Рыцарь XX века
(Повесть о поэте Абд ар-Рахмане аль-Хамиси из долины Нила) - Моисеева Клара Моисеевна - Страница 47

47

С тех пор как аль-Хамиси покинул свой дом в Каире, у него не было пристанища. И вот он вспомнил гостеприимную Москву, где бывал много раз, где его сердечно встречали советские писатели, где издавали его книги, где были искренние друзья.

Москва радушно приняла прославленного борца за мир, поэта, воспевшего мир. Аль-Хамиси поселился в Москве. Он обрел уютный дом, который стал центром притяжения всех молодых арабов и египтян, которые учились в московских институтах, в университете, в консерватории. Дом аль-Хамиси был открыт для многочисленных гостей из арабских стран, которые приезжали в Москву на конгрессы, съезды и симпозиумы. Каждый был желанным гостем. И правитель страны, и знаменитый режиссер, прибывший на очередной кинофестиваль, и писатель, и композитор. Квартира аль-Хамиси стала центром, где встречались общественные деятели арабских стран, разрозненные, рассеянные по многим странам мира. Наконец-то поэт обрел свой письменный стол и полки с книгами, телефон, связавший его со многими странами мира, обрел возможность писать свои дивные касыды, завоевавшие признание миллионов читателей.

Аль-Хамиси стал любимым поэтом не только в Москве, но и во всей бескрайней многолюдной Советской стране. Много раз издавались его поэтические сборники. Советские критики и востоковеды с восторгом принимали новые книги стихотворений и поэм.

Аль-Хамиси называли одним из основоположников революционного романтизма. Он строил грандиозные планы революционных преобразований в своем любимом Египте. Учение Маркса и Ленина подсказывало пути развития его страны. И он трудился во имя осуществления великой цели. Ленину посвящено одно из лучших его стихотворений.

Слышу, как, напоенное радостной новью, твое сердце пульсирует в шаре земном. Вижу — руки твои прижимают с любовью континенты и страны в порыве живом. День рожденья вождя в новых веснах нетленен. Сколько славных имен прославлялось людьми, но вовек не объять имя краткое — Ленин…[7]

В 1980 году аль-Хамиси стал лауреатом международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами». Чествование лауреата решили провести в Бейруте. В здании университета имени Насера собрались его друзья и ученики из Египта, Сирии, Иордании, Ливии и Туниса. Поэта оберегала группа друзей. Они знали, что аль-Хамиси угрожает опасность. За час до митинга собравшиеся узнали, что исчезли два товарища аль-Хамиси, прибывшие из Египта на чествование друга. Никто не знал, где их искать и какова их судьба.

Открывая торжественное собрание, омраченное бедой, Генеральный секретарь компартии Ливана Жорж Хауи сказал:

— Поэзия Абд ар-Рахмана аль-Хамиси воспевает борьбу арабских народов. Его премия — это премия всем сражающимся за свободу арабской нации, призывающим к борьбе против империализма и сионизма. Мы можем противостоять им, только объединив все силы арабской нации. Чествуя нашего друга, боевого поэта, мы одновременно выражаем благодарность Советскому Союзу. Чествование Абд ар-Рахмана аль-Хамиси — это чествование советско-арабской дружбы.

Аль-Хамиси слушал выступления своих друзей, но думал о товарищах, которые исчезли и неведомо, вернутся ли? В ту же ночь аль-Хамиси написал взволнованную поэму «Любимая! Когда б они смогли…».

Любимая! Узнал я, что они По следу моему все ближе кружат. Награда ждет того, кто, обнаружив, Убьет меня… Загонщикам сродни, Они во тьме на тропах мне знакомых Смертельные готовят западни. Я опускаюсь в ночь аэродромов Под именем чужим… Судьбой влекомый, Не знаю, где, лицо свое тая, Меня подстерегает смерть моя. Любимая! Когда б они смогли Загнать меня в расставленные сети, Они бы это тело рассекли И бросили его на грудь земли, И я бы смерть В ее объятьях встретил…

В июне 1983 года состоялась Всемирная ассамблея «За мир и жизнь против ядерной войны». В Праге собрались представители десятков стран. Аль-Хамиси возглавлял делегацию египетских демократов. К этому времени московское издательство «Прогресс» подготовило сборник поэм аль-Хамиси на русском, английском, немецком и чешском языках. Делегаты Всемирной ассамблеи смогли познакомиться с прославленными произведениями египетского поэта, посвященными борьбе за мир.

Много раз бывал аль-Хамиси в Праге. Он полюбил эту страну и ее талантливый народ. Но рядом с тем прекрасным, что создала национальная культура Чехословакии, каждому бросались в глаза следы фашистского нашествия. На всю жизнь остались в памяти поэта впечатления от старинной крепости Терезин, превращенной нацистами в концентрационный лагерь. Свое впечатление поэт увековечил в поэме «Терезин».

Терезин! Холмы расспрошу я про муку твою, В них свет назиданья не меркнет: Ведь в каждой пылинке, В молекуле каждой И в скорбно поникшей былинке — Здесь пепла частица… Казненных нетленные лики За черным покровом печали Душой узнаю. Здесь храм безымянных героев… * * * …За миг до казни Из глубоких рвов К своим убийцам жертвы тянут руки, Сведенные в невыносимой муке. Я вижу их, Терезин!.. Тела — Истерзаны, глаза — как сгустки боли, Сердец сожженных серая зола В култышках пальцев, Сломанные ребра, Мозг на костях раздробленных повис… Они кричат, И ветер с жутким воем Обрывки воплей с туч бросает вниз…

Эта поэма выстрадана поэтом. Она напоминает о чудовищных злодействах фашизма. Она кричит: «Нет войне!» Вместе с миллионами защитников мира аль-Хамиси хотел, чтобы люди никогда не узнали тех ужасов второй мировой войны, которые живут в памяти народов.

Прошло более десяти лет с того дня, когда он лишился родины. Он ценит своих друзей в Москве, радуется, когда к нему приезжают его соотечественники, но чувство одиночества и потери любимой родины никогда не покидает его. К нему очень внимательны московские врачи. Они стремятся побороть тяжелый недуг, но больные легкие, удушливый кашель тревожат самых искусных медиков. Старый профессор уговорил больного поехать в Крым, в прославленную здравницу, где климат благотворен для легочных больных. И вот он в Гурзуфе.

Я в Гурзуф занесен угольком из потемок чужбины, В нем мерцали, сменяясь, изгнанье, тоска и недуг. Я лелеял в себе сохраненный лишь волей единой Огонек, устоявший под шквалом невзгод и разлук. Но дыхание бури дало ему силы: как прежде, Он горит, не сгорая во мраке, мятежен и рдян… И тогда распахнул я ожившее сердце надежде, От лица ее горечь, усталость и боль отведя. И хоть злая болезнь точит ребра тупою пилою, И хотя каждый вздох, словно нож мои легкие рвет, Стоит море увидеть — себя ощущаю волною, Той, что в солнечной пене, ликуя, на берег идет. Белой чайкой парю и пою над слепящим простором, Там, где высь бороздят караваны тугих облаков, Гибкой веткой клонюсь в светлой роще, взбегающей в гору, Ветерком предрассветным скольжу меж деревьев легко. И в душе отогревшейся юная радость танцует Под мелодию моря, под ритм набегающих волн…