Ночной Охотник (СИ) - Трой Николай "Ник Трой" - Страница 61

Я ухожу по дуге, стараюсь двигаться максимально быстро. На контрудар не размениваюсь, рано пока. Не зря я ведь покрутел на столько уровней? А потому, едва Калхун прекращает движение и пытается отыскать, куда я отпрыгнул, я метким ударом вышибаю свиток с заклинанием из рук Калхуна. Кожаный сверток отлетает в сторону.

- Это тебе не поможет! - скрежеща зубами, рычит Калхун, вытаскивая из специальной петли на поясе топор. - Это тебе не поможет...

Бросок!

Он налетел, как смерть, я выставил меч, но сила удара была такова, что лезвие топора все равно дожало блок, не до крови, но чувствительно клюнуло по плечу. Броня задержала, но рука онемела, в локте стрельнула боль.

«Так дело не пойдет, - взволнованно подумал я. - Он слишком...»

Бросок!

В этот раз я блокировать не стал. Прыгнул в сторону, мимо пронеслось нечто огромное, воняющее кровью. Земля под ногами дрогнула. Калхун с лютой ненавистью обрушил топор в то место, где секунду назад был я. Топор, как метеорит, распотрошил почву, оставив здоровенный рваный кратер.

Мы сшиблись. Прямым ударом ноги я оттолкнул топор, полоснул мечом. Калхун откатился, прижимая раненую руку. В глазах лютая ненависть, губы перекошены.

- Ну да, - я горделиво улыбнулся, - ты уже не новичка пытаешься убить.

Медленно прошелестела сталь, когда Калхун потащил мечи из ножен.

- Это мы еще посмотрим...

Время словно замедлилось! Его бросок был настолько быстрым, что я как-то поневоле подстроился под темп. Мы закружились, рубя остервенело и отчаянно. Перед глазами сине-красное марево из порхающей стали и снопов искр. По рукам то и дело бьет ударная волна, от звона сердце съеживается в комок, но кровь по венам пышет горячая, полная гнева.

Полоса Выносливости медленно двинулась ко дну. Заметив это, я еще больше усилил напор. Калхун вскрикнул от неожиданности, влетел спиной в заросли черного кустарника, принялся отступать. С хрустом полетели обрубки ветвей, треск такой, словно два медведя прут за малиной.

Бах!

Калхун присел, я изловчился, едва-едва не снес быстрым ударом его лысую башку, но враг успел в последнюю секунду. Лезвие оставило на гладко выбритой коже глубокий алый шрам. Затем что-то сверкнуло, повалил едкий дым, словно уличный патруль применил «Черемуху».

Я поспешно отшатнулся, заторопился прочь от ядовитого облака. Из глаз рекой льют слезы, глотку жжет.

Сбоку налетело. Я машинально выставил меч, удар был страшный. В который раз я уже мысленно порадовался, что регулярные тренировки выработали инстинкты. В бою без них никуда, липкий страх и заторможенность - вот первые сигналы поражения.

Мы вывалились на дорогу. Калхун в изорванной одежде, лицо заливает кровь, один глаз заплыл (это когда я ему эфесом попал?), а правая рука висит плетью.

Я порадовался, что враг тяжело дышит, с хрипами и каким-то всхлипываниями. Значит, и его Выносливость не бесконечная. Сам-то я в последние две минуты практически не прыгал, ибо мог лишь стоять и рубить, а теперь хоть восстановился немного. Однако мы вновь на открытом пространстве, и у Калхуна опасное преимущество.

«Эх, - с сожалением подумал я, - жаль, что не в доме сражаемся. Я бы его мигом прижал!»

Однако Калхун нападать не спешил. Я вдруг понял, что он напуган. То ли не может разобрать сколько у меня Здоровья и сил осталось, то ли просто не ожидал такого остервенелого отпора, но теперь в ближний бой не вступает. Предпочитает порхать по кругу, редко, словно для пробы, ударяя мечом.

- Ты чего? - я постарался глумливо осклабиться. - Зассал, урод?

Пусть разозлиться, пусть. Бросится опровергать, что не «зассал», и сразу под раздачу попадет. Ведь таких вот примитивных мужиков как раз проще всего брать на слабо. Для них мучение, когда кто-нибудь усомниться в их мужестве.

И Калхун налетел, не оплошал. Я сразу, не дожидаясь выпада, ринулся навстречу, ударил крыльями, мышцы напряглись, готовя последний, самый опасный и смертельный удар... и острие моего клинка вспороло пустоту!

