Ангелы по совместительству (СИ) - Сыромятникова Ирина Владимировна "tinatoga" - Страница 66

— Уф, здорово ты их!

Лучиано легкомысленно пожал плечами:

— Я просто использовал чью-то закладку — им всем полагается испытывать страх по команде. А что они от нас хотели?

Этого Саиль сказать не могла — все тонкости священного Уложения отец ей никогда не разъяснял (может, не успел, а может, не рассчитывал, что ей когда-нибудь придется путешествовать в одиночку). Поэтому постигать истину им пришлось на практике — буквально уткнувшись в разлагающийся труп. От самого зрелища ее избавил мужественный Лучиано, но запах на дороге стоял такой, что Саиль едва не упала в обморок.

— Что там? Что случилось?

— Убийство, — Лучиано был нехарактерно бледен, но держался молодцом. — Одет как те, кто к нам подбегали… Наверное, нужно сообщить об этом кому-то?

В тот момент они еще верили, что происшедшее — несчастный случай, но это был лишь первый обнаруженный ими труп. Мертвые черноголовые валялись везде — прямо на дороге, в канавах, кустах, по одному и смердящими кучами.

— Что происходит? — рыдала Саиль. — Давай вернемся!

— Что происходит, я не знаю, но нам пока ничего не грозит, — напряженно хмурился Лучиано. — Безумие какое-то! Ты действительно хочешь повернуть?

Бог испытывает ее! Саиль отчаянно помотала головой и пошла вперед, плотно зажмурившись.

Волшебное путешествие стремительно превращалось в нереальный кошмар. Береговой тракт вел их из долины в долину, через мелеющие речки, мимо тщательно подготовленных к сухому сезону полей и аккуратно опечатанных амбаров. Над плодородными нивами висел сладковатый запах смерти. Всюду, оставив привычные дела, шныряли черноголовые, тощие, грязные и какие-то больные. Они сбивались в стаи, нападали друг на друга и дрались насмерть. Один раз они с Лучиано застали жуткую сцену: взрослые окружили группу из десятка подростков, забили их мотыгами и деловито заровняли тела в землю.

— Останови их!!! — Саиль выкручивалась из цепко удерживающих ее рук.

— Как?!! Они не будут слушать слова! Саиль, они как рыбы, идущие на нерест, птицы, летящие на юг! Ими движет замысел, чтобы изменить его, моей магии недостаточно!

— Замысел? — ужаснулась Саиль.

Прозрение было подобно удару молнии. Замысел, печатные! Черноголовые вовсе не были безумны, они выполняли вложенный в них приказ, волю пастырей.

"Ох, папа… "

И он тоже делал подобное, не надо себе врать. Не странно теперь, что и близких людей он бросил с такой дивной легкостью! Кого она любила, кто на самом деле скрывался за знакомым лицом? Белым не свойственно врать, они, если и обманываются, то — искренне, но сказать Лучиано про отца-пастыря Саиль не могла — ужас от увиденного пережимал горло.

Возможность сбежать они упустили — корабль уплыл, колдуны уехали — им ничего не оставалось, как идти вперед, надеясь, что плодородный доль (напоенная ручьями с гор равнина) скоро кончится, и деревни черноголовых останутся позади. Саиль двигалась, словно в бреду, а Лучиано (без году волшебник) время от времени отчаянно пытался что-то наворожить. После последнего раза им в подарок принесли оторванную человеческую голову. Мальчика весь вечер рвало желчью, однако попыток он не оставлял.

Душевные переживания плохо сказываются на одаренных, не важно, маги они или нет. Еще немного и они растворились бы в окружающем хаосе, но как-то незаметно береговой хребет придвинулся к морю, возделанных земель стало меньше, и впереди забрезжила надежда.

Ближе к горам сбор урожая еще не завершился и самоубийственное поветрие среди печатных только-только вызревало, но первые жертвы уже были принесены: в ложбинке у ручья топорщились знакомые коричневые холмики — снимать друг с друга одежду черноголовые не пытались. Трупы лежали кучно, может, несчастные прятались здесь, или магия просто не позволила им уйти дальше… Саиль отвернулась, старательно глядя себе под ноги, а вот Лучиано неожиданно сбросил мешок и ринулся вниз.

— Не трогай, не трогай это!!!

— Здесь есть кто-то живой!

— Оставь их!

