Время взаймы (СИ) - Левин Александр Анатольевич - Страница 7

- Ничего я не понимаю.

Ларин и действительно ничего не понял. Только почувствовал раздражение, которое очень быстро могло превратиться в ярость. Взрослый мужик «мучается душевными травмами» и ходит к психологу, потому что «страдает депрессией». Он же болен. Будущее, ага. Полное интерактивное погружение, мать вашу.

Больной раком кишок отец Цезаря работал на кране, жрал водку и лупил мать до самой своей смерти. И не жаловался. А тут что не нарушитель, так бумажный солдатик.

- Цезарь Геннадьевич, дело моего подопечного должен рассматривать церебральный суд, что, позволю себе напомнить, вне компетенции полиции. Спасибо вам за содействие, но ваши подчиненные перегнули палку. Как вы знаете, задержанные в рамках программы содействия должны...

Цезарь выставил руку, заставляя ее замолчать. Представил себе лицо племянника. Парень был страшно влюблен, и обижать его не больно-то и хотелось...

- Не кипятись. Прошло сколько, семьдесят часов, говоришь? Замечательно, у меня есть еще ровно сутки до того, как в силу вступит церебральное законодательство, и основу для смены юрисдикции нам с тобой нужно еще обосновать. Верно? Потому что пока я имею дело не с тонкой душевной организацией, а с административными правонарушениями.

Цезарю не хотелось маяться с церебралами, никому не хотелось. Обычно полиция скидывала все дела в рамках содействия церебральной юстиции чем быстрее, тем лучше, но кислую мину Ланы видеть было приятно.

Цезарь придумал, что сказать дальше, но прежде решил ее еще немного помучить.

- Как его зовут, говоришь, этого твоего чокнутого?

- Антон Фридман, - ответила Лана.

Забытая было мерзкая полудохлая рыба опять трепыхнулась в груди Ларина. Вернулись обрывки снов, а где-то на границе сознания раздался несчастный собачий вой. Цезарь замер.

- Как?

Из голоса следователя мигом исчезла насмешка, Лана даже растерялась. Собиралась сказать что-то, но замерла с открытым ртом и только через полминуты сказала:

- Фридман. Антон Фридман.

Глава 5

План был простой, но... браво, Антон! Так облажаться - чистое искусство, честное слово. В более идиотском положении оказаться просто-напросто невозможно. Вместо того чтобы спасать жену, я сижу в приемнике-распределителе - две жесткие койки за толстыми железными прутьями - и знать не знаю, что делать дальше.

Первый вопрос: как отсюда все-таки выбраться, учитывая, что до запуска первого роя, а значит, до начала существования нейрорегулировки - девять лет, а во-вторых, что еще более интересно (дерьмо!) - что я буду делать в этом времени... столько времени... Дьявол!

В «обезьяннике» холодно и воняет мочой. В горле першит, руки мелко трясутся. Ночью привозили двух проституток, а с самого утра увели напуганного парня в порванном костюме - будто со свадьбы. У него на рубашке были красные пятна, похожие на кляксы Роршаха. Бабочка, слон и что-то типа вагины. Парень несколько часов сидел на краю койки и смотрел в одну точку, что-то неразборчиво бормоча себе под нос. Проститутки, все еще пьяные, веселые, пытались с ним заговорить, не вышло. Одна была одета в маленькое красное платье, готовое лопнуть на мясистой заднице, а на плечах второй лежал писец.

- Телефончик тебе оставить?

У меня внутри было пусто, как после бомбардировки. Хотелось винить Лапшу. Просчитался, ошибся, нарочно забросил меня не в ту дверь, предатель... но я быстро понял, что это бесполезно. Случилось как случилось... Опять. Теперь просто нужно взять себя в руки. Вдох и выдох. На этот раз все, наконец, должно получиться.

***

...Народу на улицах жуть сколько, здесь дети, в смысле самые настоящие маленькие дети! Удивительно! Здесь яркое желтое бензиновое солнце, чистое синее небо, шум, гам, звон, вонь двигателей... Я и забыл, каково существовать в мире, движущемся с черепашьей скоростью. Это был бессовестно настоящий, живой мир, в котором мне, наверное, и хотелось бы остаться... А может, я и останусь! Мы вместе останемся, только нужно найти Свету и малышку, спасти их, а потом, потом что-нибудь придумаем.

