лицом. Старенькая, облезлая кроличья шубка, стоптанные сапоги, натруженные, обезображенные подагрой руки — по всему было видно, что не от хорошей жизни эта немолодая женщина целый день простаивает на морозе…

— Так, Корнилова, — бандит мельком заглянул в тетрадку, — с тебя двести рублей.

— Да что ты, сынок! — отпрянула та. — Я ведь за эту неделю только на четыреста пятьдесят с мелочью и наторговала! Двести двадцать за товар отдать, он не мой, на реализацию взяла, в налоговую заплатить, милиционерам на пиво и сигареты сунуть… А жить-то на что?!

— Так, старая, хватит выть, — развязно прервал бандит, — не хочешь платить — сейчас все на хрен заберем и пинка под жопу дадим, больше тут не появишься.

— Так… а жить на что? — шмыгнула носом женщина, с трудом сдерживаясь, чтобы не расплакаться.

— А мне какое дело?! — передернул плечами Прокоп. — Пришла на наш рынок, подчиняйся, не нравится — вали на три буквы…

Прокоп шагнул к прилавку, делая вид, что собирается сбросить в снег банки и пакеты. Корнилова инстинктивно отпрянула, но руки ее невольно потянулись к товару: так курица защищает своих птенцов крыльями.

— Сыночки, пожалели бы меня, пенсионерку, — всхлипнула она, торопливо доставая кошелек, — у меня инвалидность, вторая группа, всю жизнь на камвольном проработала, пенсию третий месяц не несут… Кто же знал, что на старости лет в торговки придется податься?!

— Харэ причитать, дура сраная, паси гусей по перрону! Деньги давай, ветеран труда… Долго я тут мерзнуть буду?.. — И Прокоп вновь сделал вид, что собирается раскидать товар.

Сбор денег занял не более сорока минут — Сникерс со товарищи были мастерами своего дела.

Согнав какого-то пожилого продавца, бандиты по-хозяйски встали за стойку, быстро пересчитали деньги, рассортировав их по купюрам. Выходя из-за прилавка, Сникерс захватил с собой бутылку дешевого вина, несколько шоколадок и баночку красной икры. Подозвав милицейских сержантов, сунул презент в руки — мол, помните мою доброту.

— Бдите! — последовал приказ. — Выше знамя борьбы с организованной преступностью!

— Зырь, Сникерс, цыган Яша приехал, — заметив подъехавший к рынку темно-зеленый микроавтобус, сказал Прокоп, дергая бригадира за рукав.