В ногу! - Андерсон Шервуд - Страница 38

— Весь день, бывало, я хожу по фабрике и кричу: «Качество! Дайте мне лучшее качество!» Я и теперь делаю то же самое. Качество — мой лозунг. Я не ради денег изготовляю велосипеды, а во имя той гордости, которую я, труженик, испытываю от своей работы. Вы можете это записать. Можете даже указать, что это мои собственные слова. Вы особенно должны подчеркнуть, что я горжусь своей работой.

Молодой человек кивал головой и быстро записывал слова хозяина в блокнот. Он мог бы все это написать и дома. Ему ужасно хотелось, чтобы толстый председатель компании ушел и предоставил ему возможность побродить по фабрике.

Накануне Джон Мур принимал участие в небольшой попойке. Вместе с другом, карикатуристом большой газеты, он отправился в ресторан, и там они встретили знакомого журналиста. За беседой и пивом они просидели до поздней ночи. Второй журналист и был тот юркий молодой человек, который глядел на марширующих рабочих Мак-Грегора; он-то и рассказал об этом своим друзьям.

— Поверьте мне, из этого вырастет нечто колоссальное, — сказал он. — Я видел этого Мак-Грегора, а потому знаю, о чем говорю. Верьте или нет, как вам угодно, но он открыл что-то новое. Это факт. В человеческой душе кроются страсти, которых до сих пор никто не понял. В груди рабочего таится мысль, великая, невысказанная мысль, являющаяся частью не только его мозга, но и мускулов. Теперь вообразите: что, если этот Мак-Грегор понял и сумел использовать эту мысль?

По мере того как росло количество выпитых стаканчиков, молодой репортер приходил все в больший экстаз и наконец принялся строить дикие предположения насчет будущности мира. Стукнув кулаком по столу, залитому пивом, он обратился к Джону Муру.

— Есть в мире много такого, что инстинктивно знают животные и чего еще не понял человек! — воскликнул он. — Посмотрите на жизнь пчел. Подумали ли вы хоть раз о том, что люди никогда еще не сделали попытки выработать коллективный ум? Почему бы человеку не поломать головы над этим?

Его голос стал глухим и напряженным.

— Когда вам случится побывать на какой-нибудь фабрике, держите ухо востро и обращайте внимание на каждую мелочь, — сказал он. — Войдите в какое-нибудь отделение, где занято много рабочих. Стойте совершенно неподвижно. Не пытайтесь думать. Ждите!

Репортер вскочил и возбужденно стал ходить взад и вперед перед столиком, за которым сидели его друзья. Мужчины, стоявшие у бара, прислушивались к его речи, задержав стаканы у рта.

— Я вам говорю, что уже существует «Гимн Труда». Он выражен еще не вполне ясно, он не совсем и не всем еще понятен, но он раздается на каждой фабрике, всюду, где люди трудятся. Каждый рабочий чувствует этот «Гимн», хотя и будет смеяться над вами, если вы заговорите с ним на эту тему. «Гимн» ритмичен и груб, он составлен из низких нот, он исходит из самого нутра рабочего. Он сродни тому ощущению формы, что живет в художнике. Мак-Грегор — первый вождь, понявший рабочего. Мир еще услышит о нем. Пройдет еще немного времени, и его имя прогремит по всему свету.

Сидя в кабинете директора велосипедной компании, Джон Мур думал о словах популярного репортера. Он слышал гул машин, доносившийся с фабрики. Толстый хозяин, упоенный собственными словами, продолжал ходить взад и вперед по кабинету, рассказывая о тех лишениях, с которыми столкнулся когда-то воображаемый молодой рабочий, пробивший себе, в конце концов, путь к успеху.

— Мы слышим очень часто разговоры о силе рабочих, но это грубая ошибка. Сила — это люди вроде меня. Мы вышли из массы, и мы ведем ее вперед! — воскликнул он с пафосом.

Толстый директор остановился и, подмигнув Джону Муру, сказал:

— Вы можете не писать этого. Во всяком случае незачем приписывать эту мысль мне. Наши велосипеды в большом ходу среди рабочих, и было бы глупо оскорблять клиентов. Но то, что я сказал, — правда. Разве не люди, подобные мне, — люди с тренированными мозгами и колоссальным терпением, — вносят великую организацию в современное общество?

