Год змея - Лехчина Яна "Вересковая" - Страница 72

Наконец лодка Рацлавы пристала к берегу. Вода выплюнула ее глубоко на сушу: волны покачивались лишь под самой кормой. С невероятной осторожностью, стараясь разбудить затекшее тело, Рацлава поднялась. Медленно, сминая шелка, переступая через ларцы, свертки и рассыпанные жемчужины, добралась до борта. Подняла юбки, оперлась, чтобы спуститься наземь, — ее нога наступила на удивительные камешки. Позвякивающие, круглые, металлически холодные. Рацлава раскинула руки, чтобы удержать равновесие, но через шаг споткнулась о что-то большое и звенящее: оно покатилось дальше, издавая эхо. Кубок? Чаша? Рацлава наклонилась и запустила искалеченные пальцы в то, что лежало под ее башмачками, — монеты. Нити цепочек. Колечки.

Драконья невеста выпрямилась и отряхнула руку. Она неустойчиво стояла на несметных змеиных сокровищах — они устилали берег, к которому пристала лодка, и даже уходили под воду. Рацлава выдохнула и неспешно покружилась на месте, надеясь нащупать хоть какую-то опору, — тщетно. Студеная вода лизала корму ее лодки и богатства на берегу. С оставшихся трех сторон восставали стены уже не лабиринта, а чертога Матерь-горы — шершавые, сложенные из разных пород. Они были глубинно-зеленые и дымчато-синие, темные и грубо обтесанные, ровно такие же, как и потолок, но откуда Рацлава могла знать об этом?

Опустив фату, девушка сделала шаг, и монеты гулко и весело покатились под ее ногами.

Отряд довез дань Сармату и теперь мог не бояться ни воровства, ни косых взглядов. На ночь воины остановились в той самой соседней деревушке — в небольшой уютной корчме, заменявшей странникам постоялый двор. Здесь было тепло, сухо и пусто, а кормили сытно и дешево — Оркки Лис оставил не так много сбережений, чтобы добраться до Бычьей пади. Большего отряду не требовалось, да и какой из них отряд — всего четыре человека, один из которых собирался уезжать.

— Сов Ён. — Цепкая смуглая рука Та Ёхо ухватила ее за запястье. — Сов Ён, взять меня с собой. Пожалуйста.

Женщины находились в маленькой комнате, снятой на втором этаже: здесь пахло сеном, похлебкой и какими-то резкими травами. Та Ёхо, поджав кривоватую раненую ногу, сидела на коечке, застеленной грубым стеганым покрывалом, но и это — невероятная удача: наконец удавалось поспать не на земле. Хотя Та Ёхо, выросшая в высокогорном племени, была неприхотлива в быту даже больше, чем Совьон, сейчас мерившая шагами пыльный дощатый пол.

— Ну куда я тебя возьму, — ответила она миролюбиво, но строго, ловко высвобождая руку из захвата. — И дело не только в ране: не нужно тебе со мной.

— Почему?

— Просто не нужно. — Голос стал усталым. — Что за радость тебе быть подле меня, Та Ёхо? Сплошные дороги и преследующая меня ворожба — может, я пытаюсь сбежать, да только она всегда настигает.

— С тобой — хоть куда. — Айха вскинула лицо, некрасивое по здешним меркам, но такое яркое: тонкогубый рот, неровные мелкие зубы, часто мелькающие в улыбке, жидковатые волосы темнее самой черной ночи. И ноги у нее были плотные и короткие, но попробуй не любоваться, когда Та Ёхо по-звериному переступала по земле.

— Зачем?

— Сов Ён! — воскликнула Та Ёхо укоризненно. — Ты что, бросать меня одну?

— Ты не останешься одна. — Совьон хмыкнула. — У тебя будет мужчина, который тебя любит, и Бычья падь — скоро зима, и там тихо, но, клянусь, по весне в город съедутся воины со всех княжеств.

— Что за дело есть у них в Бычьей пади?

— Вот ты и узнаешь. — Совьон закинула за спину походную суму. — Для меня же это — мутная вода, в которой ничего не разобрать. Лечись, Та Ёхо, а как окрепнешь, сможешь уйти, куда пожелаешь. А пока здесь леса — никто не заметит, что одной лосихой стало больше.

Как и в прошлые дни, сегодня на ночном небе должна была загореться ущербная луна: Та Ёхо передвигалась с трудом и, натягивая на себя шкуру животного, не уходила далеко, предпочитая отлеживаться в густых зарослях. Сейчас ей было нечего бояться: знала ведь, что Оркки Лис хитер и прозорлив и не допустит, чтобы с ней случилось еще больше дурного.

— Ты приехать в Бычью падь по весне?

— Не знаю, — призналась Совьон и, улыбнувшись, погладила айху по переброшенной на плечо прядке волос. — Ничего не знаю, но здесь мне искать нечего. Прощай, Та Ёхо.

