Фельдмаршал. Отстоять Маньчжурию! (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 12

- А когда и о чем он переживал? – Удивился собеседник. – Шлюхи, вино, кокаин, французский стол и увеселения никуда не делись. А значит все хорошо. Что ему еще для жизни нужно? Босяк-с. Его и на эшафот поведут – не сразу заметит. Надо проверить, может быть в делах флота «внезапно» образовались проблемы. На Либаву ведь треть средств, выделенных для Порт-Артура, он позволил переводить, есть к чему придраться. Если эта стерва начала копать, то и туда может заглянуть. Да чего уж там – определенно заглянет. А там такое…

- По отдельности все выглядит неоднозначно, но терпимо. Совокупно же – это кошмар! Катастрофа! Все пропало! Куропаткин сменил партию!

- Успокойся! – С легким раздражением воскликнул собеседник. – Сначала все нужно проверить. Сам сиди тут. С твоей импульсивностью еще дров наломаешь.

- А вдруг все плохо и Куропаткин сменил партию? Что нам делать? Начинать беспорядки раньше срока?

- Без денег? Не смешно.

- Мы можем вложить свои.

- А если дело не выгорит? Если тут нас ждет какой-то подвох? Или есть уверенность в этом Гапоне  и прочих ухарях? Думай сам, но если окажется, что нас предал Куропаткин, человек, в котором мы были более чем уверены, то есть ли доверие им?

- Но…

- Мы живем слишком на виду. Всю нашу бухгалтерию довольно несложно отследить. Мы не можем совершить крупные платежи, не вызвав этим внимание к себе. А если та же Дагмара узнает, чем мы занимаемся, наша судьба окажется незавиднее, чем у Николая Константиновича  или того хуже.

- Не надо меня пугать! – Воскликнул Николай Михайлович, смахнув в сердцах пепельницу на пол.

- Уймись! – Прорычал собеседник. – Не все так плохо, как тебе кажется. Если эта стерва еще не начала на нас наступление, значит, ей неизвестно, кто ее противник. Поверь, она не из тех, кто будет ждать у моря погоды. А значит, у нас еще есть время. И совсем не обязательно, что предатель Куропаткин. Может это еще кто-то. Да и вообще – все что угодно могло всплыть. Дело сложное с множеством участников.

- Тогда почему его не убили?

- Он все время на виду. Это непросто. Да и кто знает, может быть, он прямо сейчас уже мертв.

- И все же, - настаивал Николай Михайлович. – Что нам делать, если предатель он?

- Обратимся к Евгению Филипповичу . В конце концов, если в Маньчжурии японцы убивают русских офицеров, то, почему бы им не убить еще одного? Или хотя бы ранить. Ранение же станет вполне подходящим поводом для снятия Куропаткина с должности. На лечение. А уж тут мы его долечим… - холодно усмехнулся собеседник.

Глава 8

21 мая 1904 года, Ляоян

Несмотря на прямой запрет соваться на Дальний Восток, Великий князь Николай Михайлович все-таки вышел из положения. Напился. Проспался. Пришел в себя и уже в спокойном состоянии убедил своего непосредственного шефа в разумности такого поступка. Ведь, если Куропаткин предатель, то он все равно не рискнет что-то делать с Великим князем, понимая, что это для него конец. Такое ему просто никто не простит. И так далее и тому подобное. В общем, вышло вполне убедительно. Поэтому, не медля более ни дня, Николай Михайлович отправился в Харбин, а оттуда в Ляоян. Как частное лицо, разумеется.

Особая приятность заключалась в том, что на службе он не состоял, и о своем путешествии уведомлять никого не требовалось. Даже Императора. А вот Куропаткину он телеграфировал о своем желании «навестить родственника», несущего службу как раз в Ляояне. Прозрачно намекая – готовь деньги.

