Вам — задание - Чергинец Николай Иванович - Страница 84

— Где остальные? — крикнул он и тут же осекся, увидев изувеченные трупы. — Жми во весь дух к тем орудиям! — Глазков показал связному на разбитые пушки. — Найди уцелевших артиллеристов и быстрей веди сюда.

Подносчик снарядов — высокий молодой боец с окровавленной повязкой на голове — крикнул:

— Если остались снаряды, тащите!

Комбриг добавил:

— Подберите все до единого.

В этот момент в нескольких шагах разорвался снаряд. Взрывная волна бросила Глазкова на землю. Подбежал наводчик:

— Живы, товарищ командир?

— Жив-жив, — отозвался комбриг, с трудом подымаясь на ноги. — Давай к орудию! Бери на прицел левый танк. Видишь — бок подставляет. Где бронебойщик?

Наводчик, не говоря ни слова, повернул голову вправо. Комбриг увидел мертвого бронебойщика. А в это время приближалось подкрепление. Глазков всмотрелся, узнал командира роты Тамкова, трех своих связных, Белоуса, который в одной руке держал противотанковое ружье, в другой — сумку с патронами. Следом за ним спешила еще группа людей. Они несли тяжелые ящики со снарядами.

Гитлеровцы, горланя во всю глотку что-то воинственное, снова поднялись в атаку. Забили гулкой дробью партизанские пулеметы. В грохоте боя смешались автоматные очереди, частые винтовочные выстрелы. Огонь по-прежнему был плотным, и противник повернул вспять. Он откатился даже дальше от того места, откуда только что начинал атаку. Глазков через связного передал приказ по цепи экономить патроны. Кто знает, сколько еще придется держать оборону!

Оба танка сконцентрировали огонь на партизанском орудии. Особенно был опасен тот, что укрылся в небольшом углублении. Его корпус оказался надежно закрытым. Из-за бугра торчал только ствол пушки. К Глазкову подбежал Белоус, он показал на танк:

— Товарищ командир! Разрешите — попробую сковырнуть.

Иного выхода не было. Глазков согласился:

— Давай, браток. Только будь осторожен!

Белоус, пригибаясь, вскочил в траншею, скрылся в ней и показался метрах в семидесяти правее. Он полз полем, обходя танк. «Правильно!» — одобрил действия бойца комбриг.

Белоус быстро приближался к цели. Теперь он думал лишь об одном: «Не нарваться бы только на свою мину! Нужно как можно скорее увидеть бок танка, сделать меткий выстрел». Бронебойщик на секунду приостановился, протянул руку к поясу. Все три гранаты были на месте. Он еще быстрее устремился вперед. Сейчас партизан находился между двух огней: били со всех точек свои, остервенело отстреливались немцы. «Только бы доползти, только бы взять на мушку!» О том, что будет дальше, Белоус не думал. Перед ним чуть левее все более четко вырастал пятнистый, грязно-зеленый корпус танка...

Глазков нетерпеливо поглядывал на часы. Подозвал одного из связных:

— Давай — на правый фланг! Скажи снайперам, пусть усилят огонь по подносчикам снарядов. Надо во что бы то ни стало заткнуть орудиям глотку!

Связной бросился к лесу, исчез в зарослях. Комбриг посмотрел вперед и тут же чуть не вскрикнул от радости. Наконец-то отличились пушкари. Их выстрел был точным: танк, который выскочил на открытую местность, загорелся.

Глазков тут же перевел бинокль правее, где укрывался последний танк. «Как там Белоус? — подумал он. — Жив ли?» Теперь вся надежда была только на него. А танк посылал снаряд за снарядом, методично разбивал дзот, что находился на левом фланге партизанской обороны. Пулеметы, установленные в дзоте, уже молчали, и Глазков направил туда связного, чтобы тот отдал приказ бойцам на время покинуть укрепление, ждать новой вражеской атаки, а пока укрываться в траншее. В бинокль комбриг увидел, что фашисты сосредоточили большие силы как раз напротив дзота. Их замысел был ясен: под прикрытием танкового орудия и пушек попытаться смять партизанскую оборону...

