Бремя чести (СИ) - "Darling Jen" - Страница 96

«Словно на маскарад собрался», — мелькнула мысль у Наместника. Ему было невдомек, что наряд Колина любой варвар счел бы верхом изысканного вкуса.

За пышностью цветов скрывался умудренный во всех тонкостях политики человек. В нем гармонично сочетались знания придворных интриг, музыки, литературы и прочих наук. Мало кто в известном мире смог бы устоять перед его красноречием.

Эти бесспорные дарования позволяли ему покорять собеседника точными, деликатными фразами. И в конце беседы он умел искусно подвести к тому, что собеседник сам предлагал помощь, искренне полагая, что решение исходит от него самого. Про Табара ходили легенды: мол, он может убедить воду в том, что она огонь.Но в случае с Наместником коса нашла на камень. Правитель Вусэнта, может, и не знал наизусть сонеты Фрахента, не мог с ходу определить, чьей кисти принадлежит та или иная картина, но зато в искусстве переговоров ему не было равных.

Многие разы они встречались в тиши кабинета Наместника и обсуждали стоящую перед ними проблему, но к единому выводу так и не пришли.

— Уважаемый Колин! Возможно, ты забыл, но время приема еще не подошло, — с убийственной вежливостью заметил Наместник. — Обычно я принимаю послов не ранее шести часов вечера.

На смуглом лице сложно было что-либо прочитать. Табар прошел к креслу напротив стола и уселся там, звеня бусами. Посмотрев Наместнику в глаза, он обнажил в улыбке белоснежные зубы, которыми в Крае Вечной Зимы наверняка пользовался для того, чтобы отрывать от только что забитых зверей куски сырого мяса, и сказал:

— Я прекрасно осведомлен о правилах, принятых во дворце, ваша светлость. Думаю, сегодняшний мой визит вызван исключительными обстоятельствами, поэтому я взял на себя смелость миновать ваших помощников и явиться прямо перед вами.

«Ишь, собака, как по писанному чешет, — не смог удержаться от восхищения Наместник. — Только вот чего ему понадобилось от меня в неурочный час? Того и гляди, вытащит откуда-нибудь нож и прикончит меня, а я даже на помощь позвать не смею: этим я покажу свою слабость».

— Мы по-прежнему не можем ничего вам предложить, — сказал Наместник, вертя в руках перо.

Табар некоторое время поразмышлял, стоит или не стоит говорить напрямик, но затем, посмотрев на осунувшееся лицо Наместника, сделал вывод, что стоит, и будничным, ровным тоном произнес:

— Ваша Светлость, мой повелитель уже передавал вам, чем это грозит.

«Грозит! Да как он смеет угрожать мне! — возмутился про себя Наместник. — Кто он такой, этот пропахший вонючим потом мужик? Почему я должен слушать его? Спокойно. Я должен держать себя в руках». Тусклым тоном Наместник повторил:

— Я не могу ничего поделать.

В глазах Табара промелькнули и погасли злобные искорки. Он вскочил на ноги и сдержанно заметил:

— Я пытался, Ваша Светлость, Скальдара свидетель, я пытался все эти дни наладить наши треснувшие отношения! Но, как видно, все мои усилия пошли прахом. Я вынужден объявить от имени своего народа войну Вусэнту.

Наместник стиснул зубы. Как он боялся этого мгновения, и вот оно настало! Бедные горожане, еще немного — и они познают весь ужас войны… Но меньше всего на свете Наместнику хотелось обнажить свои чувства перед этим шутом, поэтому, собрав волю в кулак, он надменно взглянул Табару в глаза и сказал:

— Война вам ничего не даст.

Нужды сдерживаться послу варваров не было. Грохнув кулаком об стол, так, что подпрыгнули кипы бумаг, он воскликнул:

— Вы слишком часто употребляете слово «ничего», Ваша Светлость! Уверяю вас, что после того, как начнется война, в вашем лексиконе появятся новые слова. Боль. Смерть. Страх. Болезни, в конце концов!

— Довольно, — прошипел Наместник. — Хватит с меня! Или ты сейчас же уберешься отсюда по-хорошему, или…

— Нет уж, я скажу вам все, что думаю! — запальчиво объявил Табар, его смуглое лицо побледнело. — Вы можете обмануть свой народ, но не меня. Если бы вы заручились королевской поддержкой, то уже давно бы не испытывали недостатка в продуктах, а в армии и вовсе не было бы нужды. Но вы — глупец, который думает, что сможет в одиночку противостоять всему миру. Я сказал — война объявлена. Посмотрим, как вы запоете, когда в ваш разлюбезный город придут озверевшие от голода ледяные гиганты!

