Синее золото
(Роман) - Борман Аркадий Альфредович - Страница 33

Бернье повертел открытку в руках.

— Что за история, ничего не понимаю, — сказал он сам себе.

Он вызвал отца Диковой. Тот сказал, что ничего не знал о неприятностях, происшедших с его дочерью. Бернье внимательно следил за ним, когда рассказывал то, что ему было сообщено.

— Г-н директор, я не верю, что моя дочь это сделала. Это провокация. У меня к вам только одна просьба — постараться исполнить то, что она просит.

Бернье был поражен кажущимся спокойствием своего собеседника. Он взглянул на него и увидел перед собой серые глаза своей Секретарши.

Ему даже стало неприятно.

— Вас не волнует эта история? — спросил француз.

— Как не волнует? Я-то знаю, что ей угрожает.

Диков соврал Бернье. Он уже знал о происшедшем. Паркер в точности исполнил просьбу Тани и как только Хилидзе сообщил ему, что она арестована, послал открытку по указанному адресу.

Сведение о неудаче произвело ошеломляющее впечатление на друзей Тани. Они были уверены в ее успехе. Верили в ее счастливую звезду. Ее удачи всегда ободряли друзей, даже когда они шли на самые безнадежные дела. Кроме того, продажа брильянта должна была дать им хорошие средства для дальнейшей работы. Они так на это рассчитывали.

— «Синица ранена, лежит в тюремной больнице города Н.» — было сообщено в разные стороны.

Таня любила свою птичью кличку. Она была известна только очень немногим друзьям, с которыми она делила все опасности своей жизни, и ей казалось, что это прозвище скрывает ее от всего мира.

Диков знал, что с момента отъезда его дочери из Парижа за ним идет усиленное наблюдение, и к нему на дом по делам никто не являлся. Он стоял на стоянке на шумной улице центрального Парижа, когда его взяла нарядная дама.

— Синица задержана, — быстро говорила она, когда они ехали по большим бульварам. — О судьбе камня ничего не известно. Сегодня вечером тебя просят быть на ярмарке в Сен-Клу.

Народу на ярмарке было много. Диков долго стоял у лотка, где разыгрывались сахар и шампанское. Он несколько раз ставил по 35 сен., но никак не мог выиграть.

Наконец его тронули за рукав.

Их было трое. Все были одеты как французские рабочие — вместо воротников шарфы. Грызли какауэтки. Двое были совсем молодые, бросалось в глаза их атлетическое телосложение и какая-то почти картинная красота одного из них. Смуглый, с прямым носом и небольшими усами, из-под которых виднелось линия тонких губ, он привлекал внимание не то дерзостью, не то наглостью своего выражения.

Они двигались небрежной походкой ротозеев.

Старшему было за пятьдесят. Маленький, весь подтянутый, с коротко острижеными седеющими усами, с первого взгляда он не привлекал внимания. Даже его поношенный костюмчик и кепи как-то совершенно сливались с толпой.

Но внимательное изучение его лица обнаруживало какую-то напряженную сконцентрированность. Оно было подобрано, подтянуто и точно все сведено в фокус, которым служили два прищуренных острых глаза. Брови были чуть-чуть нахмурены и от обоих глаз к вискам шло по морщинке.

Он казался весь каким-то невесомым и шел легкой походкой, порой точно не касаясь земли.

Этот маленький человек с пепельными волосами был главой и абсолютным диктатором тайной организации, которая боролась с большевиками.

Выдающийся московский юрист, Песков, был расстрелян в самом начале революции. Расстреливали около тридцати человек. Было еще темно, солдаты торопились и не заметили, как четыре человека после первого залпа расползлись в разные стороны.

Имя Пескова было помещено в списке расстрелянных, и с тех пор только очень немногие знали настоящее имя этого маленького человека. Свои звали его дядя Володя, а для чужих у него было много разных имен.

Все четверо пошли вдоль ярмарки.

— Синица в клетке и подранена, — быстро сообщили они Дикову, — мы едем. Если в Москву не перевезут, может быть, что-нибудь удастся сделать. Но шансов очень мало. Почти никаких. Через Таню нажимайте на француза. Необходимо до нашего приезда ее задержать там, где она сейчас.