Но план был простой и именно поэтому все не могло пройти так гладко, как я себе представлял.

Ошибка №1. Я был уверен, что Корректор работает. То есть я действительно так думал. Ну, решил, сбоит немножко, здесь ведь едва ли не диалап против квантового файфая, но работает...

Корректор - одна из корневых программ обновления кружева на сорок пятый год, благодаря которой из лексикона обычного гражданина нашего полио буквально за несколько лет исчезли слова «дискриминация», «домогательства», «национальный конфликт», «церебральное право», «равенство» и многие другие. Жить стало лучше, как говорится, жить стало веселее. Корректор помогает людям делать то, что хотят от них другие, и при этом чувствовать себя комфортно. Ты слышишь то, что хочешь слышать, а говоришь и то, что хочешь сказать, и то, что собеседник хочет услышать, одновременно. У каждого своя правда. (Да и что такое «правда» в самом-то деле? До того, как появился корректор, было сломано немало копий, но ответа так никто и не нашел).

- Брат? Твой... брат?

Махонькая старуха-соседка со сморщенным лицом и крашеными русыми волосами смотрит на меня снизу вверх, прищурившись.

- Да, - говорю, - я его брат-близнец. Договорились, что навещу... там, понимаете ли, долгая история, я несколько лет... а тут все закрыто, на телефон не отвечает. В сети нет. Не знаю, что и думать. Вы его когда видели в последний раз?

Соседка крякнула.

- Что, простите?

Подняла голову:

- Ничего, дорогой, ничего. Видела? Я его давно не видела, дня четыре. Ты проходи, может? Посиди, чаю попьешь? А я номер соседки сверху поищу, э... Антон у нее иногда ключи оставлял. Что думаешь? Хочешь чаю?

- Здорово, спасибо!

Ничего ведь страшного, так? Попьем чай, найдем ключ и разойдемся. Спасибо соседке.

Ошибка №2. Не стоит доверять милым старушкам во времени, где magical thinking еще не объявлено опасным психологическим заболеванием.

***

- Принцип самосогласованности времени, - говорит Лапша. Я хорошо помню его лицо, выражавшее в тот момент безумный детский энтузиазм.

Давай просто сделаем это, а как пойдет, так пойдет!

- Есть мнение, что изменить ничего нельзя, ты уже был в прошлом и повлиял на время так, чтобы оказаться в таком будущем, из которого захочется отправиться в прошлое.

Лапша толстый и некрасивый, у него второй подбородок, плохая кожа и дурацкие редкие усы. «Аугментированный» он произносит как ругательство. По его мнению, ничего в мозг человека добавлять не нужно, там все есть. У меня колет в груди.

- Ты окажешься там, где должен оказаться для того, чтобы оказаться здесь. Плюс ко всему, не стоит забывать о кредитах памяти, браток. Сколько у тебя в залоге: пять, шесть, восемь лет? Что ты помнишь и что тебе на самом деле известно о себе? Откуда мы знаем, что конкретно они забрали?

Лапша теряет зрение на правом глазу, а еще иногда заходится в кашле, да так, что харкает кровью. Скорее всего, осталось ему недолго.

- Знаешь, что я думаю, Антон? Ты знаешь философа Бибихина? Знаешь? Да неважно.

Махнул рукой так, будто передумал говорить, потом посмотрел на меня, помолчал.

- А он, тем временем, был совершенно прав. Люди могут сколько угодно кричать, что мир слеп или ослеплен, что конец истории приближается или что он нас уже поглотил. Но апокалиптический дискурс служит единственно для того, чтобы сделать нас внимательнее. Соображаешь? Мы - и говоря «мы», я имею в виду конкретно нас с тобой, - можем все изменить, можем найти что-то такое, что все изменит, что-то действительно важное. Нужно только пробовать. Пробовать и пробовать, пока не умрешь. Или пока не найдешь.

Я точно знаю, что он, если не поступится принципами, умрет быстрее, чем найдет, поэтому соглашаюсь на все. Выбора особого у меня нет.