Рыцарь XX века
(Повесть о поэте Абд ар-Рахмане аль-Хамиси из долины Нила) - Моисеева Клара Моисеевна - Страница 42

42

Аль-Хамиси получил приглашение театра аль-Мансуры показать все спектакли своего репертуара. Перед возвращением в Каир он получил телеграмму, которая его очень встревожила: «Приезжайте немедленно». Телеграмма за подписью горничной была необычна. Он подумал, возможно, Фатин заболела, а горничная, отправляя телеграмму, решила, что может подписаться своим именем.

Тревога не оставляла его всю дорогу. Наконец-то он у дверей своего дома, дрожащей рукой вытаскивает ключ. Он входит в тихий пустой дом. На кухне рыдающая горничная.

Его Фатин, его любовь, его счастье… Все кануло в бездну. Случайно взорвался газ в квартире. Фатин не стало.

Горе поэта безгранично. Не было на свете человека более несчастного, более потрясенного. Как жить? Как жестока судьба! Снова одиночество и печаль — его неразлучные спутники.

Аль-Хамиси простился с подругой своих счастливых дней и закрылся в затемненной комнате. При свечах, перед портретом любимой Фатин он изливал свое горе в стихах. За три дня он написал одну из самых прекрасных книг. «Книга любви» потрясла тысячи сердец. Она вызвала сочувствие страданиям человека и великого поэта.

…Любовь моя осталась сиротой. Когда навек любимую теряем, Печален наш удел, — ведь вместе с той, Единственною, жизнь казалась раем, Симфонией любви и красоты, И танцем — тем, в котором мы кружились, И ритмом — тем, в котором вдруг забились Два любящие сердца, две мечты. Весь мир звенел натянутой струной, Любовь была поэмой небывалой, Неведомою силою шальной, Сорвавшею с той жизни покрывало. Любовь была нектаром и цветком, Любовь побегом юным прорастала, Она была Сезанновым мазком И пеньем птиц… И вот тебя не стало… * * * Я зажигаю памяти свечу Своей тоской, И в колебаньях света Я вижу нашу встречу. И за это Бесчисленными ранами плачу. Приди! В своей душе тебя укрою, Мы станем ночью… облаком… зарею… * * * Ты любила безмолвный хорал Ликования красок и света. Изумленно на таинство это Я твоими глазами взирал. Нет, не умерли краски с тобой, В них черты незабвенные вижу, И они помогают мне выжить Усмиряя саднящую боль. Нет, не умерли краски, Живут В блеске льда и в рубиновых гранях, Ослепительной вспышкою ранят И слезами горячими жгут!.. * * * О Фатин! Едва лишь из запущенного сада Седая ночь заученно придет, С кадильницей свершая свой обход, Едва пахнет сырых туманов ладан И память торопливый бред прервет, Луна моя, судьба моя, Я жду, Душистой миррой тело натираю И лучшие одежды выбираю: Ведь эту ночь с тобой я проведу. О Фатин! Мрак надо мною крылья распростер, И ждет меня в пути моем унылом Глухое одиночество — шатер Отшельника, утратившего силы. * * * Как я тоскую по твоим глазам, По свету их. О боже, как хочу я В них утонуть, чтоб, скорбь мою врачуя, Твоей любви целительный бальзам Облек меня волшебной синевою. О солнце над лазурною волною, Как я хотел бы стать хоть чем-нибудь В твоей стране, Куда заказан путь. Я стал бы соловьем в твоем саду, Где солнце облака вплетает в косы, Где в розовых кустах искрятся росы,— Я пел бы там… Но где тебя найду? Болит Незаживающая рана: Зачем из жизни Ты ушла так рано? * * * …Из нитей сердца Я соткал мольбу Холмам и птицам, Звездам и рассветам, Чтобы мою печальную судьбу Узнали все влюбленные поэты, Чтоб знали, Как несчастен человек, Любимую утративший навек.

Изгнание

1970 году умер Гамаль Абдель Насер. К власти пришел Анвар Садат, сторонник проамериканской ориентации. Те перемены к лучшему, которые были достигнуты в годы правления Насера и должны были облегчить жизнь порабощенного феллаха и рабочего, те реформы, которые должны были способствовать развитию государственной промышленности Египта, — все подверглось пересмотру. Земли, конфискованные у феодалов после революционного переворота и отданные феллахам, были отобраны и возвращены помещикам. Частный капитал получил небывалое развитие. Капиталисты Европы и Америки открыли новые банки и вскоре стали хозяевами экономики Египта. Демократические свободы, завоеванные революцией, были отвергнуты Садатом, арестованы прогрессивные деятели, посвятившие свою жизнь борьбе за социальную справедливость, прерваны связи со странами социализма, высланы из Египта инженеры, строители Асуанской плотины, ученые, военные советники, закрыто Общество египетско-советской дружбы. Об этих переменах, которые нанесли огромный урон стране, аль-Хамиси писал с гневом и возмущением.

— Я написал несколько статей, в которых разоблачил предательство, творимое египетской реакцией, — рассказывал он друзьям. — Я видел это предательство в преднамеренном ухудшении советско-египетских отношений, в оголтелой антисоциалистической кампании, развязанной на страницах газет и журналов, в постепенном отказе правящего режима от прогрессивных реформ Насера. Эти мои статьи вызвали гнев реакции. Мне стало известно, что надо мной готовится расправа.

Главнокомандующий египетскими вооруженными силами, генерал Мухаммед Ахмед Садек, во всеуслышание сказал, что мятежного поэта надо проучить. Он угрожал расправой и поручил тайной полиции следить за поэтом. У дома, где жил аль-Хамиси, появились полицейские в гражданской одежде. Они круглые сутки вели слежку, брали на учет каждого, кто приходил в дом аль-Хамиси. Было тревожно: не пострадают ли друзья, которые часто бывали в этом доме? Не хотелось подвергать опасности поэтов, актеров, общественных деятелей, друзей из Сирии и Ливана. Опасность быть арестованным грозила не только хозяину дома, но любому из гостей. Пришлось предупредить товарищей. Аль-Хамиси лишился возможности видеть близких и дорогих ему людей.