Мама для наследника - Журавлева Юлия - Страница 45

Повелитель молчал. Ни одного вопроса за все время моего рассказа он не задал. Каменное лицо и сложенные на груди руки. Он не верил мне. Не верил моим словам. Но, признаюсь, прозвучавший после моей речи первый вопрос поверг меня если не в шок, то в сильное недоумение.

— Какие у тебя отношения в Дэйсом?

Мне показалось, что я ослышалась или просто неправильно поняла.

— А какие у нас могут быть отношения? — подняв округлившиеся глаза, спросила я.

— По той информации, что мы получили из крепости, вы любовники.

Я тяжело вздохнула, подавив совсем не свойственное мне желание выругаться. Это что, сейчас самый важный и первостепенный вопрос?

— Я догадываюсь, какую именно вы получали информацию, но мы с Дэйсом не любовники.

— Почему же тогда абсолютно все уверены, что ты его женщина и приплыла с ним на корабле по доброй воле?

Мне хотелось закрыть лицо руками, чтобы не видеть, и уши, чтобы не слышать. А лучше — сразу уйти. Я делала все, чтобы найти способ сбежать, я не хотела, чтобы следили за каждым моим шагом, для чего нужно слиться с толпой и стать для них своей, а не истеричкой, скандалисткой, устраивающей никому не нужные голодовки, забастовки, дебоши. А оказывается, зря. Надо было кидаться на всех с кулаками, обвинять, требовать, не стесняясь, прилюдно посылать Дэйса всеми возможными маршрутами. Что бы за этим последовало — кто знает? Зато сейчас мне бы не пришлось выслушивать слова, что я действовала заодно с убийцами.

— Может, потому, что я вела себя разумно и не лезла на рожон? Не геройствовала там, где не нужно? А просто делала все, чтобы сохранить свою жизнь и прежде всего жизнь сына? — спросила я, отчетливо слыша, как звенит от злости мой голос.

— И как же далеко простиралось твое «все»? Мы оба знаем замечательный способ, как наладить отношения женщине с мужчиной.

— Ну, знаете! После всего, что мне пришлось пройти и пережить, я не собираюсь выслушивать подобные слова от кого бы то ни было! Даже от вас! — Я вскочила, не в силах дальше находиться рядом с этим человеком. Да гори оно все огнем, он во мне нуждается хотя бы потому, что его сын не выживет без меня. Так что пусть засунет свои претензии подальше!

Я шагнула к двери, но мужчина схватил меня за руку, не давая уйти.

— Я тебя не отпускал!

— А мне и не нужно ничье разрешение! — Я попыталась выдернуть руку, но не тут-то было.

В один момент я оказалась на одеяле, только теперь лежа. Повелитель больно сжимал мои запястья, прижимая к полу, весьма двусмысленно нависая сверху.

— Я каждый раз задавался вопросом, почему ты сбежала? Я тебе доверял, доверял самое дорогое — сына, а ты забрала его и сбежала с другим!

— Мне больно! Отпустите! Сейчас я точно не сбегу! — Невероятно, но пальцы на моих запястьях разжались. И я этим воспользовалась. — Я не сбегала… — Сама не зная, что творю, я взяла лицо мужчины в свои ладони, зарывшись пальцами в длинные, рассыпавшиеся волосы. — Я делала все, чтобы вернуться. И я ни с кем не была близка.

Мне хотелось добавить «верь мне», но сейчас это совершенно лишнее, а главное, не зависящее от меня. Медленно-медленно мужчина начал наклоняться ко мне, но только не он один здесь обидчив и злопамятен.

— И сейчас сближаться не собираюсь. — Я уперлась в широкие плечи, увидев, как снова плотно и гневно сомкнулись губы. — Отпустите, я очень устала, хочу выспаться перед завтрашним тяжелым днем.

— А если не отпущу?

— Отпустите. Иначе чем вы лучше чародеев? Такого себе даже Дэйс не позволял. К тому же я сомневаюсь, что ваши воины будут любить и уважать своего командира и повелителя, если он возьмет беззащитную женщину, да еще мать своего ребенка, силой. А я стану сопротивляться, вырываться и кричать, обещаю.

— Мы вернемся к этому разговору.

Повелитель встал и вышел из палатки первым. Я, не успев перевести дух, выскочила следом и юркнула в нашу палатку, пока он не передумал. Открывшаяся картина умиляла: Панен спала в обнимку с Вовкой, мирно посапывая. Я осторожно взяла ребенка и положила рядом с собой.

