В ногу! - Андерсон Шервуд - Страница 20

Смерть подкралась к Нэнси Мак-Грегор неожиданно. Однажды после тяжелого трудового дня она проснулась и почувствовала ее приближение. Она уже давно страдала пороком сердца, и время от времени у нее бывали сильные приступы. Большинство женщин угольных городков страдают болезнями сердца. И однажды в весенний вечер она легла в постель и стала бороться со смертью, как состарившийся зверек, забравшийся в нору, чтобы там умереть.

Ночью она отчетливо поняла, что умирает. Казалось, смерть бродит по комнате и поджидает ее. На улице под ее окном двое пьяных говорили о своих житейских делах, и благодаря этому жизнь казалась умирающей женщине еще более драгоценной.

— Я объездил весь свет, — заявил один из них. — Я даже не упомню названий всех городов и городишек, где побывал. Спроси Алекса Филдера, что держит трактир в Денвере[29].Спроси его, бывал ли там Гас Ламонт.

Другой рассмеялся.

— Ты, видать, перебрал пива у Джейка, — потешался он.

Она услышала, как они пошли дальше по улице, и «путешественник» возмущался недоверчивостью своего пьяного друга. Ей казалось, что жизнь со всеми своими красками, звуками и смыслом хочет избавиться от нее. В ее ушах отдавалось пыхтение мотора в копях. Она думала о шахтах, которые представлялись ей огромным чудовищем, дремавшим под землей, высунув наружу разинутую пасть.

В темноте комнаты ее пальто, брошенное на спинку стула, приняло контуры лица, огромного и зловещего, молча уставившегося мимо нее в небо.

Нэнси Мак-Грегор широко открыла рот, пытаясь набрать воздуха в легкие. Она вцепилась руками в простыню и стала молча и отчаянно бороться со смертью. Ее нисколько не интересовало, что будет после смерти, — она лишь всеми силами сопротивлялась. Она привыкла в течение всей своей жизни бороться, а не грезить.

Нэнси вспомнила отца, старого пьяницу, который любил сорить деньгами. Снова встали в памяти прогулки с возлюбленным по воскресеньям после обеда, когда они поднимались на вершину холма и оттуда глядели вниз. Она видела перед собой широкую плодородную долину, лежавшую под ними, и упрекала себя в том, что недостаточно помогала мужу осуществить его мечту о ферме. Почти одновременно она вспомнила о той ночи, когда родился ее мальчик, а мужа извлекли еле живым из-под рухнувших бревен шахты, и ей показалось, что жизнь и смерть посетили ее рука об руку.

Нэнси выпрямилась в постели. На лестнице ей послышались тяжелые шаги.

«Наверное, это Норман поднимается из булочной», — пробормотала она и мертвая упала на подушки.

Глава II

Красавчик Мак-Грегор поехал в Угольную Бухту хоронить мать. Был жаркий летний вечер, когда он снова шагал по улицам родного городка. Прямо со станции он отправился в пустую булочную, над которой он вместе с матерью прожил столько лет. Некоторое время он стоял с чемоданом в руке и прислушивался к голосам женщин наверху. Он спрятал чемодан позади фруктового ящика и быстро ушел. Голоса женщин нарушали безмолвие комнаты. Их резкость болезненно отзывалась у него внутри, и мысль о такой же резкой тишине, которая наступит, едва он войдет туда, где женщины обряжают тело его матери, была ему невыносима.

Он пошел по Главной улице к железной дороге, а оттуда в контору угольной компании. Потом он взвалил лопату и кирку на плечи и стал взбираться на холм, на который когда-то поднимался вместе с отцом. Когда он ехал сюда из Чикаго, он вдруг подумал: «Я похороню ее среди кустов на холме в том месте, где открывается вид на плодородную долину». Ему вспомнились обрывки разговора о вере, который вели между собой в перерыве двое складских рабочих, и, сидя в поезде, следовавшем на восток, он впервые задумался о возможности жизни после смерти. Но не успела еще эта мысль родиться, как он поспешил отогнать ее. Как бы то ни было, если бы Мак-Грегор Взбалмошный вздумал воскреснуть, его наверное можно будет увидеть сидящим на склоне холма на бревне.

