Месс-менд. Роман - Шагинян Мариэтта Сергеевна - Страница 29

В ту же минуту в отверстие раздался сухой голос, показавшийся Рокфеллеру удивительно знакомым:

- Настало время вашего выступления, мистер Рокфеллер. Отныне вы - русский коммунист Василов. Вы не знаете русского языка. Вас встретят, вам отведут комнату на Мойка-стрит, 81. У себя под подушкой вы будете ежедневно находить наши инструкции. Под тюфяком лежит миллион долларов на ваши расходы. Люди с правой рукой в черной перчатке будут навещать вас и передавать различные предметы. Ваша основная задача - укрепиться на главнейшем из русских металлургических заводов, чтоб взорвать его, подготовив одновременно взрывы в других производственных русских пунктах, и войти в доверие вожаков коммунизма, чтоб подготовить их массовое уничтожение в день Октябрьской годовщины. Держите себя тактично. Играйте свою роль талантливо. Комитет облекает вас своим доверием.

С этими словами голос замолк, и отверстие стены задвинулось.

Артур Рокфеллер еще не пришел в себя от всего услышанного, как пол под ним медленно заколыхался и стал опускаться с ним вместе. Через минуту движение прекратилось, наверху раздался сухой треск. Артур оглянулся и увидел себя в каюте Василова, где все стояло в прежнем порядке. Дверь каюты была полуоткрыта.

Рокфеллер запер ее на ключ, подошел к зеркалу и оглянул себя с ног до головы. Потом он сунул руки в карманы, достал все документы Василова и принялся внимательно их изучать. Все было в порядке - вот партийная книжка, полицейское удостоверение, письма и рекомендации от нью-йоркских коммунистов. Вот конверты, адресованные главарям русской революции. Вот письмо из Петрограда, где он, Антон Василов, приглашается главным инженером на Путиловский завод. А вот - что это такое, черт возьми?!

Рокфеллер держал в руках смятый клочок бумаги, с выцарапанными на нем карандашом безграмотными буквами. Когда, наконец, он разобрал его содержание, из груди мнимого Василова вырвался гневный вопль. Да что же это такое, будь оно проклято! Эй, кто-нибудь, сюда, сюда! Господа фашисты, синьор Чиче, принц, виконт!..

Артур Рокфеллер как бешеный колотил в стену кулаками, но никто не отзывался, и ни одна щель не раскрылась. Все было тихо, за окном клокотал шторм. Рокфеллер с ужасом опустился в кресло.

Он был подготовлен ко всему, но не к этому. Он готов был двадцать раз пожертвовать своей жизнью, чтоб стереть с лица земли мерзких людей, убивших его отца. Но иметь жену… Иметь упрямую и безграмотную жену по имени Катя Ивановна, из упрямства поехавшую на другом пароходе и поджидавшую его в Кронштадте!.. Артуру Рокфеллеру, величайшему женоненавистнику, было невозможно совладать с охватившим его ужасом.

Долго он сидел, как пригвожденный. Но мало-помалу мысли его прояснились.

В конце концов фашисты знают, что делают, и, быть может, эта самая Катя Ивановна нужна ему как помощница… Кроме того - Рокфеллер заглянул в иллюминатор, - шторм и не думает утихать, он подбрасывает «Торпеду», как щепку. Разве нет надежды, что старая дырявая «Амелия» разлетится от его напора вдребезги прежде, чем дойдет до Кронштадта? И, наконец, Артур Рокфеллер имеет право отстоять свою свободу. Он… ага! Вот блестящая идея. Он перенес тяжкую морскую болезнь, разрушившую его душевное спокойствие. Он должен отдохнуть, он не в силах исполнять своих супружеских обязанностей, он потерял память на многие вещи, имена, события в прошлом. Ему следует держаться независимо и раздражительно. Он не даст ей раскрыть рта, черт побери… Все-таки лучше уж фиктивная жена, чем настоящая, если судьбе угодно сделать его женатым человеком…

Несмотря на этот поток благоразумных мыслей, Артур Рокфеллер чувствовал себя далеко не спокойно. В продолжение всего путешествия он много раз пытался вступить в сношение с таинственными людьми, управлявшими его судьбой. Он несколько раз в день спрашивал капитана Грегуара, но ни капитан, ни фашисты не подавали никаких признаков жизни. Его предоставили самому себе.

