Посланники Великого Альмы (СИ) - Нестеров Михаил Петрович - Страница 22

22

— Значит, экспедиции, отправляющиеся в Америку, отмечались у кого-то по прибытии?

— Безусловно. Все прибывали на Эспаньолу[3], к губернатору, вручали ему распоряжение короля и получали соответствующие инструкции. Я склонен считать, основываясь на легендах индейцев топажо и мондурукусов, беря в расчет кое-какие знания о тех событиях, что некто отважный, строптивый, не прибывший к губернатору для получения инструкций, жаждущий лавров Колумба, самостоятельно отправился в незнакомые земли.

— Или заблудился в океане при неблагоприятных погодных условиях, очутившись вдалеке от резиденции губернатора.

Мелу уважительно склонил голову перед догадливым следователем.

— Совершенно верно. И если верно первое предположение, то второе послужило бы ему оправданием перед королевским судом, возвратись он на родину. Итак, это было до похода Франциско де Орельяно, потому что путешествие этого конкистадора было сопряжено с активными действиями индейцев обоих берегов Амазонки, которые были настроены весьма враждебно против европейцев. Подобные действия могли сложиться только из одного: кто-то из предшественников Орельяно уже побывал там, соответственно себя зарекомендовав. Это смелая гипотеза, которую ещё не выдвигали. Орельяно прошел Амазонкой в 1542 году, значит, у нас есть верхняя планка интересующего нас времени. Я вспоминаю конфликт между Колумбом и его бывшим капитаном — Винсентом Пинсоном, который в 1502 году открыл устье Амазонки. Колумб считал, что, кроме него, никто не может ходить в неизвестные земли, что этот приоритет принадлежит только ему. Вот у нас и нижний предел, потому что со времени открытия Пинсона появились карты восточного побережья Южной Америки. Думаю, мы на верном пути. Мне нужно связаться с моими коллегами из национального музея Испании. Я уверен, они нам помогут.

— Связывайтесь, профессор.

Поздно вечером Челси Филд имел на руках несколько имен; несколько безликих имен, чьи дела история обошла стороной. Эти люди отправились в земли Нового Света, имея королевские патенты, но ни один из них обратно на родину не вернулся.

Челси Филд ещё раз прочел имена и даты:

Хуан де Иларио — отправился из города Кадиса в 1503 году;

Гарсия де Агиляр — отправился из города Кадиса в 1503 году;

Диего де Ордунья — 1505 год;

Лукас де Инохос — 1507 год…

Часть II

Глава I

1

Испания, Севилья, 30 марта 1503 года

В девять часов утра король Фердинанд вышел из своих покоев. Пышные кружева, пряжки с чистейшей воды карбункулами на подвязках и башмаках, выполненные лучшими ювелирами и стоящие, наверное, не меньше всей его резиденции в городе Севилье, где в данный момент он находился со своим двором, делали Его Величество ещё величественнее. Он окинул взглядом просторный зал приемной и, не увидев там своей супруги Изабеллы, направился в покои королевы.

Многочисленные придворные низко склонились перед Фердинандом; в то утро их было человек сорок, готовых каждым взглядом и жестом напомнить царствующим особам о своей преданности. Их застывшие в низком поклоне фигуры отражались в натертом паркете пола.

Стекла окон, преломляя солнечный свет, брызгали ослепительными лучами. Фердинанд вынул на ходу из-за манжеты белый платок и приложил его к виску, чтобы бросить тень на заслезившиеся глаза; черная короткополая шляпа с довольно простым плюмажем не спасала короля от ослепительного света. Вдыхая аромат лести и комплиментов дворян-корыстолюбцев, король быстро пересек зал.

Салон королевы блистал облаками кружев и пудры, сверкал бриллиантами, которыми щеголяли придворные дамы.

Изабелла, одетая в дорогое коричневое платье, улыбнулась алыми губами. Она улыбнулась громкому шепоту фрейлин, легким ветром донесшим до нее: король!..

Дамы присели в грациозном реверансе и, не поднимая голов, расступились, пропуская Фердинанда к креслу королевы.

