После нас - хоть потом - Лукина Любовь Александровна - Страница 91

- Трудно будет, - бормотал озабоченно Кудыка, приглядываясь к супротивникам. - Ишь, в кольчугах все, в зерцалах [47]… И солнышко им в спину… Да и клич у них способнее…

- Это чем же? - не понял Докука.

- Ну, как… Мы-то будем кричать: «Теплынь! Теплынь!..» А они-то: «Сволочь! Сволочь!..» Конечно, так-то рубиться сподручнее…

Теплынский князь Столпосвят обозрел криво выстроенную рать и с досадой повернулся к Полкану.

- Что ж ты, воевода… - упрекнул вполголоса. - Попрямее их поставить не мог?..

- Ништо, княже, - беспечно отвечал ему видавший виды Полкан. - Кривы дрова, да прямо горят!..

Светлое и тресветлое наше солнышко тем временем перевалило полдень, лишив сволочан, одного из преимуществ. По обычаю, прежде чем сойтись в сече, принялись задирать друг друга, поддразнивать. Начал, понятно, Шумок.

- Лапотники!.. - надрывался он, сложив руки воронкой. - Полоротые!.. Печатки не было - непечатный пряник спекли!..

- Дровосеки!.. - обиженно летело в ответ. - Долбежники!.. Отъелись на нашем хлебушке?..

Распаляясь, подступали все ближе и ближе. Что ни слово - то зазубрина. Все старые обиды припомнили. Разгорелись ретивые сердца, силушка живчиком по жилочкам заходила. Прав был, прав старый воевода Полкан Удатый: строй их, не строй - все равно потом ряды смешают.

- А вот мы вас за ножку да об сошку!..

- Смотри, осунешься! Сами-то! Теленка с подковой съели!..

- А вы через забор козу калачом кормили - думали, девка!..

И наконец выехал из толпы сволочан, ища себе поединщика, приземистый плечистый богатырь Ахтак. Кто он был родом - не понять: не берендей, не варяг, не грек… Вышел, сказывают, из Черной Сумеречи, хотя на беженца не походил нисколько. Беженцы, они, что ликом, что языком, те же берендеи, а этот еле по-нашенски лопотал. Да и рылом отличен: глазки - узенькие, косенькие, нос - пяткой. Однако вот пришелся ко двору. Оценил князь сволочанский Всеволок свирепость его и преданность - в дружину взял…

Притихли теплынцы. Ахтак - он ведь такой. Сечет, и рубит, и в плен не емлет. Да еще и визжит вдобавок…

- Эй, Ахтак! - заорал бесстрашный Шумок. - Вытеклам шатал, рынкам гулял?..

Богатырь ощерил редкие желтоватые зубы и потряс копьем, высматривая юркнувшего в толпу обидчика.

- Анан сыгын!.. [48]- проскрежетал он по-своему. Что это значит, никто не знал. Что-то, должно быть, обидное…

Теплынский князь Столпосвят грозно нахмурился, обернулся к поджавшимся храбрам, перебрал их задумчивым взором, и в этот миг переплевах в двух от задорно гарцующего Ахтака земля дрогнула и зашевелилась. Заржал с завизгом, вскинулся на дыбы чубарый конек, едва не сронив седока. На глазах у попятившихся ратей зеленый пригорок откинулся вдруг наподобие крышки колодца, явив дощатый поддон, и из черной сырой дыры полез на белый свет некто чумазый с большой кочергой в руке. Точь-в-точь как рассказывал в кружале курносый храбр Нахалко. Выходец из преисподней огляделся, болезненно щурясь, увидел Ахтака и разинул на него широкую, как у Шумка, пасть.

- Тудыть!.. растудыть!.. перетудыть!.. - грянуло над обмершими берендеями.

Затем подземный житель отвел ручищу и с маху метнул в богатыря кочергой. Железо звучно, тяжко легло поперек тугой кольчужной спины, и Ахтак, разом лишенный, видать, сознания, стал медленно заваливаться набок. Чубарый богатырский конь оскользнулся и прянул в галоп, унося продолжающего крениться всадника.

Вздох ужаса прокатился над Ярилиной Дорогой. Ножки у всех, ровно лучинки, хрустнули. Кабы не зубы - кажись, и душа бы вон…

И, роняя щиты, теряя шеломы, давя и топча упавших, побежала с криком сволочанская рать, побежала с криком и теплынская.

