Город ведьмы (СИ) - Азимова Анна - Страница 30

В передней их встретила изнуренного вида женщина. Ее бесцветные волосы были собраны на затылке в узел, одежда была небогатая, но чистая и аккуратная, а глаза казались потухшими и безжизненными. Она бессловесно кивнула Клоду и указала куда-то вглубь дома. Густав, не дожидаясь ее знака, уже пересек коридор и скрылся в одной из комнат. Клод поспешил за ним.

В спальне, а Клод ни на минуту не усомнился, что это спальня, было темно и сыро. Из мебели здесь были потемневший от времени комод, высокое зеркало в углу и кровать в самом центре комнаты, на которой лежал человек. Под кроватью стоял тазик, от которого шел слабый, но стойкий запах рвоты, сам больной выглядел измученным и ослабленным. Занавески на окнах были плотно задернуты, отчего в комнату и днем почти не попадало света, а сейчас, при непогоде, и вовсе царил мрак. Женщина уже суетилась, зажигая свечи, но Клод был уверен, что, если бы не визит доктора, больной остался бы лежать в темноте.

Мернье опустился на постель больного, а Клод почтительно стоял за его спиной чуть поодаль. Но это не помешало ему рассмотреть волдыри на руках, лежавших поверх одеяла, а фаланга правого мизинца показалась Клоду черной.

— Ну как вы, голубчик? — ласково поинтересовался Густав. Больной в ответ застонал.

— Плохо, доктор. Ничего не помогает.

— Ну, не стоит торопиться, — доктор пошарил в карманах и вытащил небольшой пузырек. — Вот это очень хорошая мазь. Смажете ваши волдыри на ночь, а утром проснетесь как ни в чем не бывало!

— А как же жар, доктор? — спросила женщина. — Вы только потрогайте его лоб — Эмиль же весь горит!

— Спокойно, Манон, — голос Мернье звучал по-отечески ласково, и Клод даже поверил, что нет никаких поводов для беспокойства. — Скорее всего, это какая-то аллергия…

— Но у него за всю жизнь не было аллергии! — всплеснула руками Манон. — Он и не болел никогда!

Она бросила беспокойный взгляд на мужа, но тот закрыл глаза и пытался дышать ровно.

— Такое случается, — продолжил доктор все тем же мягким голосом. — Рано или поздно…

За стенкой послышались шаги, стук и какой-то звон. Манон резко обернулась на звук и сказала извиняющимся тоном:

— Это, наверное, дети. Пойду проверю.

Она вышла в смежную дверь, а Мернье повернулся к Клоду.

— Я хочу, чтобы ты осмотрел Эмиля.

С этими словами он поднялся, уступая место. Клод осторожно приблизился к больному, будто резкие движения могли ему навредить, и принялся прощупывать пульс, слушать дыхание и проверять зрачки. Все говорило о том, что Эмиль очень страдает, и мазь вряд ли ему поможет. Болезнь была тяжелая, но Клод не знал ей название — ему еще не приходилось сталкиваться с чем-то подобным. Едва он повернулся к Густаву, чтобы все это высказать, как вернулась Манон:

— Дети опять что-то разбили, — пожаловалась она. — Хотели подслушать, что Вы здесь скажете. Ну, как он?

— Наносите мазь, и я уверен, что Эмиль поправится, — улыбнулся Мернье. — Пришлите за мной завтра, посмотрим, будет ли должный эффект. А сейчас нам пора идти.

— Может, останетесь к ужину? — робко спросила хозяйка, но Клоду показалось, что она не слишком этого бы хотела.

— О нет, нет, — замахал руками Густав. — Нам и правда пора. Пока, Манон, Эмиль.

Он вежливо поклонился каждому и пошел к выходу. Клод отвесил один поклон для обоих и поспешил за доктором. Едва они оказались на улице, Мернье повернулся к нему и испытующе спросил:

— Ну, что ты скажешь?

Клод опустил голову.

— Я никогда еще не встречал такой болезни, — сказал он тихо, будто боясь, что кто-то может их подслушать. — Но это определенно не аллергия. Это что-то страшное.

Мернье кивнул и указал Клоду вдоль набережной, предлагая пройтись. Шли они медленно. Тучи нависли над ними так низко, что казалось, будто еще немного — и они пройдут сквозь дымчато-серую завесу. Клод ждал, когда капли тяжело опустятся на камни набережной, но дождь все никак не начинался. Доктор же с тревогой поглядывал то на небо, то на безмятежную реку.

