Звезда Нибелии (СИ) - Арлейт Ива - Страница 47

- Можешь взять мою, – раздался из-за спины тихий голос.

Юта чуть не подпрыгнула, испугавшись до смерти. С колотящимся сердцем она обернулась и увидела Корта, привалившегося спиной к скале. Белоснежный, как свет Тауриса, хилт, скрывал лицо мужчины, в руке он держал баклажку, которую протягивал Юте.

Не то чтобы он был совсем уж незаметен, сидя под скалой в своем ослепительно белом хилте. И как Юта не заметила его? А он, почему он молча сидел все это время, ничем не выдавая себя?

- Нет, спасибо, – смутившись, ответила Юта. – Она нужна тебе.

- Я могу обходиться без воды, – непреклонно заявил Корт, продолжая протягивать баклажку.

Зная о его упрямстве, которое могло бы сравниться только с ее собственным, Юта неуверенно подошла. Когда она брала бутыль из его рук, их пальцы на секунду соприкоснулись. Это было словно удар током, словно от кончиков его пальцев по ее руке распространился электрический разряд. Юта поспешно отдернула руку, чувствуя себя донельзя глупо, думая о том, ощутил ли Корт то же, что и она. Но хилт по-прежнему скрывал его лицо.

Сделав несколько глотков, Юта отдала баклажку, постаравшись больше не прикасаться к Корту. Вся ситуация была жутко неловкой.

- Прости за вторжение, – вымолвила она, переминаясь с ноги на ногу. - Я лучше уйду.

- Это не обязательно. Ты можешь остаться.

Голос Корта оставался ровным, отдавая прохладными нотками, как в самом начале их знакомства. Юта гадала, было ли предложение остаться простой вежливостью.

- Но ты ведь пришел сюда, чтобы побыть один.

- Полагаю, ты тоже. Ничего, я не против компании, если ты не против.

Юта помялась, решая, стоит ли ей уйти или остаться. Она действительно не хотела мешать Корту, вторгаясь в его личное пространство. Но мысль о том, чтобы вернуться в свою комнатку, снова маяться на жесткой постели, глядя в потолок и безуспешно пытаясь уснуть, приводила девушку в ужас.

Да, ей стоило бы уйти, но она осталась.

Через полчаса они с Кортом сидели под скалой, достаточно близко, но так, чтобы не соприкасаться даже краями одежды. Они смотрели на затянутую маревом, словно дымкой, пустыню и медленно танцующие по небосводу звезды.

Таурис ушел за скалу, под которой они укрылись, давая если не тень, то хоть небольшую передышку от ослепительного, режущего глаза света. Аттрим переместился еще севернее. По мере того, как он опускался, его свет становился все более интенсивного розового цвета, с примесью золота – тот оттенок, который так нравился Юте, когда она наблюдала за звездой сквозь полиуретановые навесы над Вечным Городом.

- Умом я понимаю, что ритуал «милосердия» на самом деле милосерден, избавляя человека от страданий, – говорила девушка. Она не помнила, каким образом разговор зашел на эту тему, но чувствовала, что с Кортом может говорить об этом свободно. - Но что-то во мне продолжает противиться этому. Может, дело в том, что я всю жизнь прожила в другом мире, в другом обществе, где каждая жизнь считается бесценной, а смерть – худшим из всего, что может произойти с человеком. Поэтому мне чужда мысль о том, что к смерти можно относиться так спокойно или даже желать её.

- Причина такого отношения народа к смерти в их вере, – отвечал Корт. Когда Таурис скрылся из виду, он чуть приспустил хилт, и теперь, повернув голову, Юта могла видеть его суровый, немного грубый профиль, четко проступающий на фоне красноватых скал. - Благодаря религии атлурги относятся к жизни и смерти иначе. Они считают, что за их жизнями всегда приглядывают боги. Не каждое решение или действие предопределено (богам делать больше нечего, как следить за каждым шагом человека), но основные, важные события, как рождение и смерть, происходят под присмотром богов. И если человек погибает, то это Руг забирает его к себе.

Жизнь атлурга не кончается со смертью. А раз это не конец, а лишь переход в иной мир, то незачем и бояться. В этом причина другого отношения к жизни и смерти. И еще в том, что наша жизнь сопряжена с опасностями, со смертью каждый день, начиная от самого рождения. Наверное, мы просто привыкли к ней.