— Вам нельзя ехать, дядя Володя, нельзя подвергать себя такому риску, — сказал Диков.

— Нет, нет, я еду. Вопрос решен. Прошу его не обсуждать. Я ее отправил, я же сам должен ее выручить.

Они остановились у клеток с птицами и продолжали тихо беседовать между собой.

— Смотри, вон там парнишка, он от нас не отходит. А вон там другой, — заметил один на молодых людей.

Дядя Володя пристально посмотрел на сыщика и сквозь зубы сказал:

— Ликвидируй его, Гога, нам нужно остаться одним.

Они поднимались вдоль ярмарки. Не прошло и нескольких минут, как Гога подскочил к парнишке, взял его за шиворот и начал кричать:

— Вора поймал, карманника, ведите его в полицию.

Французская толпа сразу встрепенулась, заволновалась. Каждый схватился за свой карман. Может быть, и у него украли и его ограбили. Их окружили.

— Вот мерзавец, только что вытащил портсигар у моего приятеля, совсем новенький портсигар, — объяснял Гога, держа парнишку за шиворот. — А ну, покажи-ка, что у тебя в кармане.

— Да что вы, да я ничего не крал, — растерянно отвечал человек, следивший за дядей Володей и его компаньонами.

— Как не крал, а это что? — и Гога вытащил у него из кармана большой синий портсигар с металлическими буквами.

— Не украл, знаем мы вас, не украл, — продолжал Гога. — А ну-ка, мосье, — обратился он к Дикову, — покажите ваш кошелек.

Диков увидел свой портсигар, вытащенный из кармана парнишки, и не сразу сообразил, в чем дело. Но когда он вынул из своего кармана синий кошелек с совершенно такими же металлическими буквами, как на портсигаре, толпа ахнула. Не было никакого сомнения, что обе вещи принадлежат одному владельцу.

У парнишки был совершенно растерянный вид.

— Зовите полицию, тащите его в полицию, — слышались голоса из толпы.

— Чего там в полицию, бей его, — раздался голос где-то в задних рядах, и Диков узнал второго компаньона дяди Володи. Парнишку схватили несколько французов. Гога юркнул в толпу, пробрался через нее и подошел к своим.

— Ну, теперь уходим. А то еще разберут, в чем дело. Пусть хорошенько проучат, чтобы знал, что сыщиком быть не так безопасно.

Все четверо стали быстро подниматься к парку Сен-Клу.

Несмотря на все уговоры Дикова, дядя Володя не изменил своего решения. В ближайшие дни вместе с обоими компаньонами он должен был отправиться на выручку Синицы.

XIV

ДВЕ СЕСТРЫ МИЛОСЕРДИЯ

Доктор сделал неловкое движение, надавил на больную кость при перевязке, и Таня очнулась от боли. Она лежала на кровати в высокой комнате, над ней склонилось несколько лиц в белых халатах. Она рассмотрела сосредоточенное лицо доктора с густыми усами и черной бородкой и два молоденьких женских лица, внимательно следивших за его движениями.

В ногах кровати стоял человек в черной куртке с энергичным лицом. Она открыла глаза и обвела всех взором. Глаза встретились со взором одной из сестер, и она сразу вспомнила Хилидзе. Это был такой же горячий и недоверчиво враждебный взгляд.

Она вспомнила все остальное, поняла, где она находится и закрыла глаза. Больше не было больно, но не хотелось смотреть.

— Ну, как? — услышала она. Это был, несомненно, голос того человека в куртке.

— Ничего, выживет. Опасность прошла.

Шесть дней боролась Таня со смертью и по распоряжению властей, которые считали ее очень опасной преступницей, было сделано все возможное, чтобы не дать ей умереть.

Солдаты в лесу подобрали ее, раненую в ключицу и в ногу. Они не сомневались, что захватят несколько человек и были совершено потрясены найти за камнем одну тяжело раненую женщину.

— Где же другие? — вырвалось у одного из них.

— Чего другие, видишь, была одна.

— Так это мы ее одну не смели взять? Тоже вояки, — засмеялся третий. Он залюбовался ее пышными волосами и вдруг стало совестно, что они ее подстрелили.