— Я специально позвал тебя, — начал он и умолк, подбирая слова. Только сейчас Клод заметил, что доктор как-то исхудал за последнее время, побледнел и будто бы осунулся, словно сам был болен. — Неудивительно, что ты не знаешь эту болезнь. Боюсь, Эмиль болен черной лихорадкой.

Клод не сразу понял, что он только что услышал.

— Откуда Вы знаете?

— Все симптомы налицо. Болезнь еще в самом начале: его пальцы лишь начали темнеть, но боюсь, что времени все равно осталось мало.

— А как же его жена, дети? Их же надо изолировать, они все заразятся!

— Ты прав, — согласился Густав. — Но если мы изолируем Эмиля, все догадаются, что лихорадка вернулась, начнется паника…

Клод не верил собственным ушам.

— Вы что, хотите промолчать? Хотите обречь на смерть всю семью? Думаете, они не смогут никого заразить?

Мернье остановился и повернулся к Клоду. Ему показалось, что в покрасневших уставших глазах старого врача он видит слезы.

— Я не знаю, что мне делать, Клод! Не знаю! Лихорадка в любом случае распространится, так не лучше ли уберечь людей от катастрофы, пока это в наших силах? Если сейчас начнется паника, куда побегут люди? А если среди них есть зараженные, которые понесут заразу в другие города? Как врач, я должен оградить как можно большее число людей…

— И Вы собираетесь погубить всю Тремолу? — ужаснулся Клод. В мозгу его блеснула догадка. — Так в прошлый раз Вы тоже ничего не делали, да? Вы хотели, чтобы все больные умерли здесь… Вы заперли ворота?

— Нет! — доктор отпрянул так резко, будто Клод тоже был заражен. — Я… Нет! Я пытался их спасти… Да! Они сами! Сами!

Бормоча еще что-то себе под нос, он попятился назад, ошарашенно глядя на Клода, пока в итоге не развернулся и не пустился бежать, то и дело спотыкаясь о собственную трость, хотя его торопливую переваливающуюся походку едва ли можно было назвать бегом. Клод недоуменно уставился вслед доктору, пока тот не скрылся за поворотом.

— Как же так… — прошептал он сам себе со смесью сожаления и разочарования.

«Только ты можешь помочь», — раздалось у него в голове. По спине побежали мурашки, и Клод беспокойно оглянулся. Набережная была пуста.

«Он просто человек, его не стоит винить. Не каждый может спасти…»

— Но он же врач! — крикнул Клод в пустоту. — Он должен! Он поклялся!

«Клятва — это всего лишь слова».

Рядом тихо шелестела река. Поднимался ветер, но вода оставалась спокойной. Клод повернулся к ней лицом и всмотрелся в темноту на другом берегу. Как он и ожидал — через реку на него смотрели два красных глаза Белого Лиса.

«Девочки уже вне опасности. Она злится, но не становится слабее».

— Кто — она? Черная лихорадка?

«Она следит за тобой. Она снова голодна. Будь осторожен.»

— Но что я могу? Что я должен сделать?

«Ты сам поймешь. Ты должен спасти их, спасти всех, иначе прошлое вернется и сотрет город с лица земли».

— Почему я?

«Она выбрала тебя».

— Да кто она такая?! — заорал Клод что есть силы, но Лис уже растаял в воздухе, унося с собой душевное равновесие Клода. Он чувствовал, как в душе нарастает злость. От него требуют спасти целый город, но кто? Как? От кого? От всех этих загадок болела голова, и хотелось просто отдохнуть. Раздосадованный на Абрама, Густава, Лиса и целый мир в придачу, Клод поплелся к мосту.

Зарисовка одиннадцатая

Просьба Лиса

Ветер поднимал клубы пепла и швырял в лицо. Дорога размякла от дождя, в выбоины затекла вода, и путь домой казался одним сплошным мучением. Глаза застилало от усталости, но сквозь пелену Клоду начало казаться, что где-то вдалеке от него, над пепелищем, танцуют голубоватые огоньки, по размеру куда крупнее даже самых странных светлячков. Клод замер посреди дороги и попытался всмотреться получше.

Огоньки кружили над одним местом, словно высматривая, куда приземлиться. Некоторые из них — по три, по два, иногда и по пять — держались ближе друг к другу, чем к остальным, разбиваясь таким образом на маленькие группки, которые держались обособленно.