Город ведьмы (СИ) - Азимова Анна - Страница 42

Зарисовка шестнадцатая

В сумерках

Стоило наваждению рассеяться, как подвал вдруг посветлел, и дышать стало как будто легче. Клод почувствовал, как с груди словно спала тяжелая плита, освободив его. Он посмотрел вокруг, ища объяснение своему состоянию: Абрам стоял, держась за сердце, опершись спиной на шершавую стену, Люси лежала без сознания рядом с сестрой, которую все еще мертвой хваткой держал скелет.

— Она ушла, — просипел Абрам.

— Ушла, — эхом ответил Клод. Голоса теперь звучали жутко далекими и чужими, как из другого мира. Осталась странная опустошенность и растерянность. Клод около минуты смотрел на девочек, затем опустился рядом с Мари и попытался высвободить ее из хватки Катарины. Смотреть на скелет он не мог, будто перед ним были не кости, а обнаженная женщина. Посвященный в тайны двадцатилетней давности, он чувствовал себя вором, невольным свидетелем и соучастником. Костлявая кисть разжалась на удивление просто, и Клод подхватил Мари на руки.

— Пожалуйста, отнесите Люси, — попросил он Абрама, рассчитывая, что нести восьмилетнюю девочку куда легче, чем почти взрослую девушку. — Я вернусь и сам позабочусь о Катарине.

— Ты уверен? — спросил Абрам с тревогой в голосе. — Если верить истории ведьмы, это вряд ли будет простой задачей.

— Да, — кивнул Клод. Поднимавшаяся в нем уверенность сама собой облачалась в слова. — Я должен сделать это сам.

Весь путь до спальни Мари на втором этаже его не покидала смутная уверенность, что он каким-то образом связан и с лихорадкой, и с новой ведьмой, и с Тремолой в целом. Будто само провидение вело его за собой, а Клоду лишь оставалось попадать в ритм шагов. Ступеньки жалобно скрипели под его ботинками, рассохшаяся дверь протяжно завыла, стоило ее отворить, но все эти звуки стали как-то далеки и незначительны, хотя еще вчера от них у Клода волосы бы встали дыбом. Что-то изменилось где-то внутри него.

Бережно укрыв Мари одеялом, он поспешил вниз. Дверь подвала была распахнута настежь, несколько факелов еще горели, а на полу в той же самой позе лежала Люси. Абрама нигде не было. Проглотив укол раздражения и разочарования, юноша поднял девочку и понес по той же дороге в спальню к сестре. На задворках сознания бился недоуменный вопрос: куда же подевался Абрам? Почему не помог? Почему ничего не сказал, если у него возникли дела? Но сильнее была мысль об останках несчастной Катарины, которая двадцать лет ждала упокоения.

Когда он снова спустился в подвал, горела только одна свеча. Оплывший воск струился по стенам от потухших огарков. В тусклом свете, напоминавшем лунный, от самих костей будто бы исходило слабое сияние. Клод предусмотрительно захватил из спальни девочек старое белое платье Мари, то самое, в котором он впервые ее увидел — ветхое, изъеденное дырами кружево и тонкая когда-то атласная ткань. Завернув останки в платье, Клод заметил, что другая рука Катарины когда-то была прикована цепью к одной из стен. Огонек свечи затрепетал и заметался, как от ветра. Внутренне содрогнувшись, он поднялся и направился со своей ношей к выходу. Стоило ему сделать первый шаг на лестницу, как свет в подвале окончательно погас.

На улице сгустились сумерки. Не разобрать было: то ли позднее утро, то ли ранний вечер. Из-за чехарды событий Клоду казалось, что с момента ссоры с Марком прошло не меньше недели. Тишина вокруг была мертвой, всепоглощающей: не слышно было ворон, далекого лая собак или шума перекатывающихся вод Морилама. Осторожно спустившись с крыльца на землю, Клод наступил на гравий и вздрогнул от непривычно громкого шуршащего звука. Два шага спустя на него налетел порыв ветра, распахнув полы свертка и обнажая белые кости. И весь мир вокруг вдруг ожил в это мгновение: над головой пролетела пара ворон, оглушительно каркая, где-то тоскливо завыли собаки, а со стороны города послышался приглушенный скрип, будто плохо смазанная телега ехала через мост.