Но Лучиано не слушал. Отбросив брезгливость, он руками ворочал изувеченные тела, пытаясь отыскать нечто, различимое только для волшебника.

Саиль не могла смотреть. "Это не люди" — уткнувшись лицом в колени твердила она себе. — "Не люди — не люди — не люди! Они только внешне похожи, а внутри — другие. Это рыбы, птицы. Какое мне дело до дохлых рыб?"

— Есть! — прихватив что-то маленькое, Лучиано карабкался обратно. Саиль замерла, готовясь встретить новый кошмар.

Младенец! Крошечный, едва ли нескольких дней от роду, завернутый в коричневую тряпку — кусок рубахи, задубевший от спекшейся крови. Крови матери, своим телом закрывшей дитя от убийц.

Малютка проснулся и захныкал. Затянувшая разум муть разлетелась вдребезги, собственные беды мигом вылетели у Саиль из головы.

— Ой! Он хочет есть!!! — всполошилась девочка. — Что же нам делать?!!

— Позаботиться о нем, конечно.

— Но у нас же нет молока!

— Придумаем что-нибудь.

Думать Лучиано устроился тут же, посреди дороги, сев в пыль и обхватив руками вещевой мешок. Саиль отошла к обочине, на траву, выбросила грязную тряпку, обмыла младенца из фляги и завернула вместо пленки в одну из своих рубашек (спасибо, тетя, ты так многому меня научила!). Она верила в своего провидца. Впервые за неделю кошмара у них появилась возможность что-то изменить, и они не упустят ее, ни за что!

Где-то через четверть часа Лучиано встал и решительно закинул мешок за плечи.

— Придется идти в деревню, — постановил он.

К делу подготовились серьезно: вещи спрятали у дороги (на случай, если придется быстро бежать), в ближайшей роще Лучиано отыскал длинную суковатую палку. Магию он призвал заранее, и пошел вперед, молчаливый и сосредоточенный, читающий одному ему видимые следы.

Встречать их высыпала целая толпа с вилами и граблями в руках (господь всемогущий, грабли-то им зачем?!!), но юный маг встретил ее без трепета. Он продемонстрировал черноголовым палку, то ли — угрожая, то ли — призывая ко вниманию, а потом пошел по кругу, совершая руками сложные, несимметричные движения.

— Скажи им, что нам надо, — бросил он Саиль.

— Молока!

— Еще раз, медленнее.

— Мо-ло-ка-а! — раз за разом повторяла Саиль, юный маг выполнял странный, ни на что не похожий танец, а печатные стояли, обратив на них бессмысленные лица-маски.

Потом произошло немыслимое: с лица черноголового, стоявшего к Саиль ближе всего, сползла вечная улыбка. Теперь перед девочкой стоял человек средних лет, с умными, внимательными глазами. То, к какой народности принадлежал младенец, от него не укрылось.

Староста (это наверняка был он) повернулся к соплеменникам и разразился быстрой речью на той странной мешанине слов, слогов и жестов, от которой пастыри безуспешно отучают черноголовых уже не одно поколение ("Не могут говорить как нормальные люди!" — возмущался Тай’Амиши). Молока им все-таки не дали. Вместо этого староста вручил юному магу дойную ослицу — очаровательную скотинку с белой мордой и выразительными ресницами. Саиль не ожидала, что черноголовые знают такие тонкости, возможно, им тоже приходилось выкармливать младенцев чужим молоком. Правда, позже выяснилось, что ослица обладает скверным нравом и омерзительно громким голосом, норовит сжевать что-нибудь не то и больно кусается. Но это были проблемы решаемые.

Уходя из деревни, Саиль несколько раз оглядывалась. Староста стоял, глядя им вслед, привычная улыбка медленно возвращалась на его лицо, и от этого, почему-то, на душе становилось особенно горько.

Двое белых уходили из доля Фатхо, унося с собой единственного уцелевшего среди черноголовых ребенка.

Мудрый Хо (тридцать пять лет от роду — глубокий старик), задумчиво почесал кучерявый затылок. Изводившее его последние дни желание очищать землю от лишних ртов куда-то ушло. Вот и славно! Значит, в поход на соседнюю долину они не пойдут. И запасы зерна в опустевшей общинной кладовой он пополнит, да хоть бы из ближайшего амбара. И, если что — пастырь так велел! Пойди, найди того пастыря…