Замуж за Чернокнижника (СИ) - Болотонь Елена - Страница 63

— Хорошо, — улыбнулся мне Алан. — Дух решил, что ты лучше всего подходишь на роль матери моего ребёнка. Я заберу его у тебя после родов, и ты меня больше никогда не увидишь. Отблагодарю тебя деньгами щедро.

Как так произошло, что те ложь и предательство, что встречались в моей жизни, прикрываемые честными взглядами, благовидными поступками и порядочностью, превратились в глупую, несуразную причину перестать доверять внутреннему голосу и поселили сомнения в моей душе?

Разрушение иллюзий — это всегда болезненно для тех, кто привык подгонять свою жизнь под выдуманную самим же реальность. Разрушение ожиданий — это последствия нашей собственной недальновидности. Я не стала исключением. Это случилось и со мной, грубой стихией вмешавшись в мою жизнь.

Как часто в попытках закрыться от будущей боли, защититься от неё, мы закрываем способности верить себе и в себя? Кто способен после очередного удара вновь открыть своё сердце для других? У каждого человека — свой порог доверия. Кому-то достаточно пройти боль один раз, чтобы замкнуться. Кто-то готов жить с открытой душой, раз за разом переживая боль, становясь выдержанней и спокойней. Все мы разные. У каждого из нас свои уроки. Для кого-то жёсткие, для кого-то жестокие. Я свой урок прошла, пытаясь добиться неуязвимости, — и стала уязвимой, как никогда.

Легче всего списать всё на обстоятельства, прошлое, любые причины… Но во всём виновата сама. Всё, что нужно сейчас, — признать это, смириться и искать выход. Я никогда не боялась ответственности в своей жизни. Теперь я готова взять на себя ответственность, чтобы вновь научиться доверять. В первую очередь себе и своему выбору, потому что ответ всегда был спрятан в сердце.

Слёзы высыхали на щеках. Дыхание восстанавливалось. Оно становилось тише и глубже. Дрожь покидала моё тело, превращаясь в спокойствие. Очищение души всегда происходит болезненно. Но только через боль и осознание собственных ошибок мы приходим к новому витку собственного развития.

Теперь, если мне повезёт и я выберусь отсюда, то навсегда запомню, к чему может привести недоверие. Недоверие прежде всего к себе, своему сердцу.

Эти сволочи хотят прикончить моего ребёнка и меня заодно, прикрываясь благими намерениями. Ну уж нет. Отчаиваться я не буду. Буду бороться. Сделаю всё, что в моих силах, чтобы выбраться отсюда. Сама.

Массивная дверь открылась, и в помещение зашёл Григорий. Он виновато улыбнулся, старательно отводя глаза от моего пристального, требовательного взгляда:

— Проснулась? Воды или поесть хочешь?

— Хочу, — сказала ему ледяным голосом.

— Сейчас принесу.

— Почему сюда? Кухни у вас нет, что ли? — говорила твёрдо, отрывисто, показывая свою уверенность.

Выбраться из этого помещения надо, осмотреться.

— Кухня есть, но тебе лучше сидеть здесь, — в голосе коренастого звучало сочувствие. — За дверями тебя могут растерзать люди, преданные нашему делу.

— Где я?

— В надёжном месте.

— Вы меня украли. Это уголовная статья.

— Вынужденная мера, Юлия. Ваш колдун — это зло, и его ребёнок — порождение зла.

— Я не беременна. Но даже если это предположить, вы хоть понимаете, что убьёте невинное дитя?

Увидела сомнение на лице Григория. Хорошо. Есть шанс воззвать к его совести. Вдруг повезёт, и он окажется более трезвомыслящим, чем остальные фанатики?

— Мне очень жаль, но мы не можем рисковать.

— Рисковать чем?

— Мы должны следить за тем, чтобы выполнялось предназначение.

— Это предназначение — порождение ваших больных умов!

Григорий неожиданно завёлся. Мой похититель смотрел на меня лихорадочно горящим взором, с пафосом, горячностью выбрасывая из себя принятые на веру фразы:

— Многие люди погибли от рук чернокнижников! Демоны гуляют на свободе из-за их колдовства! От этого в мире много боли и зла! Мы — несём Свет!

— Чернокнижники не стали бы убивать собственное порождение, верно?