Великий князь Борис Владимирович был Николаю Михайловичу троюродным братом. Отступив в марте из Порт-Артура , протирал штаны в ставке командующего армией. Никаких дел командующий ему доверить не мог из-за хронического недостатка ответственности, но и выгнать не имел права. Все-таки Великий князь, двоюродный брат самого Императора. Тяготился этим обществом и выкручивался, как мог. А тут еще один приезжает. Грусть-тоска. Да еще какая! Увидит же этот кадр все своими глазами и поймет, как его прокатили с ветерком в обещаниях. Ведь командующий тратил все выделяемые ему средства на дела и хищениями не занимался в отличие от увещеваний.

Войска всецело готовились к боям. Укрепления строились ударными темпами. Снабжение налаживалось, включая опорные склады, как в самом городе, так и на полевых позициях. Люди сыты, довольны, обихожены и вполне уверены в себе и своем командире. На все это требовались деньги. Он и так выкручивался, умудряясь обойтись теми скромными суммами, что ему выделяли. Ведь большая часть средств, которые Россия тратила на войну, уходила отнюдь не на непосредственное финансирование полевой армии. Иными словами - денег, так нужных для организации беспорядков в Центральной России у него не было, и быть не могло. Совсем.

«Приплыли…» - констатировал про себя Куропаткин и, после недолгой паники, перешел к организации «операции Ы» в весьма извращенном формате. Сдаваться просто так он не собирался. Ведь если Николай Михайлович узнает, что Куропаткин даже не пытался действовать в их интересах, то приложит все усилия к его снятию или устранению. Любой ценой. Командующий слишком много знал, чтобы вот так выйти из дела живым и невредимым. Вплоть до попытки пристрелить его на месте, сославшись на какой-нибудь формальный и нелепый повод. Например, из-за девушки или еще какой-то фикции. Пусть лучше Император осудит троюродного брата за вздорность и импульсивность «ради любви», чем за измену. Тем более что Николай II и сам в свое время ради любви совершил немало глупостей. Домыслы? Может быть. Но кто его знает, как поступит довольно импульсивный Великий князь?

Раннее утро на вокзале.

Куропаткин знал – организовывать торжество с оркестром не нужно. Николай Михайлович же едет как частное лицо. Но просто встретить все одно требовалось. Как-никак Великий князь. Да и его непосредственный куратор в весьма щекотливых делах. Жаль только, что непосредственного руководителя планируемой комбинации он не знал…

Встретились.

Посмотрели друг другу в глаза.

Куропаткин, желая продемонстрировать главенство Николая Михайловича, после небольшой паузы их отвел и горячо поприветствовал того на этой «дикой окраине Империи». Он ведь продолжал играть партию покладистого и ведомого подельника.

Пожали руки.

Сели в автомобиль.

Ехали молча.

Великий князь смотрел по сторонам и думал. А Куропаткин не желал разговаривать лишний раз, опасаясь «спалиться». Кроме того, у них было крайне мало точек пересечения и общих тем. Да, Николай Михайлович тоже был офицером от пехоты, как и Алексей Николаевич. Целым генерал-майором. Только другим генералом, нежели его визави. Совсем другим. Там где командующему приходилось «хлебать» проблемы и «прорываться с боями» этот мужчина получал все бесплатно, просто в силу своего рождения. А потому толком и не разбирался в своем деле, не горел им, не интересовался. Насколько Куропаткину хватало знаний о личности своего шефа, тот всегда был очень поверхностным человеком. Увлекающимся, но недалеко, неглубоко и недолго. А главное – большим любителем либеральных ценностей. На словах, разумеется. Там и тогда, где дела касались его интересов, ни о чем подобном он и не помышлял. Этакий модник-оппозиционер, говорящий то, что приятно слышать прогрессивной общественности.  Он и в заговор-то этот залез скорее ради красивой позы и неудовлетворенности своим положением, нежели от острого желания благоустроить Россию или добиться личной власти. И этим он разительно отличался от своего родного брата – Сандро, пославшего их куда подальше, когда ему в «девяностые» не позволили плотно заняться «благоустройством флота»…