Воин Донбасса (СИ) - Пересвет Александр Анатольевич - Страница 39

Потом засмеялась тихонько.

— Я даже не подозревала, что бывает так хорошо. Я просто куда-то отлетела…

— И я, — хрипло сказал Алексей.

Ах, как полно и счастливо вздохнулось им обоим!

Потом она выбралась из постели, как-то стараясь поуже держать ноги, пошла в ванную. Пошумела душем, позвякала какими-то своими склянками. Лёшка лежал счастливый и умиротворённый. И несколько удивлённый: что это такое было с ним только что? В какие миры он улетал?

Настя вернулась, легла, притулилась к нему всем телом, обняла.

— Ты гигант, — сказал она. — Надул меня, как мячик. Если ты с Иркой творишь то же самое, то понимаю, почему она на тебя смотрит преданной кошкой…

А вот этого говорить не стоило. И особенно не стоило произносить слова «преданная». Как-то теперь оно в этих обстоятельствах приобрело второй смысл…

Настя сама почувствовала появившееся напряжение.

— Прости, — торопливо сказал она. — Я не то…

Потом вздохнула и продолжила:

— Завтра всё будет по-старому. Как будто ничего не было. Ничего, ничего, ничего, — с ожесточением повторила Анастасия. — Ни словом, ни взглядом… Просто одну ночь, ладно? Эту ночь… подари мне…

Он поцеловал её. Нежно, как только мог.

Ничего не будет по-старому. Это он знал точно. Но как теперь оно всё будет — это непонятно.

Лучше бы он тогда, в тот раз, не ерепенился, а нормально с нею… Когда она была просто одной из встреченных девушек. А не этой Настей. Не вот этой Настей, в которую он, оказывается, втайне от самого себя был влюблён.

И случилось бы по её правилу: с кем она переспала, с тем и расстаётся. А теперь, когда эта влюблённость прорвалась, — теперь что делать? А если правило снова подтвердится? Он же этого не хочет! Но и нельзя ему не подтверждаться, этому дурацкому правилу! Потому что тогда вообще непонятно, что делать!

Настя положила голову ему на грудь.

Ей тоже вспомнилось прошлое:

— Знаешь, я на тебя очень обиделась тогда… Ну, когда ты пренебрёг мною. Главное — ведь уже почти вошёл, я же чувствовала уже дружка твоего почти что в себе! И тут раз — облом-с! «Верный семьянин»! Вот же принёс чёрт! А мне просто хотелось, ах, такого красавчика!

Она тихонько рассмеялась.

— А он, типа: «Вылезай из койки, пойдём лучше пить!». Военный, думаю, ему бы водки — и бабы не надо! А ты вон какой оказался…

— Какой? — на автомате спросил Алексей.

— Да вот такой! — логично ответила девушка. — Трусишка!

— Не понял…

— Какая «медовая ловушка», родной ты мой? Кто же тебя завербует через это дело? Да я тебе сама все тайны готова открыть! Чтобы ты только снова меня взял и оттрахал!

Алексей прокашлялся.

— Знаешь…

Хрипло получилось.

— Я, честно говоря, и сам в первый раз так. Обычно-то знаешь, как оно… Больше стараешься женщину довести… до… А потом — раз, и всё… А тут… Как будто улетел… Коньяк с текилою — страшное дело!

— Мастерство не пропьёшь, — хихикнула Анастасия. — Вот именно, что ты — стараешься. И потому у нас, девочек, всё ужасно хорошо получается. Эх, не будь ты женат…

Она вздохнула длинно.

Да, твою императорскую гвардию, женат! И больше ничего исправить нельзя…

— Эй, ты куда там полезла?

Глава 8

Примерно в то же время, на другом конце города, в одном из частных домиков в Каменнобродском районе тоже происходила встреча.

— Он ушёл, — констатировал мужчина с мелкими чертами лица, который, среди прочего, был известен в луганской комендатуре под позывным Джерри. Майор Андрей Овинник, как его звали на самом деле, этого прозвища не любил. Но тут уж ничего не поделаешь — первый позывной, Мышак, он не любил ещё больше. Но что поделать — черты лица у него действительно мелкие, да и ростом невелик. И повадками суетлив. А в военной среде как на зоне — прицепится прозвище, не оторвёшь. Удалось лишь в качестве официального, так сказать, позывного внедрить более душеприятную версию — тот же мышак, но уже ловкий, хитрый и успешливый.