Толстяк широким жестом указал на фабрику, откуда доносился скрежет и гул машин. Джон Мур рассеянно кивал головой. Ему хотелось различить в этом шуме тот трудовой гимн, о котором говорил вчера полупьяный репортер. Пробило пять часов, и рабочие зашабашили. Послышалось громкое шарканье ног, и гул машин замер.

Директор снова заходил по кабинету, рассказывая о карьере того рабочего, который пробил себе путь к богатству и могуществу. Из ворот фабрики потянулись рабочие. На цементном тротуаре послышался тяжелый топот ног. Внезапно говоривший умолк. Джон Мур словно застыл, и карандаш остановился в его руке на полпути к бумаге. Снаружи донеслись отчетливые слова команды. Снова послышался топот. Директор велосипедной компании и Джон Мур из отдела рекламы подбежали к окну. Они увидели изумительную картину: на цементном тротуаре стояли фабричные рабочие, по четыре человека в ряд, разбитые на взводы и отделения. Во главе роты стоял капитан. «Шагом марш!» — раздалась команда.

Толстый директор с открытым ртом посмотрел на рабочих.

— Что там происходит? Что это значит? Прекратить немедленно! — заревел он.

Под окном послышался насмешливый хохот.

— Смирно! Правое плечо вперед! Шагом марш! — раздалась команда капитана.

Рабочие мерным шагом свернули с широкого тротуара и прошли мимо окна, у которого стояли высокий, толстый директор и Джон Мур из отдела рекламы. Лица рабочих выражали суровую решимость. Болезненная усмешка скользнула по лицу седовласого директора велосипедной компании, но тотчас же исчезла. Джон Мур не отдавал себе отчета в том, что, собственно, происходит, но видел, что старик испуган. Страх отражался на его лице, и молодой человек с радостью отметил это.

Старик возбужденно заговорил:

— Что это может значить? Что происходит здесь? Неужели мы, представители индустрии, живем на вулкане? Неужели у нас было мало неприятностей с рабочими? Что они теперь затевают?

Он снова заходил взад и вперед, а Джон Мур наблюдал за ним.

— Мы оставим на сегодня брошюру, — сказал старик. — Приходите завтра. Приходите когда угодно. Сейчас я хочу заняться этим делом. Я должен узнать, что происходит.

По выходе из конторы велосипедной компании Джон Мур пустился бежать. Он не последовал за марширующими рабочими, а в страшном возбуждении слепо устремился вперед. В голове его звучали слова репортера о великом «Гимне Труда», и Джон Мур был опьянен мыслью, что он уловил размер и дух этой песни. Он сотни раз видел, как рабочие в конце дня выходили на улицу. Но раньше это была масса, состоявшая из отдельных индивидуумов. Каждый думал о своих делах, каждый в отдельности уходил своей дорогой и терялся между высокими зданиями. А теперь все переменилось: эти люди не плелись поодиночке, а плечом к плечу маршировали по улицам.

Джон Мур почувствовал, что к его горлу подкатил комок, и он тоже, как и тот репортер, начал говорить про себя:

— Это «Гимн Труда», великий «Гимн Труда»! Его уже запели! — крикнул он вне себя от восторга.

Джон Мур вспомнил, как побледнело от испуга лицо упитанного хозяина фабрики. Он остановился возле какой-то лавки и вскрикнул от радости. Затем он пустился в пляс, страшно испугав стайку детей, глядевших на него с разинутыми ртами.

Глава III

Уже несколько месяцев по всему Чикаго, сильно волнуя деловых людей, носились слухи о каком-то новом, непонятном движении среди рабочих. Рабочие отчасти понимали, какой страх внушает их маршировка. Подобно Джону Муру, который от радости заплясал на улице, они чувствовали себя счастливыми от этого сознания: их сердцами овладела жажда мести. Они вспоминали свое детство и тот гнетущий страх, который входил в дома их родителей каждый раз, когда наступал индустриальный кризис и рабочие тысячами выбрасывались на улицу. Теперь они наслаждались мыслью, что в свою очередь сеют страх в душах людей богатых и сильных. Год за годом они слепо плелись по путям жизни, пытаясь забыть нужду и лишения; теперь же они чувствовали, что жизнь имеет какую-то цель и что они маршируют по направлению к ней. Раньше, когда агитатор им говорил, что в них кроется могучая сила, они этому не верили.