Как-то все странно идет. Пока мы находились в плену, у меня имелась четкая цель — сбежать. Я совершенно не задумывалась, что со мной будет после побега. И вот сейчас мы на свободе, если это понятие применимо к новой клетке, в которую я попала. И как жить дальше, я не представляю. И как доказать, что дворец повелителя я покинула не по своей воле. И что с этим делать, и нужно ли что-то делать вообще, не понимала.

Лагерь не спал, хотя уже настала глубокая ночь. Переговаривались часовые, караульные сменялись на посту. Множество звуков леса с непривычки не давали расслабиться и уснуть. Но главное, на чем сосредоточился мой слух, был голос повелителя, переговаривающегося с кем-то и отдающего приказы. Интересно, о чем он говорит, что делает? Правитель не шел из моей головы. Неужели один раз — и не по своей вине — утратив его доверие, я больше никогда не смогу рассчитывать на хорошее отношение? Эта мысль отозвалась горечью и обидой. Мне хотелось, чтобы он, напротив, оценил и одобрил, сказал, что я молодец, все сделала правильно, а не обвинял во всех грехах.

Я свернулась калачиком под одеялом, чувствуя, что сон кружит где-то рядом и нужно дать ему возможность найти ко мне дорогу.

«Все будет хорошо», — уже засыпая, шепнула я себе, чувствуя, как погружаюсь в спасительное забвение.

«Да, — будто отозвались в ответ, — будет».

Но я уже слишком глубоко ушла в сновидения, чтобы реагировать на что-либо.

Утром я проснулась оттого, что кто-то плакал. И это был не Вовка. Я открыла глаза, поеживаясь от пробравшегося в палатку холода. Хотелось забраться под одеяло по самые уши, но вместо этого я приподняла голову.

Рядом, тихо всхлипывая, лицом вниз лежала Панен.

— Панен! — Я осторожно коснулась женщины.

— Прости, — заикаясь и еще не отойдя от слез, сказала она, — не хотела вас будить.

— Ну, Володю трудно разбудить, сон младенца, он такой, — неловко пошутила я.

— Угу, — только и отозвалась все так же, не поднимая головы, женщина.

— Панен, я понимаю, как тебе нелегко, — попыталась утешить ее я, с трудом подбирая нужные слова, — но ведь с чародеями тебя, вероятнее всего, ждала бы смерть.

— Зато умерла бы там, где прожила почти всю жизнь, — неожиданно для меня ответила она.

— Ну что ты! — Я провела рукой по ее плечу. — Тебе еще жить и жить.

— А зачем? И где? И как? — спросила она, сбрасывая мою руку. — Какое у меня будущее вне крепости?

В этот момент проснулся и Вовка, потребовав еды. Но разговор я вот так заканчивать не собиралась.

— Я уверена, для такой замечательной женщины обязательно найдется местечко.

— И где же? Кому нужна старая одинокая женщина без роду-племени? Вам, принцессе, хорошо говорить, — подняла на меня заплаканные глаза Панен и снова уткнулась в подстилку. И тут я вдруг сообразила…

— А почему ты ко мне на «вы» обращаешься? Ведь мы были всегда на «ты».

— Потому что в крепости не смотрели на положение и титулы. Там все были равны. И чародеи, и простые жители. Все обращались друг к другу просто. А теперь мы снова в обычном мире, где вы — принцесса, а я — никто.

Я опешила от подобного заявления. Знала бы она, какая я «принцесса».

— Панен, у меня есть предложение. Давай обращаться на «ты» друг к другу, несмотря ни на положение, ни на возраст! Мы столько прошли и пережили вместе! И, поверь, роднее и ближе тебя в этом мире у меня только сын.

И это чистая правда.

— А о твоем будущем мы позаботимся прямо сейчас. Вот как позаботимся о настоящем для Вовки, так и пойдем заботиться о тебе.

«Эх, кто бы обо мне позаботился», — подумалось мне. Но я слишком хорошо знала, что такое одиночество, когда ты сам за себя и один на один с абсолютно незнакомым миром. Уверена, Панен чувствует себя сейчас схожим образом.

Мы немного, как могли в походных условиях, привели себя в порядок и вышли из палатки. Лагерь уже потихоньку сворачивался, на огне готовилась каша, набираясь ароматом хвойного дыма. Недалеко от костра я заметила повелителя, разговаривающего с Лемом, и на мгновение замерла. Подходить к Лему мне не хотелось.