— Вон! Вон отсюда! — заорал, устав сдерживать эмоции, Наместник. Перо с сухим треском распалось в его руках на две половинки. — Стража! Стража!

Прижав руку к шее, где болтались амулеты, бусы и цепочки с таинственными висюльками, Колин Табар неразборчиво прошептал несколько слов и с легким хлопком растворился в воздухе.

— Магия! — вскричал Наместник, взмахом руки отсылая прибежавших на зов стражников. — Вновь эта проклятая магия! Свардак тебя поглоти, Колин Табар… Советников ко мне, быстро.

Новость о войне распространилась по всему городу с ужасающей скоростью. Люди оставляли нехитрые праздничные забавы, женщины плакали, а те, кто пошустрее, кидали самое необходимое в телегу, собираясь покинуть город как можно быстрее.

Но, подъехав к воротам, они видели перед собой закрытые створки.

Наместник объявил осадное положение.

Глава 14

Отряд скакал по дороге, растянувшись на добрых полмили. Ветер был суров к быстрым всадникам, немилосердно задувал в открытые забрала шлемов и проникал сквозь щели в латах к телам, едва защищенным от холода дубленой кожей и исподними льняными рубахами. Все словно стремились очутиться как можно дальше от Вусэнта, от горького и несправедливого решения магистра.

Рыцари возбужденно переговаривались, обсуждая суд богов и свою дальнейшую участь. Сэр Энсиваль уверял, что назавтра магистр раскается и примет их обратно в лоно Ордена, но многие недоверчиво покачивали головами. Упрямый нрав лорда Улина был известен слишком хорошо.

Слэм ехал подле паладинов. Его конь ничуть не устал от двойной ноши: рейнджер вез Экроланда впереди себя, словно похищенную девицу. Голова рыцаря бессильно склонилась к плечу, временами он едва слышно постанывал, словно в забытьи его мучили кошмары. Временами Слэм бросал взгляд на пустые ножны, висевшие на поясе Экроланда, и хмурил густые брови. Он сразу заподозрил, что с этим мечом дело нечисто, стоило рыцарю впервые споткнуться на Арене.

— Как он? — подъезжая, осведомился Синюрд.

— Все так же, — стискивая зубы, отвечал Слэм. — По-хорошему, ему надо сейчас находиться под присмотром священника. Я бы многое отдал, лишь бы нам на пути встретился самый завалящий храм!

— Дело не в ране, — донесся голос Тьего. Паладин железной рукой правил конем, не позволяя ему ни на шаг сбиться с пути. Рыцари исподтишка разглядывали его маску и обменивались удивленными взглядами. — Я бы первым засмеялся, упади в обморок наш славный Эри из-за этой ничтожной царапины. Я вижу, словно все его силы выпиты досуха… И это сделал меч.

— Ему имя Талиндар. Хороший же подарочек сделал царь! — горько воскликнул Слэм, едва успев поймать кренящегося Экроланда. Водворив рыцаря на место, он продолжал, — конечно, Толлирен не мог знать о сути проклятия, висевшего над мечом. Он говорил, что лучшие кузнецы перековали Талиндар…

— Монетка, — едва слышно прохрипел Экроланд.

Слэм замедлил ход и повернул голову друга к себе. Рыцарь очнулся, в этом сомнений не было. «Он пришел в себя!» — волной пошла весть по отряду.

Торопливо потянувшись к седельной сумке, Слэм выудил оттуда флягу с крепчайшим бренди и прежде всего заставил Экроланда отпить большой глоток. Рыцарь закашлялся, но его глаза заблестели, из них исчезла муть.

— Монетка, Слэм, — горько повторил Экроланд, повесив голову.

— Мастер Слэм, не так давно мы встретили странную женщину, — ввернул Аткас, стремясь быть полезным, — она выглядела сумасшедшей и все твердила про какую-то монетку…

— И она оказалась сто раз, нет, тысячу раз права! — воскликнул Экроланд. — Я должен был дать Толлирену выкуп за меч, и тогда сегодняшний день запомнился бы всем как день моего триумфа, а не самого жалкого поражения, кое только можно себе представить…