Собственно, так оно и выходит — ибо знали бы сослуживцы в комендатуре про вторую, потайную работу дружелюбного и улыбчивого Джерри…

— Точно знаешь? — осведомился другой участник посиделки, крупный, дородный и абсолютно лысый. Забавно, что фамилия его при этом была — Чупрына. — Фагот не мог ошибиться. Видел, как за занавесками двигалась тень.

— Точно знаю, — заверил первый. — Телефон его живой остался. Хозяйка по нему пыталась пробиться. Он не отвечал, но гудки были длинные.

— Дык…

— Но не в том главное. Лиса моя, из комендатуры, передала — живой он. Не было его в квартире. А была там баба его. Она, видать, и мелькала перед Фаготом твоим. А он повёлся, дешёвка…

— Что, объект наш бабу свою подставил?

— Откуда я знаю! — рыкнул мелколицый, который за крайние три — уже четыре, с Минского перемирия! — месяца завёл в комендатуре что-то вроде небольшой сети собственных агентов, между прочим прикрывавшей и торговлю наркотиками, а потому хитро взаимодействующей с «той» стороной через третьего участника сходки. Он же хозяин дома по фамилии Мироненко и по кличке, соответственно, Мирон. — Я с ним водку не пил и об том не спрашивал. Может, похмелиться пошёл, а бабу оставил дома. С хера бы ему было бабу подставлять! Он же не знал об нашей операции! О ней нас четверо только и знало… Ну, пятеро, если брать мужика этого твоего, который провёл Фагота в МТС. И что?

Помолчали, катая ситуацию в мозгах.

Третий — тот самый хозяин дома, типично южнорусской внешности человек с суетливыми, чуть навыкате глазами — разлил по стаканам самогонку. Как он заверил за полчаса до этого, — «першого класу напий, мати моя в сели готуе, вид бабци ще рецепт». По-русски — точнее, на распространённом на Донбассе суржике — он изъяснялся вполне свободно. Но когда тема разговора касалась села, то неосознанно переходил на украинскую речь. В его селе — а был он с недалёкой Полтавщины — разговаривали только на ней. И мальчонка был не виноват, что батька когда-то прельстился посулами зазывальщиков и поехал за длинным, хоть и тяжким шахтёрским рублём сюда, на Донбасс. Но сейчас он жил в шахтёрском рабочем русском крае, оставаясь в душе настоящим украинским селюком. Детские скрепы в характере у людей обычно самые крепкие, да…

Он и был, собственно, главным на этом совещании. Потому что находился на роли главного связного между командованием карательного батальона «Айдар» и местным украинским «сопротивлением» — как его называли участники.

Он был не один такой в Луганске, этот любитель бабкиного самогона. Вели свою тихую работу также резиденты и от «Правого сектора», и от национальной гвардии, и от СБУ. Особенно от СБУ. Не говоря уже про людей Евграфова, бывшего (и в значительной мере сохранившего позиции) главного олигарха Луганской области, по сути — её господина.

Но про других резидентов хозяин дома не знал, да и было оно ему ни к чему. Знал, правда, как многие, что немало бывших (а возможно, и настоящих) людей Евграфова окопались в самых верхах руководства ЛНР, хотя эти связи тщательно ими скрывались. Собственно, про фигуранта нынешнего основные данные от них и просочились. И через журналистов.

Сначала некие отзвуки о самом существовании мстителя по прозвищу Буран долетели через итальянских репортёров, благодаря подобной личной пресс-службе получивших доступ к Бледнову и его окружению. Сам Буран к тому времени, правда, от Бледнова ушёл в Корпус, и на него прямо итальянцам выйти не удалось. С главой пресс-службы, человеком с лицом выжиги и ухватками «эффективного менеджера», бледновский друг отношений избегал, номера телефона своего, естественно, не оставил, а у Сан Саныча его спросить побоялись. Так что репортёры удовлетворились любопытной картинкой нравов гражданской войны — с вендеттой, прямо как в Италии давних времён. Тем более что о праведном карателе убийц своего отца в бледновской банде рассказывали с охотой.

К тому же те итальянцы с «Айдаром» были не связаны, потому тему прорабатывать глубоко не стали, и сколько-нибудь удовлетворительной конкретики с них получить не удалось.