Япония, японцы и японоведы - Латышев Игорь - Страница 46

- Что это наша попутчица принесла? - спросила она меня.- Как это понимать - как шутку или насмешку?

- Да нет же,- успокоил я ее,- это обычный для японцев памятный сувенир. Посылают здесь такие сувениры как знак уважения к тем, кому они предназначены.

Интересно, сохранила ли Алла Константиновна потом этого милого глиняного малыша в своей московской квартире? Не уверен.

Большую пользу делу упрочения симпатий японской общественности к Советскому Союзу принесли в те годы частые визиты в Страну восходящего солнца видных представителей советской интеллигенции: ученых, музыкантов и писателей. Летом 1960 года в Японии побывала, например, делегация советских философов в составе Федосеева, Окулова, Радуля-Затуловского и других. Как журналист я побывал на их встречах с японской интеллектуальной элитой и убедился лишний раз в том, что в тот момент значительная, если не большая часть японских философов-мыслителей находилась под влиянием марксистско-ленинской философии и открыто симпатизировала нашей стране. Особенно показательна в этом отношении была метаморфоза в мировоззрении одного из крупнейших философов Японии Янагида Кэндзюро, который до войны и в годы войны стоял на идеалистических, шовинистических позициях, а потом, осудив все свои прежние взгляды, стал истым приверженцем марксистской материалистической идеологии. С этим предельно искренним в своих взглядах японским философом я познакомился в дни пребывания в Японии нашей делегации Института философии АН СССР и не раз еще встречался потом.

Но, пожалуй, самое яркое и теплое воспоминание оставило у меня пребывание в Японии одного из наиболее известных тогда отечественных писателей - Константина Михайловича Симонова.

В марте 1961 года редакция "Правды" известила меня телеграфом о его приезде в Японию. В телеграмме содержалось поручение оказать ему как давнему корреспонденту "Правды", писавшему для нее свои статьи в годы войны, содействие в его встречах с японскими коллегами. Встретив Симонова в аэропорту Ханэда, я отвез его в гостиницу "Гиндза Токю", где кто-то в Москве пообещал заказать ему номер. Но по приезде в гостиницу выяснилось, что никакого заказа не было, а свободных номеров в гостинице также нет. Звонки администраторов в соседние гостиницы равным образом не дали ожидаемых результатов: в Токио начался туристский сезон и с гостиничными номерами было всюду плохо. Тогда я нерешительно предложил Симонову ночлег в корпункте "Правды" в одной из комнат на втором этаже, рядом с нашей спальней. Правда, кровати там не было, а стоял не очень широкий топчан. Осмотрев это помещение, Симонов согласился остаться в нем, и проблема гостиницы была снята: все две недели своего пребывания в Японии он жил у нас, что доставило мне незабываемую радость повседневного общения с этим простым, обаятельным и мудрым человеком.

С помощью моего секретаря Хома-сана Симонов договаривался о встречах с наиболее известными японскими писателями. Некоторые из них приезжали в корпункт "Правды", а к некоторым он ездил на машине корпункта в сопровождении Хоммы и Сато. В воскресные дни, по вечерам, а также в дни, когда на улицах Токио происходили какие-то важные события, он присоединялся ко мне, и это позволяло мне беседовать с ним по пути на самые разные темы. За обеденным столом он любил рассказывать различные истории из своей фронтовой и журналистской жизни, а в свободные минуты не раз непринужденно играл с моим шестилетним сыном Мишей. Преобладали у них игры военного характера: Миша с пистолетом в руках гонялся за ним, а Константин Михайлович падал при выстрелах на ковер и изображал убитого немца.

В дни, когда он принимал в гостиной корпункта своих гостей-писателей, я в случае свободного времени также присутствовал на этих беседах. Приходили к нам писатели Кайко Такэси, Оэ Кэндзабуро, Исикава Тацудзо, Ода Макото и другие знаменитости. Разговоры у Симонова с ними были интересными, а темы были самыми разнообразными. Симонов вальяжно сидел обычно в одном из глубоких кресел, почти непрерывно курил трубку, набивая ее каким-то очень душистым табаком, и говорил не спеша, с раздумьем и постоянным вниманием на лице к словам собеседника.

В беседах со мной, даже если речь шла о его семейной, супружеской жизни, он не таился и без всяких недомолвок, попросту рассказывал о своем первом браке, об отношениях с прежней женой актрисой В. Серовой, с новой женой, а также с детьми и родственниками.