- И все же я не понимаю, почему атлурги так почитают Руга, Бога Смерти?

- Потому что он дал нашему народу столько же, сколько и Бог Жизни. Именно он научил нас выживать в этих песках, сделал нас сильными, теми, кто мы есть.

Этого никогда не понять «детям колоссов», родившимся и живущим в своем искусственном «пузыре», за многометровыми стенами. Отгородившимся от мира, настоящего мира, начинающегося за стенами Лиатраса.

Жизнь в городе искусственна, она лжива. Потому и представления людей о жизни искажены. Здесь нашей жизнью правит стихия. Она неумолима и беспощадна. Зато она дает нам ощущение чего-то настоящего. Ощущение Жизни, которое приходит только от близости к Смерти.

Юта посмотрела на Корта. Его, будто вырезанный из темного камня профиль, оставался непроницаем, как будто он обратился в одно из неподвижных и грозных изваяний богов, каким поклоняются атлурги.

- Ну а ты? Ты говоришь о себе, как об одном из атлургов, но тем не менее рассуждаешь о них, как человек, проживший жизнь в Вечном Городе.

- Я считаю себя атлургом, одним из народа, – спокойно отвечал Корт. Он говорил об этом размеренно и без тени сомнений, и Юта подумала, что он, должно быть, не раз задумывался об этих вещах. – Я привык говорить, как они и так же, как они, относиться к богам. Хотя для меня это все равно иначе. Я не впитал веру в богов с молоком матери. Для меня это не было так же естественно, как дышать.

Наоборот, то что я усвоил во время жизни в Вечном Городе - это что все объяснимо с помощью науки: законов математики, физики, химии и так далее. Для меня вера не является чем-то естественным и неотделимым от меня. Для меня это скорее вопрос мировоззрения и миропонимания. Хотя с годами я понял, что мое естественнонаучное отношение к миру не противоречит вере.

Я уже не помню, где и когда впервые начал думать о себе, как об одном из атлургов. Когда перестал относиться к этим пугающим и одновременно достойным восхищения людям, как к чужакам, и впервые неосознанно назвал себя атлургом. Я просто провел с ними столько лет, не зная ничего другого и стараясь не вспоминать о прошлой жизни, что ощущение себя частью народа вошло в мою привычку, и в мою кровь.

В свое время Леда очень помогла мне понять атлургов и принять их уклад жизни. Научила любить и почитать их богов, и, - в конце концов, - почувствовать себя частью народа. Не знаю, случилось бы это когда-нибудь, если бы не она.

Корт замолчал, Юта тоже молчала. Она думала о том, что у Корта всегда была Леда. Она учила его вере атлургов, рассказывала об их обычаях и богах, поддерживала. Но Корт никогда не сможет стать для самой Юты тем же, чем Леда была для него. Конечно, он помогает, как может, но ей никогда не будет этого достаточно. Юта понимала это ясно, как день.

Она отвернулась от Корта, не в силах больше переносить синеву его холодных глаз. Она смотрела на пустыню, однообразную, блекло желтую, словно выбеленная на солнце кость. Жаркий ветер равномерно гнал по ее поверхности мелкий шуршащий песок, создавая непрерывно движущиеся барханы. Невысокие, с острыми краями, тянущимися к белесому небу.

Пустыня представилась Юте замершим во времени океаном, высушенным солнцем и ветром, но все еще продолжающим бороться за жизнь. Существующим по своим законам, где время тянется медленно, как липкая патока, а все города, когда-либо созданные на этой планете – лишь глупые маленькие мошки, застрявшие в ней. Пустыня даже не замечает их присутствия, медленно затягивая в себя до тех пор, пока полностью не поглотит.

Они просидели всю ночь, почти не говоря, каждый думая о своем. Звезды кружились по небу, то сближаясь, то отдаляясь, как два магнита. Они подходили к земле, будто желая коснуться её, но тут же, словно детские мячики, отскакивали, снова поднимаясь ввысь.

Юта впервые так долго наблюдала за движением солнц. Было в этом нечто завораживающее, как следить за горящим огнем или бегущей водой. Ей даже на время в самом деле удалось отвлечься от своих мыслей. Она просто сидела рядом с Кортом, не глядя на него, не прикасаясь к нему, не говоря с ним. Но все равно сейчас она не ощущала себя одинокой, и это делало её почти счастливой.