Увидела, как дёрнулась губа у сектанта. Так и знала. Не Алан был опасен, а эти звери, задумавшие преступление против жизни. Но я продолжала, говорила слова, которые выжигали раскалённым железом меня, а не человека, погрязшего в своих убеждениях.

— Если ребёнок такой же, как они, то они будут его беречь, передавать знания. Ведь он последователь учения.

Наступила пауза. Она затянулась, позволяя мне осмыслить всю ситуацию здесь.

— Почему бы вам не убить меня сразу?

— Мы не звери — убивать заблудших овец из Его стада, — глухо произнёс фанатик. — Скоро всё кончится, а пока принесу тебе еды и воды.

— Он найдёт меня, — зло бросила ему. — И вы сдохнете в мучениях. В жестоких мучениях.

Григорий обиженно рыкнул:

— У него не получится. Мы умеем защищаться от колдунов.

— Блажен кто верует, — парировала ему, пытаясь найти на лице фанатика хоть чуточку смятения.

Но, увы, Григорий промолчал и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой тяжёлую дверь. Везёт мне на придурков и казематы. Так просто не выберешься. На этом складе, как в тюремной камере. Подскочила к двери и яростно заколотила в неё кулаками.

— Ну чего ещё? — Повезло, что коренастый далеко не ушёл.

— В туалет хочу!

Дверь закрылась, чтобы через несколько минут в комнате появилось старое помятое ведро. Чёртово грязное помойное ведро!

— Туалет! — представил мне ёмкость фанатик и плотно затворил дверь.

Ну ладно… Сделаю я туда, и побольше. А потом вылью эти помои на первого, кто сюда войдёт и захочет причинить мне боль. Злорадно улыбнулась.

Глава 20. Возмездие

Юля

Время тянулось мучительно медленно. Я ждала своей судьбы и верила, что Алан меня найдёт. По-другому и быть не может. Но когда за дверями раздались тяжёлые шаги и послышался неразборчивый разговор, напряглась, не отдавая себе в этом отчёта. Только почувствовала, как тело натянулось, словно пружина, готовая растянуться ответным ударом от любого враждебного движения в мою сторону.

Дверь наконец распахнулась, чтобы явить мне рослого шатена в деловом костюме с чемоданчиком в руке. И не скажешь, что фанатик. Разве что мерцающие злом глаза из-под густых бровей и квадратный подбородок с плотно сжатыми челюстями. За его спиной я увидела женщину в белом платке, очень похожую на мышь серую. Её глухое, длинное платье подсказало, как у них строго с моралью. Они неспешно вошли, внимательно меня рассматривая.

— Авдотья тебе поможет сразу после укола.

— Это чем же? — усмехнулась я, чувствуя, как внутри меня начинает всё дрожать.

— Воды поднесёт, пот со лба вытрет. Придётся несладко.

— А может, ну его, укол этот? — я в упор уставилась на шатена.

— Смешно, — произнёс доктор, раскрывая свой чемоданчик и вытаскивая из него тубу с препаратом. Вскрыл флакон и вытащил шприц.

Я смотрела на Авдотью. Затюканная и запуганная женщина прислонилась к стене, нервно сжимая в руках бутылку с водой и губку. Впрочем, я сама была нервной сейчас.

Доктор-шприц выпрямился, посмотрел на меня и улыбнулся. Вот сразу видно, садист недорезанный. Нет, ну разве мне с таким справиться? Я сглотнула, чувствуя, как в груди трепыхается сердце. Пот выступил подмышками от понимания, что нахожусь в капкане. Если получится оглушить этого придурка, смогу ли выбраться из комнаты через фанатичную бабу?

А если выберусь, то куда бежать? В какую сторону?

Фанатик направился ко мне, моя рука непроизвольно опустилась на пол, захватывая то самое помойное ведро. Я вскинулась, хватая жестянку покрепче, и с маху слила из него всё, что там было, прямо на голову этому, в костюме.

— Тваю мать! — раздался громкий крик мужика. — Тварь! — И ещё много всякого неприличного фольклора. Он начал вытирать лицо рукавом. — Ну и тебе без дезинфекции, значит, пойдёт! С твоей мочой и вколю! — в бешенстве заорал, надвигаясь на меня.

Недолго думая, врезала ему этим самым ведром по голове, пытаясь вывести противника из стабильного состояния. Только вот не получилось. Он отбил удар, и ведро с грохотом покатилось в угол помещения.