Стоило выйти за ворота, как ноша вдруг стала для Клода неподъемной — словно каждая кость весила как он сам. Шаг за шагом он будто поднимался на отвесный склон, ноги и руки наливались свинцом, в голове все мутилось. Будто бы само поместье не хотело отпускать Катарину в последний путь. Не в силах идти дальше, Клод опустился на колени посреди пыльной дороги, опустил сверток на землю и закрыл глаза, пытаясь восстановить дыхание. Вся тяжесть вдруг мигом схлынула с него, в голове прояснилось и даже дышать стало намного легче.

— Ее не отпустят так просто, — сказал кто-то рядом.

Клод повернул голову и увидел Лиса, который теперь не просто вкладывал свои слова ему в голову, а немного раскрывал пасть, будто действительно разговаривал.

— Стоит Катарине обрести покой, проклятие начнет разрушаться, — продолжил Лис. — А как только чары станут слабеть, начнет слабеть и ведьма. Подумай сам, разве она может это допустить?

— Конечно, нет, — ответил Клод слегка раздраженно. Он ощущал себя ребенком, которому объясняют очевидные вещи. — Но что с этим делать?

— Бороться, — ответил Лис, и Клод почему-то ощутил себя до крайности глупо, потому что и сам понял это еще до того, как задал вопрос.

— Разве нет другого пути? — спросил юноша с надеждой. Не может же быть, чтобы все было настолько просто. — Нет заклинаний, какой-то особой магии?

Лис только смотрел куда-то сквозь него своими ярко-красными глазами.

— Все проклятия и заклинания — еще одна форма энергии, силы, если хочешь, — голос звучал мягко и сдержанно. — Чтобы наложить чары на целый город количество выбрасываемой энергии должно быть невообразимое, едва ли не равное в сумме энергии нескольких человек за всю жизнь. Неужели ты думаешь, что пара слов заклинания сможет победить такую мощь?

Клод смутился и опустил глаза.

— То есть все это… — он покосился на сверток. — Проклятие?

— Да, — Лис кивнул. — Маргарита была крайне одаренным магом, хотя и не осознавала всей своей силы. Эмоции и чувства, которые она так долго хранила в себе, вырвались наружу и объединились с древним злом, дремлющим в каждом из нас, — так появилась лихорадка. Уже сгорая в огне, Маргарита поняла, что натворила и попыталась остановить эпидемию, отчего ее погребальный костер стал таковым почти для половины города, но она добилась желаемого — болезнь отступила. Пока на ее место не пришла другая, более могущественная, и, к сожалению, куда более озлобленная на мир ведьма…

— Пришла? — удивился Клод. — Она не родилась в Тремоле?

— Насколько я знаю, нет.

— Я думал, ты знаешь все, — разочарованно протянул юноша.

— Я не могу знать все — я всего лишь дух, заключенный в теле лисицы. Только так я могу жить, а значит, пытаться спасти город, который мне небезразличен.

— Но кто же ты тогда? Почему так стараешься помочь мне, но не раскрываешь всей правды?

Лис промолчал, а Клоду показалось, что он улыбнулся. Небольшую паузу спустя голос в голове Клода произнес: «Ты все узнаешь со временем».

Догадавшись, что это было окончание беседы, Клод поднял свой сверток и с удивлением обнаружил, что теперь он стал куда легче. Лис бежал впереди, освещая своей слабо мерцающей шерсткой путь. Клод уверенно шел за ним через пепелище, хотя саму дорогу уже не узнавал — она вела куда-то в сторону от моста и города. Через два резких поворота серебристая гладь реки вовсе исчезла из поля зрения, и путь лежал куда-то в гору.

— Куда мы идем? — спросил Клод, уже изрядно запыхавшись и осознавая, что окончательно заблудился и больше не ориентируется в пространстве. Плюс ко всему его ноша снова заметно потяжелела и начинала оттягивать руки.

— Очевидно, на кладбище, — спокойно ответил Лис, не сбавляя темп.

— Но кладбище ведь за городом, — возразил Клод. — Я был там, когда только приехал сюда. Это совсем в другой стороне.

— Я бы не был так уверен на твоем месте.

Клод, недоумевая, замолк и послушно продолжил идти, хотя серьезно сомневался, что Лис действительно выведет его на нужную дорогу. Где-то вдалеке мелькали темные силуэты домов, среди которых горящих окон было практически не видно. Лай собак становился громче, а Клоду значительно полегчало: после гнетущей тишины поместья здесь был просто глоток жизни.