Шторм утих, «Торпеда» медленно вошла в Финский залив, оставив почти всех путешественников в Гамбурге и Штеттине.

Мнимый Василов стоял на палубе парохода, нервно разглядывая в бинокль наплывающие очертания Кронштадта. Погода была холодная, дул резкий северо-восточный ветер.

Штурман Ковальковский бегал по палубе с сердитым лицом. Черт побери эту страну! Очень нужно ехать в порт, где вы не найдете ни одного порядочного человека и где во главе государства стоят рабочие.

Между тем в топке, в машинном отделении, в кухне, в рулевой будке тоже царило возбуждение, и чем дальше подвигался пароход, тем оно становилось сильнее и сильнее.

- Да уж я вам доложу, братцы, - ораторствовал Ксаверий, бледный от волнения, - вот мы с вами тут сидим, обливаемся седьмым потом, и эта собака штурман, не говоря уже о рыжем, может дать вам кулаком в зубы, а там, ребята, ого-го-го! Там наш брат - первый человек. Там сам адмирал из простых матросов и ходит себе в обнимку с кочегаром, вот оно как!..

- А на заводах-то рабочие - директорами! - вырвалось у португальца Пичегры сквозь стиснутые зубы.

- Работать, сволочь! Я вас! - завизжал сверху голос Ковальковского. - И чтоб ни один из вас носу не казал на берег, поняли?

Матросы, ворча, разбрелись по своим местам.

Кронштадт. Безлюдный рейд прошел перед биноклем Артура (будем называть его отныне Василовым). «Торпеда» подвигалась и подвигалась. В туманном северном небе, как призраки, высились далекие башни, пики и купола Петрограда.

Вот они стали. Сброшен трап. Штурман Ковальковский со злобным лицом указывает Василову на выход. Пароход кажется мертвым, нигде ни живои души. Но когда Василов, с чемоданом в руке, спустился вниз в обществе красивого русского красноармейца и двух таможенников, матросы «Торпеды» не вытерпели: они высыпали гурьбой на палубу, с Ксаверием во главе, и заорали все, сколько их было, - американцы, немцы, итальянцы, португальцы, французы, абиссинцы, англичане, швейцарцы, ямайцы:

- Ура! All`right, русские товарищи!

- Здорово, ребята! - крикнул красноармеец, обернувшись. - Кланяйтесь американским рабочим.

Обе стороны почувствовали прилив энтузиазма, хотя слова, произнесенные ими, были не понятны и той и другой. Штурман Ковальковский, как лев из засады, прыгнул в гущу своих матросов.

Тем временем к Василову подошло несколько молодых людей в военной форме, поздоровавшихся с ним на чистом английском языке и отрекомендовавшихся ему как его будущие партийные товарищи. Один из них вежливо вывел кого-то из-за сваленных в кучу бочонков и сказал:

- Ваша жена дожидается вас с утра, товарищ Василов.

Несчастный Василов вздрогнул, похолодел, поднял глаза и…

29. ЯНКИ В ПЕТРОГРАДЕ

Вместо вздорной и упрямой женщины, преисполненной всех пороков, перед Василовым стояла красавица. Она взглянула на него, запнулась и протянула ему ледяные пальчики.

Люди в военных фуражках довели их до автомобиля, усадили, один вскочил рядом с шофером, другие приветственно подняли руки, и автомобиль помчался по Петрограду.

Василов растерянно наблюдал за своей женой. Он с наслаждением уцепился бы мыслью за какой-нибудь из ее изъянов, чтобы расшевелить свою ненависть. Но Катя Ивановна была возмутительно хороша собой, возмутительно совершенна. Каждое движение ее было полно грации, голос походил на мурлыканье флейты; она не говорила и не делала ничего неуместного, ничего такого, что оправдало бы его презрение.

Между тем вокруг них летели величественные улицы Петрограда. Они ничуть не походили на фотографии в уличных нью-йоркских листках. Дома-дворцы стояли рядами, отражаясь в зеленой воде каналов. Тысячи автомобилей и мотоциклетов сновали взад и вперед, по каналам бежали моторные лодочки, магазины были открыты, витрины полны товаров, и пешеходы сновали мимо них с ужасающей быстротой. Не успели Василов с женой отвести глаза друг от друга, как уже заметили эту несообразность, и оба воскликнули, обращаясь к своему спутнику: