Доказательство любви - Чиркова Вера Андреевна - Страница 39

— У тебя жар. Ложись, пора выпить зелье.

— Милая! — страстно взвыл за окном красавчик. — Не нужно тебе никаких зелий! Открой окно… я отнесу тебя в теплую купель, там вода особая, целебная. Утром будешь здоровей и прекрасней всех девушек!

«И намного синее их всех», — сердито ухмылялась про себя Летуана, торопливо подталкивая ученицу к лежанке.

Решительно подвинула ее к стенке, капнула на губы зелья из самого маленького флакончика и села рядом, бдительно поглядывая на оконца.

А за ними посветлело так, словно солнце не ко времени взошло. Вспыхнули окружавшие полянку деревья и кусты зеленоватым сиянием, полетели над ними в чарующем танце изящные дриады и мускулистые красавцы, поплыли по цветочному ковру в хороводе тонкие девы в венках из водных лилий и полупрозрачных серебристых одеяниях.

Нежная, завораживающая душу музыка лилась сквозь радужные стекла, словно их и не было вовсе, манила, звала за собой, обещая нечто прекрасное и незабываемое, и Дарочка попыталась подняться, подойти к оконцу, полюбоваться на чудеса.

Но тело почему-то не желало ее слушаться, руки и ноги отяжелели, стала неподъемной голова и сами мягко опустились ресницы.

— Вот так-то лучше будет, — удовлетворенно усмехнулась Летуана, бросила себе в рот ярко-красную пилюлю и взяла в руки мисочку с недавно приготовленным зельем.

Теперь она была готова к встрече с наглыми детьми леса и очень надеялась, что эту ночь они запомнят надолго.

— Красавица, — в унисон голосу оборотня раздался за оконцем новый, более басовитый зов, — взгляни мне в глаза! Никогда раньше никто не смотрел на тебя с такой любовью… никто так не желал одарить тебя украшениями и роскошными одеяниями, осыпать цветами и ласками, развлечь стихами и песнями. Только взгляни… не бойся… если я не понравлюсь — сразу уйду!

— Милая! — не унимался первый. — Иди к окну… полюбуйся на цветы, которые я вырастил для тебя, вдохни их аромат! Нет ни в одном ханском саду такой красы, никому, кроме нас, не доступны небесные ароматы дриадских цветов!..

Вторая рука просочилась в окно, держа на ладони роскошный и нежный цветок, словно собранный из лунных лучей, и по комнатке поплыл чарующий аромат.

Летуана мгновенно поднесла к губам мисочку и сделала небольшой глоток: летняя ночь в этих местах равна дню, и зелье придется тратить очень экономно.

— Фу, какую гадость ты пьешь, — дружно запечалились за окном мужчины, и теперь их было уже не два, и даже не три, а намного больше. — Отставь, не мучай себя! Все равно оно здесь бесполезно, твое снадобье, ночью тут властвуют другие законы.

Вот об этом магистр алхимии слыхала множество баек и легенд, приносимых теми отважными охотниками за ингредиентами, которые ради горсти золота готовы были хоть по землям оборотней проползти, хоть отправиться вплавь на остров драконов. Они повествовали о дивно красивых дриадах, прекрасно обходившихся без мужчин в деле продолжения рода и выращивающих своих дочерей в стволах деревьев, зато нуждавшихся в преданных и верных слугах и охранниках. Никто не мог точно сказать, с каких времен девы леса заключили с полукровками оборотней устраивающее обе стороны соглашение, но все утверждали о его обоюдной выгоде. Решившие остаться здесь мужчины получали красоту, долголетие и особую власть в ночное время, а дриады всецело владычествовали при свете дня. Сумерки оставались свободным от обязательств временем.

Многое из этих россказней казалось Летуане неправильным и невозможным, и, кроме того, она точно знала, как любят окружать себя жуткими тайнами оборотни и нелюди, скрывая за ними не всегда привлекательную правду и свои слабые места. Алхимичка давно уже сделала для себя собственные выводы, сильно отличающиеся от красивых легенд, а сегодня имела возможность проверить их лично.

Тайна оказалась весьма печальной для путниц, случайно попавших в эти болотистые равнины, и хор мужественных голосов, на разные голоса воспевающих сейчас красоту Летуаны и изо всех сил пытавшихся разбудить сладко спящую Дарочку, был самым лучшим подтверждением ее правоты. Постепенно в дивных рощах набралось намного больше мужчин, чем зеленоглазых чудесниц, и потому оборотни так жаждали заполучить в свои сети новых возлюбленных. А чтобы те не разочаровались и не начали искать способы сбежать, когда над болотами поднимется солнце и иллюзорная роскошь превратится в цветы, орехи и ракушки, в полночь дриады проводили над соблазнившимися пленницами ритуал обращения. И с этого момента новоявленные русалки, полнолунницы и наяды хотя и получали более долгий век, зато больше не могли обходиться без дриадской магии.

— Выбрось эту дрянь, — дружно уговаривали Летуану красавцы, жадно рассматривая молодую женщину через весьма условную на вид преграду. — Открой оконце! Мы угостим тебя восхитительным нектаром из подснежников, пирожными с драгоценными кадирскими орешками и липовым медом, умоем росой с ландышей и оденем в платье, сотканное алмазными паучками.

— А потом превратите в русалку и будете днем держать в болоте, а по ночам уводить в свои берлоги, — неслышно буркнула Лета, еще крепче вцепляясь в заветную посудину.

— Милая… — Низкий мужской голос прозвучал обманчиво мягко, словно удар завернутого в тряпицу молота, и алхимичка невольно глянула в сторону окна.

Теперь за ним виднелось только одно лицо, и оторвать от него взгляд оказалось не так-то просто. Не часто встречались в восточных ханствах и султанатах, славящихся мужской красотой, такие лица. Мужественные, чуть резковатые черты одновременно несли печать утонченности и несомненной породистости, каковая проявляется только у потомков древних родов, всегда выбиравших в жены самых изысканных красавиц. Таких людей не портит никакая одежда, как не теряет своей прелести ангамский шелк, даже если из него сшита простая ночная рубашка.

В глазах этого соблазнителя светился насмешливый ум, свойство, которое алхимичка ценила в мужчинах превыше всего. Под такими взглядами Летуана всегда тушевалась, как едва переступившая первое совершеннолетие девчонка, становилась растерянной и слегка неуклюжей.

— Милая… — повторил красавец и улыбнулся с насмешливой, почти отеческой укоризной, — неужели ты считаешь нас лгунами? Никто не собирается вас обманывать или как-то еще издеваться. Взгляни на наших подруг, они живут ради своего удовольствия, им не нужно ничего делать, не нужно заботиться о еде и одежде, у них есть все, чего они ни пожелают. Богатства наши вовсе не иллюзорны, охотники за редкими травами несут сюда полновесные кошели и шкатулки с разнообразными драгоценностями. И все это для украшения наших любимых — ни дриадам, ни нам самим золото не нужно. Нигде за пределами наших долин женщинам не живется так спокойно и легко, даже в гареме султана красавиц заставляют то танцевать, то петь, то вышивать.

Он говорил и говорил, и его удивительный голос, звучный и бархатно-мягкий одновременно, был пронизан лаской и страстью, солнцем и лунным сиянием, чаровал и завораживал, притягивал к себе незаметно, но неуклонно.

Летуана уже забыла, зачем ей нужно пить какое-то зелье и почему она упрямо сидит тут, когда за оконцем сияет такая полная луна, заливая волшебным светом долину, где стремительно и неудержимо расцветают невиданные цветы и звенят чарующе прекрасные голоса ночных птиц, выводящих томные и звонкие трели.

В памяти молодой женщины в унисон с ними все громче звучала почти забытая мелодия трогательно прелестной серенады, а в сердце, постепенно пробиваясь сквозь обиды и злость, разгорался робкий огонек нежности и влечения, с каждой фразой незнакомца становившийся все сильнее и увереннее. Это незримое пламя не пугало и не обжигало, оно мягко грело и манило за собой, и противиться ему не оставалось ни сил, ни желания. Да и не было оно для Летуаны ни чужим, ни незнакомым, наоборот, вызывало смутные воспоминания о чем-то прекрасном и неимоверно дорогом ее сердцу.

Она покорно поднялась с лежанки, по привычке аккуратно поставила на столик чашу и сделала пару шагов к окну, откуда подбадривал ее неумолкающий рокот колдовского мужского голоса и смутно знакомый блеск уверенных умных глаз. Вот такие же глаза в бережно хранимом памятью драгоценном воспоминании смотрели на нее сквозь трепетное пламя свечей и гирлянды южных, одуряюще пахнущих цветов, а бархатный голос пел про нехитрую историю прекрасной и счастливой любви.