Взбираясь на холм, чтобы приготовить могилу для матери, Мак-Грегор уже не смотрел с ненавистью на встречных рудокопов, как в былые дни. Он думал о покойнице и о том, какую роль женщины сыграют в его собственной жизни. Сильный ветер дул на холме. Юноша работал изо всех сил, и комья земли летели из-под его лопаты. Когда могила была уже достаточно глубока, он остановился и поглядел туда, где внизу, в долине, мужчина, рыхливший землю на кукурузном поле, крикнул что-то женщине на крыльце дома. Две коровы у ограды подняли головы и протяжно замычали.

— Вот место, где нужно покоиться мертвым, — прошептал Мак-Грегор. — Пусть бы и меня здесь похоронили, когда придет мой черед. Я перенесу сюда могилу отца, — сказал он себе. — Сделаю это, как только заработаю денег. И все мы, Мак-Грегоры, будем лежать здесь.

Эта мысль доставила ему удовольствие; он был горд, что принял такое решение. Сознание того, что он мужчина, заставило его распрямить плечи.

— Мы с отцом — два сапога пара, — пробормотал он, — два сапога пара, и мать никогда не понимала ни одного из нас. Может быть, нас не могла бы понять вообще ни одна женщина.

Мак-Грегор выпрыгнул из ямы и стал спускаться вниз в Угольную Бухту. Был уже поздний послеполуденный час, и солнце, скрытое тучами, низко стояло на небе.

«Я и сам себя едва понимаю», — думал он, быстро шагая и побрякивая инструментами на плече.

Мак-Грегору не хотелось возвращаться в городок и в маленькую комнатку, где лежала покойница… Там сидят жены шахтеров; скрестив руки на коленях, они будут глазеть на него. Он свернул с дороги и уселся на бревно, где когда-то сидел вместе с черноволосым мальчиком и где к ним присоединилась дочь гробовщика.

Внезапно на дороге показалась она сама. Мак-Грегор узнал ее, и его горло конвульсивно сжалось. Она видела, как он ушел из города с киркой и лопатой на плече, и, подождав, пока смолкнут пересуды, последовала за ним.

— Я хотела с вами поговорить, — сказала она и села рядом с ним.

Долго они молча сидели и глядели на город внизу. Мак-Грегор вдруг подумал, что эта девушка стала еще бледнее. Теперь, когда он привык более критически смотреть на женщин, чем смотрел тот мальчик, который однажды уже сидел на этом бревне, разговаривая с ней, он внимательно приглядывался ко всем линиям ее тела.

«Она уже немного сутулится, — подумал он. — Теперь я ни в коем случае не смог бы полюбить ее».

Дочь гробовщика села еще ближе к нему и протянула ему тонкую руку. Она стала говорить о мертвой, которая лежала над булочной.

— Мы очень подружились с ней с тех пор, как вы уехали, — пояснила она. — Она любила говорить о вас… Впрочем, и я тоже не меньше ее.

Собственная смелость придала ей мужества.

— Но поймите меня правильно, — сказала она. — Я знаю, что вы не для меня. Однако я об этом даже не думаю.

Она заговорила о своих собственных делах, о тоскливой жизни с отцом, но Мак-Грегор не мог сосредоточить внимание на ее словах. Когда они стали спускаться с холма, у него вдруг мелькнуло желание взять ее на руки и понести, как когда-то носил его самого отец, Мак-Грегор Взбалмошный. Но он чувствовал себя до того неловко, что даже не предложил ей руки. Юноша вдруг подумал, что эта женщина первая сумела близко подойти к нему, и с чувством, близким к нежности, смотрел на ее сутулую фигуру.

— Я долго не проживу. Может быть, и года не протяну. У меня чахотка, — шепнула она, когда он, проводив ее до дверей дома, собрался уходить.

Мак-Грегор был сильно взволнован. Он повернул назад и еще целый час бродил по холму. Затем он отправился взглянуть на тело матери.

В комнате над булочной он сел у открытого окна и принялся смотреть вниз на еле освещенные улицы. В одном углу комнаты лежала в гробу его мать, а неподалеку сидели две жены рудокопов. Все молчали, чувствуя некоторую неловкость.

Мак-Грегор высунулся из окна и стал наблюдать за группой шахтеров, собравшихся на углу улицы. Он вспомнил про дочь гробовщика, которой недолго осталось жить, и подумал: