Интуиция (ЛП) - Бартол Эми А. - Страница 95

Я сделаю все возможное, чтобы выйти из этой комнаты без посторонней помощи. Никто не говорит мне, что нужно скрывать свои слабости насколько это возможно, хотя все эти ангелы, обладают высокой квалификацией в оценке всех этих недостатков.

Когда я прохожу, ни один из божественных существ не рычит на меня. Не уверена, есть ли у них ко мне хоть какое-то уважение, или это потому, что рядом со мной идет Рид, но они не показывают свою враждебность. В основном, они смотрят на меня, как на странность или что-то вроде того. Может быть наряд, который дала мне Булочка — волшебный, потому что некоторые ангелы выглядят опьяненными.

Когда мы проходим по роскошным коридорам замка, я едва могу сосредоточится на замысловатых произведениях искусства, которыми увешаны все залы и беседки обширной крепости, потому что не могу отвести глаз от совершенства, которое идет нам на встречу. Я почти не знаю, наблюдает ли за нами кто-то еще. Это как они гуляют в тени, а я иду рядом с солнцем, но поскольку мы продолжаем наш путь, я начинаю понемногу расслабляться рядом с Ридом. Не могу понять, что сейчас происходит в его голове. Даже когда я пытаюсь что-то прочесть по его глазам, они ничего не выдают. Интересно, знает ли он, что он единственный, кто может поставить меня на колени, а Gancanagh и Военный совет не в состоянии этого сделать.

Когда мы доходим до первого этажа другой огромной башни, ясно, что многие из моего окружения поднимаются в воздух — это значит, что мы идем вверх. Все кроме Рида с весельем смотрят на меня, когда я остаюсь на земле, когда я смотрю на балконы, простирающиеся до самой крыши. От этого, я чувствую себя словно в ловушке в роскошном осином гнезде.

Орда ангелов летает за тем, кого они преследуют, и этого достаточно для моего воображения, чтобы представить, как будет выглядеть война между ангелами и Gancanagh. Это будет выглядеть так, словно осы нападают на гнездо армейских муравьев, которые внезапно заставляют меня чувствовать себя слабой. Что-то внутри меня начинает болеть, и я не знаю почему.

Gancanagh — зло, но они предложили мне место в их семье — ну, может быть, «предложили» не совсем верное слово, может быть, лучше сказать, что они «настояли» на присоединении к их семье. Сейчас, какая-то темная часть внутри меня чувствует, словно я их предала. Он заплатит мне за мой мятеж, — думаю я, чувствуя, как внутри меня все холодеет, когда я представляю прекрасное лицо Бреннуса. Что сказал Финн? Он назвал меня hallion сказал, что, когда я умру, у меня будет вся вечность, чтобы сделать это для Бреннуса. Что-то сжимается внутри меня. Это та часть меня, которая побуждала меня присоединится к ним, когда они разорвали Альфреда. Это больная, злая часть меня, которую я никогда не смогу показать тебе, или они без колебаний разорвут меня, со страхом думаю я, потому что теперь я знаю, что эта злая часть меня существует.

И прежде чем я могу отгородится от внешнего мира, Рид что-то замечает в моих глазах. Он наблюдает за мной, но ничего не говорит, а просто обнимает меня и поднимается в воздух.

Мы следуем за Прэбэном до одного из верхних балконов башни. На этих балконах есть двери, как отельные клетки для личинок. Мы приземляемся на один из балконов, и я подхожу к одной из таких дверей, но когда открываю ее, то не вижу внутри никаких липких личинок, а очень красивую мужскую спальню. Я медленно вхожу в комнату, очарованная тем, что это не то, чего я ожидала.

Я думала, мне будет предоставлен номер с маленькой милистрической кроватью и чем-нибудь еще. Вместо этого, я оказалась в манящем пространстве, с огромной кроватью, покрытой мягким одеялом. К комнате прилагается ванная комната, со всеми удобствами кроме ванной. На красивом тканном ковре, расположен красивый письменный стол из розового дерева, а на дальней стене есть красивые французские двери, который ведут на небольшой балкон, с видом на воду, расположенную внизу. По пути к балконным дверям, я останавливаюсь на середине комнаты. На одной из гипсовых стен, нанесена позолоченная маслянистая живопись, с изображением места, которое не может существовать, потому что контуры изображения, мистичны и безупречны.

Во мне срабатывают какие-то первоначальные эмоции, когда я бессознательно меняю направление и приближаюсь к расписанной стене. У меня нет слов, чтобы описать некоторые вещи, которые изображены на картине, рядом с резвящимися ангелами. В этой живописи есть цвета, название которых я даже не знаю, потому что в человеческом спектре их не существует.

Пока я иду к нему, то обнимаю себя руками. Я боюсь протянуть руку и прикоснуться к картине, которая кажется кощунственной. За мной в комнату последовали только Рид и Прэбэн, и они молча наблюдают за мной, пока я исследую живопись перед собой. Я не осознаю, что плачу, пока не чувствую, как по моим щекам текут слезы и падают мне на руки. Когда я подношу дрожащую руку к моей щеке, по ней бегут мурашки.

— А как вы называете это на ваших небесах? — шепчу я, потому что вряд ли могу говорить громче, но мне удается сделать жесть в сторону изображения, показывая на точки света.

Они оба отвечают меня на ангельском, потому что в человеческом языке таких слов нет. Я просто киваю им, потому что они только что доказали мне, как неадекватны мои слова.

— Думаю, Бреннус был не прав, — мягко говорю я, продолжая анализировать пейзаж. — Он сказал мне, что я никогда не потеряю то, чего у меня никогда не было, но думаю, я могу.

Когда Рид поворачивается к Прэбэну и что-то ему говорит, его голос звучит менее музыкально. Прэбэн начинает спорить с Ридом на ангельском языке, но затем смотрит на меня проницательным взглядом и кивает.

— Если понадобится, я буду снаружи, — уже на английском говорит он. — Не пытайтесь покинуть эту комнату, — приказывает он, показывая на балконные двери.

Я киваю, все еще рассматривая картину, но как только он закрыл за собой дверь, я иду в руки Рида. Одна рука Рида ложиться на мой затылок, а другая на мою поясницу, притягивая меня к себе, когда наши губы встречаются в поцелуе, мои колени слабеют, а тело обдает пламенем. Когда его губы скользят по неповрежденной стороне моей шеи, из меня врывается стон удовольствия. Я чувствую тяжесть в руках, когда обнимаю Рида и крепче обнимаю его, чтобы не упасть, хотя я знаю, что пока он прижимает меня к своему телу, я не упаду. Мои кончики пальцев слегка порхают по мышцам его плеч и спины, под которыми ощущается грубая сила.

Его губы снова находят мои, он поднимает меня на руки и идет к кровати. Когда Рид кладет меня на нее, я утопаю в мягкости матраса. Одна его рука проходится по моим волосам, собирая их, в вторая, находится возле моей талии. Он отстраняется от меня, и то желание, которое я вижу в его глазах — не что иное как волнение, когда его колено прижимается к матрасу между моих ног.

Я обвожу контуры его плеч, вспоминая его прикосновение, его запах и вкус. Рид прислоняется своим лбом к моему.

— Мне нужно идти, — с сожалением говорит он.

Прямо сейчас я не понимаю, что он говорит. Мое тело действует само по себе, приподнимаясь и встречаясь с его, пока он от меня так близко.

— Хмм? — успеваю сказать я, наклоняя голову и обнюхивая мочку его уха.

— Сейчас я должен вернуться. Мне позволили прийти сюда с тобой совсем ненадолго, но я… — на секунду он останавливается, пытаясь противостоять вспыхнувшей между нами страсти. — У меня мало полномочий. Думаю, что сейчас могу это исправить, так как Военный совет увидел тебя. Переговоры займут какое-то время, потому что, когда они привезли меня сюда, я отказался с ними сотрудничать.

— Что значит, ты отказался с ними сотрудничать? — не понимаю я. — Они смертоносный убийцы. Как ты сумел отказаться сотрудничать с убийцами? — спрашиваю я, пытаясь осмыслить то, что он сказал.

Что он перенес из-за своего отказа рассказать им обо мне? Они хотели лишить меня крыльев только потому, что думали, что я лгу, хотя я говорила правду.

— Ну, боль субъективна — для меня предпочтительнее физическая боль, чем… когда они нас допрашивали, то были осторожны, чтобы не убить нас.