Посланники Великого Альмы (СИ) - Нестеров Михаил Петрович - Страница 84

— Вы зря грозите, потому что уже ничего не сможете сделать. Я сейчас же прикажу поместить вас в подземелье. Чтоб не было скучно ни им, ни вам.

Джулия, разделяя каждое слово, веско проговорила:

— Когда меня не будет на определенном месте с первыми лучами солнца, легкая пирога пустится в быстрое плавание. Меньше чем за сутки она покроет расстояние до Бель-Прадо, и в ту же секунду запылают корабли.

— Вы смелая, сеньора.

— Вот этого не отнять.

Дон Иларио уселся на лавку.

— Если честно, сеньора, то ваша позиция не кажется такой уж сильной. Вы здорово рискуете, толком не зная меня, идя на такой шаг. Во мне живут два человека — рассудительный, трезвый и жестокий, не подверженный эмоциям. В первом вы не ошиблись, он сейчас перед вами. Но я не могу долго находиться в одной шкуре и, подобно змее, порой сбрасываю тот или иной наряд. И происходит это довольно часто, чаще, чем если бы вам повезло. Вам не повезло, сударыня, вы напоролись сразу на двух человек вместо одного. Когда я становлюсь неудержимым, во мне гаснет трезвый рассудок. Потом, конечно, я жалею об этом, но плоды моего перевоплощения гораздо слаще, чем если бы я оставался только одним человеком.

— Почему, в таком случае, вы жалеете об этом?

— Потому, сеньора, что я не хочу походить на остальных. Наше время крестовых походов очень жестоко, тупо, я бы даже сказал — напроломно. Понимаете, о чем я говорю?

Джулия кивнула. Дон Иларио продолжил.

— Все, куда ни глянь, бьют головой о стену, вместо того чтобы войти в дверь.

— Очень часто потом бывает, что они вылетают обратно через окно.

— Бывает, но надо под окнами постелить соломки, чтоб не ушибиться. А ещё лучше — заделать окна снаружи, предотвратить это малоприятное действие. Я делаю и то и другое. Мало ли что. Вот в этом я весь.

— А как же другой человек? Не хотите ли вы сказать, что он иногда ломает себе шею.

— И такое случается, сударыня, — посетовал он, — но очень редко. Поэтому я и жалею.

— Жалеете, но кушаете свои сладкие плоды. По меньшей мере — это нелепо.

— Понимаете, виновато в этом наше неспокойное время. Я — солдат и получаю удовольствие от войны. Потому что война — это работа. Работа, которая не нравится и от которой ты не получаешь удовольствия, — это уже обуза. Наше закостенелое время не приемлет, что ли, работу мозгов, предпочитая обходиться инстинктами, и это стало нормой. Так вот, чтобы подвести вас к тому самому сладкому плоду, о котором вы пока не имеете ни малейшего представления, скажу, что сад, который мы постоянно трясем, сплошь засеян плодовыми деревьями, на них и растут те дивные плоды. Но за забором растут другие — на вид более аппетитные и висят почти у земли — не надо подставлять лестницу и бить колотушкой по стволу. Трудов меньше пораскинь мозгами, открой калитку, нарви сколько надо и грызи. Но они кислые, сеньора, очень кислые. Объясню на примере. Я мог бы взять штурмом ваш город, не прибегая к помощи союзников. Тогда бы от моих рук погибло больше воинов, которые пали от рук барикутов, и как солдат я бы получил большее удовольствие. Но я сделал по-другому, пошел в обход и наелся кислятины.

— Ваша философия дурно пахнет открытым цинизмом. Но опустим её до уровня вашего понимания этого вопроса.

— А не надо опускать, она со мной на одном уровне.

Джулия дивилась изощренности его ума.

— Согласна. Но вот вопрос: что, золото, которое вам досталось, оказалось другой пробы?

— Нет, качество то же.

— Тогда я вообще ничего не пойму. Вы разработали план, делающий честь вашему искусству полководца, и в то же время разочарованы. Это первое. Золото как было золотом, так и осталось. Вас что, не радует ни первое, ни второе?

— Вот именно, донна Дила, не радует. Солдат в моей крови стоит выше полководца.

— Ах вот в чем дело! Вы, уважаемый дон Иларио, вампир, который любит грызть горло, высасывая кровь, нежели пить её из стакана, пусть даже нацеженную собственной рукой.