Более всего заботили его в Токио поручения жены: будучи научным работником-искусствоведом, она, как выяснилось, проявляла особую любовь к восточной керамике. Поэтому, прогуливаясь по улицам Токио, мы не упускали случая заходить в магазины, где продавалась посуда и прочие керамические изделия. Больше всего интерес Константина Михайловича вызывали изделия, привезенные из различных глухих провинциальных районов Японии, отражавшие в своем облике типично японские эстетические понятия и запросы. Из Японии он повез тогда в Москву огромный тяжелый ящик с керамикой, и это выгодно отличало его от большинства наших соотечественников, увозивших обычно из Японии в те годы либо швейные изделия, либо электронную аппаратуру, которая в то время была еще, между прочим, не такой совершенной, как в наши дни.

Накануне своего отъезда в Москву он предложил мне передать какой-нибудь подарок моей старушке-матери. Я положил в небольшую спортивную сумку теплую вязаную кофту и письмецо в конверте в расчете на то, что Константин Михайлович по приезде в Москву поручит кому-нибудь из своих молодых родственников или знакомых доставить эту посылочку по назначению. Однако месяц спустя я получил от моей мамы взволнованное письмо. В письме она сообщала, что на днях к ней вечером приходил писатель Симонов, принес ей мою посылку, сидел с ней за столом, пил чай и рассказывал ей о Японии и о нашей жизни в этой стране. Это внимание знаменитого писателя к простой пожилой женщине-пенсионерке, ради которой он потратил целый вечер, беседуя с ней, глубоко тронуло меня. В этом добром жесте лишний раз проявилось его благородство и неподдельная внимательность к простым людям.

По приезде в Москву я не искал встречи с Константином Михайловичем, чтобы, не дай бог, не показаться ему, да и самому себе, личностью, ищущей знакомств со знаменитостями и набивающейся к ним в друзья. Но один раз мы встретились с ним на приеме, устроенном в японском посольстве по какому-то торжественному случаю. Наша беседа была недолгой, так как неподалеку от нас в толпе приглашенных на прием гостей появился академик Н. И. Конрад. При этом выяснилось, что Конрад и Симонов лишь слышали друг о друге, но ни разу не встречались. Мне при таких обстоятельствах выпала честь представить друг другу этих именитых людей. Когда между ними завязалась беседа, я отвлекся на разговор с кем-то другим. А для академика-японоведа писатель Симонов мог быть, наверное, интересным собеседником хотя бы потому, что он не только дважды побывал в Японии, но и написал в итоге своего первого пребывания там интересную книгу "Япония. 1946 год", изданную в 1977 году.

И все-таки самый весомый вклад в завоевание симпатий японцев к нашей стране внесли в те годы не столько первые советско-японские торговые сделки и обращенные к японцам заявления советских руководителей, сколько тогдашние блистательные успехи наших ученых в освоении космоса и особенно беспримерный космический полет Гагарина.

Незабываемыми остаются для меня воспоминания о 12 апреля 1961 года дне, когда по всем радиостанциям и телевизионным каналам Японии молниеносно разнеслась весть о первом полете в космос человека - советского офицера-летчика Юрия Гагарина. В тот день на стихийный митинг в посольстве собралась большая часть советской колонии. Правда, меня там не было, так как я был занят срочной отправкой в газету откликов японцев на это событие. Как рассказали мне потом, на этом митинге все было необычно: вместо казенных речей штатных ораторов собравшиеся пели советские песни и кричали "ура!". К подъезду советского посольства хлынуло большое число японцев, с тем чтобы поздравить советских людей и выразить свое восхищение их достижениями. Поздравления пришли в посольство в тот день не только от простых людей, но и от японского правительства, депутатов парламента, профсоюзных объединений и др. На следующий день газета "Правда" опубликовала переданное мне по телефону 12 апреля 1961 года заявление председателя Генерального совета профсоюзов Японии Ота Каору, в котором, в частности, говорилось: "Сегодня Советский Союз открыл новую эру в истории человечества. В мирном соревновании между СССР и США снова, и притом с особой силой, выявилось неоспоримое превосходство вашей социалистической страны. Сегодняшнее радостное событие - еще одно свидетельство превосходства социализма над капиталистами и в то же время это огромный вклад в дело мира" ("Правда", 13 апреля 1961 г.).