Изабелла в это прекрасное утро была очень красива. Золото, мрамор, кружева, благовония, роскошные ковры — все это великолепие было лишь умелым дополнением к её красоте. Об этом и сказал Фердинанд, касаясь губами протянутой руки супруги.

Она благодарно улыбнулась:

— Вы, как всегда, поэтичны, государь.

Ревнивые к похвалам государыне придворные дамы, постоянно напрягавшие свой ум для излияний красноречивых комплиментов в её адрес, усиленно замахали веерами.

Оправдывая все ещё слезившиеся глаза, Фердинанд, устроившись в соседнем кресле, произнес:

— Сегодня удивительное утро, сударыня. Давайте поскорее покончим с делами и отправимся на прогулку. — Король сделал паузу и соврал, ибо эта идея только что пришла ему в голову: — Я уже дал распоряжение, чтобы все приготовили для верховой езды.

Он испытующе посмотрел на вошедшего вслед за ним обер-церемониймейстера, стоящего в дверях салона. Тот быстро удалился.

— Отличная идея, государь, но… Мы сможем освободиться только к обеду.

— Да, — печально вздохнул Фердинанд, — дела, дела… Тогда давайте поскорее покончим с ними.

Изабелла согласно кивнула.

Сегодня было довольно много просителей. В основном людей, которых Фердинанд не знал. Будучи неплохим физиономистом, он не ленился развивать в себе этот дар, вглядываясь в лица, следя за произведенным впечатлением своей королевской власти. В этом он находил некое развлечение, сочетал приятное с полезным — забавлялся и исполнял свои королевские обязанности, решая судьбы и верша государственные дела.

Вести прием правители решили в салоне королевы, месте, весьма подходящем для этого.

Первым по списку, который огласил секретарь Их Величеств Фернан Альварес, был нотариус Себастьян Доминго. Но вместо него в зал разнузданной походкой ввалился шут — любимец королевы.

— Ты свободен, — небрежно бросил он покрасневшему придворному дворянину. — И вот ещё что. Не пускай сегодня больше никого — у меня будет довольно долгая аудиенция. Король и королева решили покаяться.

Шут повернулся в их сторону и тряхнул головой в нелепом трехрогом колпаке с бронзовыми колокольчиками. Салон наполнился мелодичным перезвоном.

— Но их совесть столь загружена, — продолжил шут, — что для этого понадобится очень много времени. Здравствуйте, ваше величество, — он поклонился Изабелле.

— А почему ты не поздоровался со мной, дурак? — спросил недовольный король: морда наглого шута и его выходки ему порядком надоели.

— Здороваться — значит желать здравия, — мудро изрек шут.

— Значит, ты не желаешь здравия своему королю?

— Нет. Ведь я единственный претендент на ваше королевское место. Я хоть и старше вас, Ваше Величество, но надеюсь все же прожить с очаровательной Изабеллой несколько счастливых лет.

— Да ты, дурак, похоже совсем рехнулся! — Король исподлобья взглянул на придворных дам, прячущих улыбки за спасительными веерами.

— Увы, Ваше Величество, мой мозг, так же как и ваш, опасно болен.

— Ну, довольно! — Фердинанд хватил ладонью по подлокотнику кресла.

— Не сердитесь на дурачка, государь, — вступилась за шута Изабелла. — А ты, — она вытянула в сторону фигляра руку, — если действительно хочешь занять трон, для начала устраивайся у моих ног.

— О Ваше Величество! — шут опустился на четвереньки и подполз к креслу. — Я буду собакой, прежде чем стану вашим супругом.

— Я прикажу его повесить! — вскричал король.

Изабелла рассмеялась:

— Хорошо, хорошо. Только после обеда.

Шут лег возле её ног и, далеко высунув язык, стал громко дышать.

Фернан Альварес сделал знак придвернику, и тот во второй раз произнес:

— Нотариус Себастьян Доминго.

Нотариус обращался с жалобой на алькальда[4] города Севильи, который, по словам Доминго, из личной неприязни всячески притеснял последнего.