— Сов Ён. — В ответ она горестно покачала головой и приподнялась на коечке. — Есть ли сила, которая суметь тебя остановить? Прощай.

…Оркки Лис с Гъялом ужинали в зале на первом этаже, когда женщинам еду слуги подняли наверх. В корчме было безлюдно, и даже хозяин скрылся в кухне. Здесь стояли круглые крепкие столы, хоть и немного треснувшие, пахло хлебом, сидром и неказистыми пряностями. А еще неуловимо веяло домашним уютом, который Совьон был почти неведом. Оркки увидел ее, собранную в путь, шагающую вдоль горящих лучин, лавок с расписанными горшочками и стен с засушенными цветами.

— Далеко ли собралась?

Гъял, услышав его, обернулся.

— Далеко, — ответила Совьон.

Оркки пригубил из большой деревянной кружки, которую спустя мгновение тяжело поставил на стол.

— Присядь.

— Нет, — покачала головой. — Уезжаю, Лис.

— А как же Черногород?

— Я не вернусь туда.

— Ты клялась служить нашему князю.

— Да, но не всю жизнь, — Совьон пожала плечами. — Я служила ему и выполнила то, что он на меня возложил: привезла Сармату его невесту, живую и невредимую. На этом мое дело закончено. Вы благополучно доберетесь до Бычьей пади — рукой подать после всех верст, которые мы покрыли, а я поеду своей дорогой.

— Так, значит. — Оркки повел подбородком и оперся рукой о столешницу. — Так… Ну, не мне удерживать тебя.

— Не тебе, — согласилась Совьон и, сделав шаг назад, скользнула взглядом по внутреннему убранству корчмы, по пылающему очагу, по Гъялу, ссутулившемуся на скамье. — Выйдешь провожать?

Совьон уезжала вечером, а ночь обещала быть такой глухой и темной, какой отряд еще не видел на Змеином взгорье. Проступая масляный ущербный месяц — точь-в-точь такой, как на ее скуле. У горизонта утробно рокотала приближающаяся гроза, а с леса несло дождем, ветром и сырым звериным мехом.

— Ничего-то ты не боишься, — беззлобно проворчал Оркки Лис, вытирая рот от кусочков пищи. — Не удивлюсь, если ты и с грозой беседуешь, как с родной сестрицей, а твой ворон выносит молнии из ее нечесаных косм.

Совьон улыбнулась, поглаживая шею коня, но обронила:

— Не беседую.

А потом ее взгляд стал серьезен.

— Послушай, Лис. — Она понизила голос, чтобы не слышал Гъял. — Береги Та Ёхо, а если обидишь, я найду тебя и убью.

Но за пеленой серьезности в ее глазах плескалось тепло: не обидит, конечно, не обидит, и оттого у зрачков млела ровная синева.

— Без тебя разберемся, матушка. — После всего, что произошло, Оркки было трудно смеяться так, как прежде, но он старался. — Ладно, Совьон. Мы с тобой не очень ладили… и, может, я все же не стал бы тебе слишком доверять…

— Ой, Лис. — Совьон скривилась и оправила сбрую Жениха. Промозглый ветер задул сильнее, и на черную землю сорвались первые дождевые капли. — Избавь меня от своего брюзжания. А тебе еще терпеть его, Гъял.

Тот что-то ответил, но никто не разобрал этого в звонком громовом раскате.

— И до утра не переждешь? — Гъял повысил голос.

— Не пережду, — ответила Совьон, взлетая в седло. Жених, гарцуя, выпустил из ноздрей клокочущий рокот — ничуть не хуже грозового. Оркки Лис отошел и отвел за собой Гъяла, чтобы лютый конь ненароком не лягнул их в грудь.

— Свидимся еще, Совьон?

— Если так любопытно, спрашивай у своих богов, не у меня. — Ее голос взвился перед вторым раскатом. Ворон обогнул корчму, в оконцах которой горел теплый желтый свет, и опустился на хозяйское плечо. — Мне это неведомо.

— Ну что ж… — Оркки приподнял руку в знак прощания. По круглой крыше корчмы застучал дождь. — Славных тебе дорог, Совьон.

Воительница попрощалась в ответ и, ударив пятками в вороные бока, сорвалась в лес. Вечер загустел в ожидании грозы. В бархатном небе вились ниточки молний — они мерцали над деревьями и вокруг Матерь-горы, отсюда казавшейся хоть и не такой огромной, но по-прежнему грозной. Оркки Лис стоял под дождем, даже когда ушел Гъял, и смотрел Совьон вслед — ждал, пока она не скрылась из виду, пока не затихли цокот копыт и карканье ворона, пока не исчезло все, что напоминало бы о ее присутствии. А потом воротился на крыльцо.