Утекли. Накивали, как говорится, пятками. Сослепу залетели в полные рыхлого, мокрого снега овраги, чуть не утопли… А может, кто и утоп - весна покажет… Когда же перевели дух, то обнаружили, что вокруг - развалины мертвого города и что от воинства теплынского осталось всего два ратника - Кудыка с Докукой. Куда делись прочие - неведомо.

Размели ладонями снежную хлябь с тесаного прямоугольного камня, сели, отдыхиваясь.

- Да… - сипло признал наконец Докука, которого сейчас вряд ли бы кто осмелился назвать красавцем. - Уж лучше бы выпороли…

Кудыка - тот помалкивал, только встряхивал изредка головой. Должно быть, отгонял жуткое воспоминание о лезущем из черной дыры жителе преисподней.

- Слышь, Докука… - позвал он, собравшись с силами. - Чего расселся, говорю?.. Тут погорельцы ватагами бродят, а ты расселся…

- Никак живота не надышу… - пожаловался Докука.

Еще посидели. Надышав кое-как живот, Докука поднял со склона горсть бисерного подтаявшего снега, умылся, развел пальцами брови и вновь похорошел.

- Что ж теперь будет-то? - с тупым отчаянием спросил Кудыка. Капало с него, как с утопленника.

- Считай, пронесло грозу… - небрежно изронил красавец-древорез, выжимая шапку. - Был грех, да заспан…

- Да я не о порке! - сказал Кудыка с тоской. - И впрямь ведь из-под земли лезут… Неужто все, а? Неужто до самого до конца дожили?..

Докука надел шапку набекрень, огладил разрумянившиеся щеки и потащил с плеча мокрый полушубок. Порки на боярском дворе ленивый красавец боялся куда больше, нежели конца света.

- Как все, так и мы, - довольно бодро ответил он. - Доживем - так перемрем, а не доживем - так живы будем…

Сопя, взялся за полушубок. Покончил с левым рукавом, принялся за правый…

- Досуха, досуха!.. - посоветовали сзади. - Его после тебя еще люди носить будут…

Докука чуть не выронил одежонку. Кудыку - будто шилом с камня подняло. Обернулись. В каком-нибудь переплеве от тесаного камня стояли и насмешливо смотрели на них четыре рослых погорельца.

- Ай, берендеи!.. - Один из них, заливаясь смехом, хлопнул себя по дырявым коленкам. - Ай да воины!.. Ни сабельки, ни копьеца - все побросали!..

Охально вылущил зубы и, покачивая дырявой шапчонкой, обошел древорезов кругом.

- И еще бы воевал, да воевало потерял… - попробовал осторожно отшутиться Докука.

- Эвона!.. - удивился беженец и оглянулся на остальных. - Веселый! Балагурит…

Снял с синеглазого Докуки тщательно отжатую шапку, а взамен нахлобучил свою.

- А ты что же стоишь, не отжимаешь? - оборотился он к Кудыке. - Думаешь, приятно мне будет в мокром ходить?

Кудыка понурился и вздохнул. Он уже прикинул грядущие убытки. Шубейка, шапчонка - ветхие, так и так сносились… А вот сапоги - да. Сапоги жалко. Еще бы зиму прослужили… Да что там про сапоги-то!.. Не убьют - и ладно… Хотя почему не убьют? Как раз сегодня-то убить и могут. Народу в битве на речке Сволочи полегло несчитано. Так что - Кудыкой больше, Кудыкой меньше…

Да и злы погорельцы на слобожан за давешний погром. Все ведь землянки им поразвалили… А вот главарь у них смешливый - это хорошо… Хотя иной раз в преисподнюю и с прибаутками отправляют…

Смешливый главарь тем временем разочарованно оглядывал Кудыку.

- Что ж ты такой затрепыш-то? - упрекнул он. - Идучи на рать, мог бы, чай, и принарядиться!.. Товарищ-то вон твой, гляди, красную рубаху надел, порты клюквенны… Да-а, с этого леща чешуйку стоит поскрести… А зипун-то, зипун! Боярину впору!..

Кудыка покосился на товарища и подумал уныло, что главарь, похоже, невзначай правду молвил. Скорее всего, зипунец этот был извлечен Шалавой Непутятичной из дядюшкиных сундуков.

Тут неподалеку свистнули по-разбойничьи. Погорельцы тревожно оглянулись и сочли за лучшее убраться куда подальше.

- Милости просим, гостечки дорогие, - шутовски поклонился главарь, и подталкиваемые погорельцами древорезы двинулись извилистым путем меж развалин. Да, попались, как вошь во щепоть…