Обманный маневр!

Калхун вдруг непонятно для чего просто рванулся в сторону, кувыркнулся в пыли, а теперь отчего-то поднимается с торжествующим видом.

- Тебе не победить, Дарк! Тебе конец!

Черт подери!

Свиток!!! Как я мог про него забыть! Калхун все это время не про свою Выносливость думал, а подбирался к магическому свитку!

Срывая дистанцию, выжигая остатки Выносливости до нуля, я ринулся на перехват, в отчаянную атаку. Кольнул мечом, вытягивая руку так, что в суставах захрустело...

Вас атакуют боевым заклинанием «Могильный холод»!

Эффекты: замедление (15 секунд); слабость (15 секунд).

Да что б тебя...

В лицо ударило изморозью, я будто влетел в голубое облако трескучих сибирских морозов! Сердце екнуло, защемило от боли. Мой фирменный удар опоздал на столь короткое мгновение, что я от злобы стиснул зубы, едва не взвыл: острие застыло в пальце от глазницы врага!

- Вот и занавес... - еще не веря в спасение, воскликнул Калхун. Лицо его обрело совершенно безумное выражение. - Так сдохни же, тварь!..

2

...Горы, уже знакомые по моим «пророческим» снам, в этот раз прятались в уютной юбке летней безлунной ночи.

Темные и черные, как грех, дремучие леса на их склонах наполнены таинственной жизнью: волчий вой, переухивание сов, глухой стук копыт козлоногих сатиров, выслеживающих устроившихся на ночлег путников.

На одной стороне горы, намного выше городка, там, где лес и Темнолесье рассекала бурная река, за удивительно короткое время выросло множество новых деревьев. На первый взгляд чаща стала просто-напросто непролазной, даже дикий зверь не сунется, не оставив на колючках или густых ветвях клочьев шерсти. Здесь, как назло, все впритирку, так, что и змее не проползти. Однако опытный следопыт все равно различит тропинку. Различит, и ахнет: кто ходит там, где это невозможно?! Все равно, что тропинка вела бы в глухую стену!

К кустарнику, тревожно фыркая, вышел старый одноглазый волк. Учуял ягоды, долго обнюхивал незнакомую пищу. Кустарник был чужим, жестким, колючим и черным, но ягоды пахли сладко и сочно.

Прижимая уши к затылку, волк принялся срывать зубами ягоды, с чавканьем поедать, тянуться к новым. Через полминуты с его обвислых губ струилась пенистая розовая слюна, глаза обрели нездоровый блеск, а в желудке жадно урчало. Никогда в жизни волк не жрал столь вкусно, никогда... никогда...

Острый приступ внезапной и всепоглощающей боли скрутил кишечник, волк заскулил громко, жадно обгрызая кусты, не останавливаясь, просто не в состоянии оторваться от ягод. Потом его лапы ослабели, хищник покачнулся, упал. По серой шкуре прошла первая волна судороги. Из пасти вывалился опухший язык, волк обмочился, но до того самого момента, когда смерть холодными пальцами опустила его веки, обезумевшее от сладкого яда животное смотрело на сочные красные шарики...

Тихонько шелохнулись ветки, затем послышался тягучий стон. Кустарник вдруг стал отползать в стороны, как морские воды перед Моисеем. Из чащи, по едва видимой тропинке, выходили двое: приближающийся к старости мужчина и ослепительно красивая черноволосая девушка.

Странно, но кусты, не успевшие в ужасе вырвать корни из почвы, мгновенно засыхали, едва девушка оказывалась рядом.

- Башню не найдут? - спросил мужчина.

Лица его было не разобрать в темноте, но голос был знакомым, даже очень. Точь-в-точь как у вождя горного племени и отца Грепа.

- Ты уверена, Диатория?

Красавица смеется: словно крошечные серебряные монеты текут в жадно подставленную ладонь.

- Будь уверен. ОНИ прятали ее надежно, а теперь мы будем ее охранять еще надежней.

Мужчина возразил с сомнением.

- Но те двое мальчишек почти отыскали путь к ней.

Диатория переступила через содрогающееся в агонии туловище волка, даже не взглянув, нетерпеливо отрезала:

- И что? Они даже не подозревают о том, что видели... что МОГЛИ увидеть. К тому же, если вспомнишь, один из них точно отправился на перерождение, я постаралась, а второму, твоими молитвами...