Командор слегка наклонил голову.

— Рад, что вы поняли меня.

Джулия устремила на него немигающий взгляд.

— Если бы не история, в которой нет и упоминания вашего имени — я, во всяком случае, не слышала, — я бы пригласила вас в одно увлекательное путешествие и показала бы психиатру. Эскулапу — понятнее для вас.

— Н-да… — командор тяжело вздохнул. — Но мы отвлеклись от темы, давайте продолжим. Помнится, я говорил, что вы рискуете, толком меня не зная. Я ведь могу и плюнуть на все ваши приготовления, вздернуть всех детей на виселицу, вас и ваших подруг. Вы говорили о возмездии — я тоже говорю о нем. Коса на камень, донна, и ничего из вашей затеи не получится.

— Из вашей тоже. Вы готовились дольше меня, аж, наверное, десяток лет. Потом организация: покупка судов, вербовка людей, плавание, наконец. Дальше — короткий бой, и ваше десятилетие заканчивается золотой финишной лентой. А мне понадобилась всего неделя, чтобы повернуть вас и указать другой триумф вашей экспансии — кубок под названием Жизнь. Неужели не стоит подумать о таком важном предложении?

— Предложение-то дельное, но на фоне моих десяти лет ваша неделя не смотрится. Никак не смотрится. Трудно потерять все и трудно поверить в сам факт ваших предложений. Все ваши угрозы мной не воспринимаются всерьез. Пятнадцать женщин противостоят почти двумстам воинам-мужчинам — ну что это!

— И сам факт захвата кораблей вами тоже не воспринимается?

— Я же сказал, что нет. Вернее, я допускаю его. Но вот малочисленность вашей команды делает его просто смехотворным.

— Значит, возвращение на родину для вас смех?

Дон Иларио вскочил на ноги.

— Послушайте, мы так никогда не поймем друг друга! Я не могу принять ваш ультиматум. Вы только представьте, что я сейчас начну торги по поводу золота! Отдайте, мол, хоть его. Но я ни за что не произнесу этих слов, так как мои планы простираются куда дальше, чем бы вы подумали. Не пройдет и недели, как здесь восстановятся работы по добыче золота, и сколько они будут вестись, зависит только от меня.

— А кто, простите, будет работать на прииске?

— Индейцы, разумеется, аборигены этих мест.

— Не те ли, которые покинули эти самые места?

— А!.. Так это ваша работа?

— Не скрою, моя. Здесь больше десятка поселений, в каждом из которых до тысячи, а то и более воинов. Сколько получается, десять тысяч? И все они гораздо ближе, чем вы думаете.

— Вы что же, объявляете мне войну?

— Да Бог с вами, дон Иларио. Войну вы сами развязали, а я отвечаю на ваши действия. На рассвете вы услышите гром боевых барабанов.

Дон Иларио небрежно махнул рукой.

— Я разобью ваше войско.

— Нет, сеньор, у вас ничего не получится. Вы допустили несколько тактических ошибок. Одна из них, коль вы решили остаться в моем городе, это запасы пороха и пуль, стрел для арбалетов. У вас, правда, хватит их ненадолго.

— Но ещё останутся мечи.

— Они увязнут в десятитысячном войске. На каждый меч — шестьдесят индейских воинов. Они голыми руками возьмут вас, задавят количеством. Отвечая жестокостью на жестокость, я разрешила им использовать сок манганилового дерева. Знаете, что это за сок? Это яд, который, попадая в кровь, довольно быстро убивает. Так что раненых в вашем отряде не будет.

— Если принять на веру то, что вы мне сейчас сказали, я сделаю вот что. Я возьму детей в кольцо и буду продвигаться к своим кораблям, при малейшей попытке к атаке убивая по одному пленному.

— Я же сказала вам, что до кораблей вы не дойдете, а если и окажетесь, то рядом с обугленными остовами.

Командор взбеленился.

— Но какие же тогда, к чертовой матери, переговоры?! Это замкнутый круг, который, если не разрубить, постоянно приводит в одну и ту же точку. Чего ради вы пришли? Чтобы я заточил вас вместе с остальными пленниками?

Джулия равнодушно пожала плечами.

— Вы можете делать все что угодно.

— Опять! Не слишком ли вы уверены в себе?

— Как только я уйду отсюда…