Пот ручьем стекал по лицу, застилал глаза. Белоус упорно продвигался вперед. Наконец весь левый бок фашистского танка попал в поле зрения. Надо было бить наверняка, и Белоус решил еще приблизиться к цели. До залегших немцев оставалось метров сорок — пятьдесят. Они, видимо, успели заметить ползущего партизана, открыли огонь. Белоус замер на минуту, плотнее прижался к земле, а затем пополз дальше. Когда до танка оставалось не более двадцати метров, он задержался, начал тщательно прицеливаться и в этот момент почувствовал сверлящую, будто от прокола огромной иглы, боль в правом боку. Танк медленно поплыл перед глазами. «Неужели ранен? Неужели насмерть?» Мысль о том, что задание не будет выполнено, на какой-то момент вновь возвратила ему ощущение реальности. Огромнейшим усилием воли он все же заставил себя припасть к прицелу. Мушка противотанкового ружья совместилась с крестом, нарисованным на боку машины. Белоус нажал на спуск. Он уже не почувствовал резкой отдачи в плечо от выстрела, не смог увидеть, как из танка вырвалась тонкая струйка дыма, все больше расплываясь в густое черное облачко. Потом танк ярко вспыхнул. Внутри танка взорвались снаряды. А Белоус лежал на разогретой июньской земле. Его холодеющие руки все еще продолжали сжимать оружие...

И Славин, и его товарищи, должно быть, попали в самое пекло. От сильного перегрева вдруг совсем некстати заклинил «максим». Владимир схватился за ручной пулемет. Экономя патроны, короткими очередями он бил по вновь поднявшимся фашистским автоматчикам. Беспрерывно строчил другой ручной пулемет, установленный в дзоте.

Партизаны, засевшие в окопе, тоже держались стойко. Они не дрогнули даже тогда, когда враг приблизился. Выручили ручные гранаты.

В это время Крайнюк с группой партизан зашел гитлеровцам во фланг и своим огнем сковал их действия. Немцы, в который раз, повернули обратно.

Славин весело воскликнул:

— Опять дают нам отдых. Драпают! Готовьте боеприпасы, — и сам начал набивать патронами диск ручного пулемета...

Глазков видел, как захлебнулась очередная вражеская атака. Противник нес большие потери. Однако все меньше оставалось в боевом строю и партизан. Слишком большой урон нанесла неприятельская артиллерия. Вот и сейчас пушки с новой силой возобновили обстрел партизанских позиций.

Комбрига мучил вопрос: где находится начальник штаба со своими бойцами. Расчетное время уже кончилось, а фашистские орудия продолжали действовать все так же методично, как и в начале боя, сокрушая партизанские укрепления, сея смерть и увечья.

Однако Глазков волновался напрасно. Бойцы взвода уже подобрались к огневым позициям. С криком «ура!» они обрушились на врага. Вся орудийная прислуга полегла, скошенная партизанскими пулями.

Захваченные орудия тут же были направлены в сторону противника. Глазков быстро оценил обстановку, поднял бригаду в атаку, чтобы не дать фашистам возможность отбить свою артиллерию обратно. Но в этот момент над зеленым полем взметнулось несколько белых лоскутов. Немцы как по команде, держа руки вверх, медленно шли в сторону атакующих партизан. Те поначалу даже не поняли, в чем дело, решили, что фашисты опять идут в атаку. Кое-где громыхнули выстрелы. Глазков приказал не стрелять, а сам внимательно продолжал смотреть в бинокль. «Что это? Хитрость врага или он действительно намерен сдаться?»

— Переводчика ко мне! — крикнул Глазков.

Подбежал отрядный переводчик. До войны он преподавал в школе немецкий язык, неплохо владел им. Глазков в этот момент направился к дзоту Славина. Владимир вышел навстречу.

— Бери автомат, пойдешь со мной! — распорядился Глазков.

Славин взял автомат ППШ и, отряхиваясь, пошел за командиром.

Немцы, подняв руки, стояли по всему полю. Казалось, что их очень много. Глазков, не оборачиваясь, бросил Славину:

— Смотри, Володя! Сколько их еще осталось! — помолчал, улыбнувшись, добавил: — Видишь, как времена меняются! Раньше кричали, дескать, не брать партизан в плен, а теперь сами партизанам сдаются.

С немецкой стороны навстречу Глазкову, Славину и Левковичу двинулись три офицера. Они были без оружия, один держал в руке прутик, к верхнему концу которого был привязан белый носовой платок. Когда немного сблизились, Глазков тихо заметил: